Украденный поцелуй

Ясно же, что борьба с ним бесполезна. Если не считать того, что я убью его или себя, да еще и стану причиной смерти отца, другого пути, кроме как уступить ему, я не вижу. По крайней мере, пока я не преодолею свое безумие к нему или у меня не появится возможность сбежать. Как только я сбегу и снова буду со своей семьей, уверена, что мои мозги встанут на место. Однако у меня все же имеется один вопрос:

— Бренд, неужели ты не понимаешь, насколько безумна твоя жажда мести? Какими бы печальными ни были последствия моих действий, они были непреднамеренными. Я была тогда ребенком. Как и ты. Ты не должен быть таким озлобленным на меня из-за того, что одиннадцатилетняя девочка сообщила своему отцу, что ее поцеловал мальчик. В чем истинная причина того, что ты так ко мне относишься?

Как я и ожидала, он молчит.

Это подтверждает мои подозрения.

— Ты не можешь сказать? Не можешь выбросить меня из головы, да? Ты пытался бесчисленное количество раз выкинуть меня из головы все эти годы. И решил обвинить меня во всем, что случилось с твоей семьей, хотя скорее всего, ты сам виноват в том, что произошло с твоим отцом из-за того, что ты испытывал желание ко мне.

Он опускает голову и едва сдерживается, и я понимаю, что оказалась права, нажав на его больную мозоль. Я продолжаю:

— Ты хочешь убить меня, но в то же время и поиметь. Ты не можешь определиться, и это разрывает тебя на части, но одно можно сказать точно. Ты хочешь, чтобы я страдала... так же, как и ты.

Он поднимает голову, и я вижу, как его голодный взгляд скользит по моей груди, затем он возвращается к моим глазам.

Я чувствую мороз по коже. Похоже, я окончательно сошла с ума. Может это страх и ужас, но, несмотря на то, что все во мне кричит сохранить последние крупицы достоинства, я расстегиваю молнию на юбке, которая падает на пол. Переступаю через нее, оставшись перед Брендом почти голой посреди его большой столовой. У меня такое чувство, будто меня сейчас вырвет. Но я пытаюсь сохранить свое самообладание и смотрю ему прямо в глаза.

— Давай, — уверенно говорю я. — Может это единственный выход, чтобы прекратить это безумие между нами.

Он молча пожирает мое тело глазами.

— Где ты меня возьмешь? — Требовательно спрашиваю я, скользя взглядом по дорогим обоям, зная, что они дорогие, потому что у нас в доме точно такие же в столовой. — У стены? — Потом опускаю глаза на отполированный деревянный пол. — На полу?

Он по-прежнему молчит, я поворачиваю голову в сторону обеденного стола. И целеустремленно направляюсь к нему, сметая рукой всю посуду на пол. Тарелки с едой падают, за ними столовые приборы, серебряные баночки с солью и перцем. Хрустальный графин с красным вином умудряется не разбиться, но драгоценное содержимое выливается на пол. Великолепная фарфоровая ваза разбивается вдребезги, цветы из нее разлетаются во все стороны. Вода разливается во все стороны, перемешиваясь с красным вином. Я устроила ужасный беспорядок. Мама бы пришла в ужас.

Я сажусь на пустой стол и делаю просто немыслимое — широко раздвигаю ноги.

А потом встречаюсь с ним взглядом, сердце так громко колотиться, что я почти ничего не слышу. Он неторопливо подходит ко мне, не сводя с меня глаз, остановившись в шаге. Очень аккуратно и нежно он запускает в меня два пальца. У меня открывается рот в беззвучном вздохе. Несколько секунд его пальцы остаются неподвижными, затем он убирает их. Подносит их к моему лицу и проводит подушечками, на которых осталась моя влага по щеке, сначала по одной, потом по другой. Как будто он рисует линии, как рисовали индейцы у себя на лицах.

— Тебе больше идет быть принцессой-воительницей, дикой и свирепой, — говорит он почти с грустью.

Затем он разворачивается и выходит из комнаты. На меня обрушивается такой стыд, что мне хочется убежать отсюда и больше никогда его не видеть. Я направляю взгляд к окну. За окном идет легкий снег, я не выживу там в своей разорванной одежде. Не знаю, как мне удается, но каким-то образом я все же спускаюсь из-за стола, собираю свою одежду, натягиваю ее на себя и выхожу из столовой с высоко поднятой головой, насколько могу, держать себя в руках.

Глава четырнадцатая

Лилиана

Кто-то стучится в мою дверь, я чуть не подпрыгиваю от неожиданности на кровати.

Это либо Бренд, либо кто-то из слуг. Я слышу, как поворачивается ключ в замке. Я закрываю глаза и опускаю голову на подушку, делая вид, что сплю.

Потом слышатся шаги, которые замирают на мгновение, отходят от моей кровати и направляются к журнальному столику. Слышится шарканье, а затем звон тарелок. Я поднимаю голову и вижу миссис Паркс.

Она приветливо улыбается, подзывая меня к накрытому столику, но я грубо отвечаю:

— Уходите и оставьте меня в покое.

— Я только что целый час на четвереньках убирала столовую, — говорит она, и мне тут же становится стыдно. Она, в конце концов, ни в чем не виновата. Я не хотела, чтобы она страдала от моей неуемной, яростной реакции на Бренда. — Ты должна позавтракать. Прошу, присоединяйся ко мне.

Словно по сигналу, мой предательский желудок начинает протестующе урчать.

— Спасибо, но я не голодна.

Она садится и наливает в чашку кофе.

— На твоем месте я бы берегла силы. Кто знает, когда они могут тебе пригодиться. — Она делает глоток кофе и смотрит на меня поверх чашки.

Я встаю.

— Если не возражаете, я сначала почищу зубы. — Почистив зубы, я присоединяюсь к ней на диване за журнальным столиком.

Она протягивает мне тарелку с сэндвичами, я выбираю один. Белый хлеб с яичницей. Сэндвич в два укуса. Я протягиваю руку и беру следующий с ветчиной и помидорами. Вкусно, потом я нацеливаюсь на сэндвич с огурцом. Я даже не ожидала, что так проголодалась, поэтому только в середине завтрака поднимаю голову и встречаюсь с глазами миссис Паркс, наблюдающей за мной. Мне не удобно, потому что я вела себя вчера по-свински, учитывая тот бардак, который устроила в столовой.

Она как будто чувствует мой дискомфорт.

— У тебя и так много причин для беспокойства, — извиняющимся тоном говорит она. — Я не хочу добавлять тебе проблем.

Я перестаю жевать и внимательно, изучая, разглядываю выражение ее лица. У нее по-настоящему добрые глаза, но ее лицо испещрено морщинками, особенно под глазами, может от улыбок или эти морщинки от жизненных трудностей? Она может быть моим лучшим шансом для моего спасения или же с помощью нее я могу узнать, как можно больше о Бренде.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я спрошу, вы хорошо знаете Бренда? Или он просто ваш работодатель? Просто он называет вас Линди.

— Бренд появился в моей жизни давным-давно, думаю, ему тогда было лет пятнадцать.

У меня сердце подскакивает к горлу, как только я ловлю себя на мысли, что именно примерно в этом возрасте мой отец уволил его отца.

— Как вы познакомились? — Спрашиваю я более нетерпеливо, чем мне хотелось бы.

— Я увидела его в столовой для бездомных в Южном Илинге. Он приходил каждое утро и каждый вечер, как часы. Я тоже ходила туда и на завтрак, и на ужин, так что жалости у меня было немного для других, но меня поразило, насколько он был молод. Он всегда выглядел грязно и неопрятно, но однажды он пришел весь в синяках и крови. Я не могла отвести от него глаз.