Украденный поцелуй

Дверь за ней закрывается и щелкает замок.

Не знаю, столько я простояла, глядя на запертую дверь, но в конце концов, выкидываю путанные мысли из головы и направляюсь искать ванную. Болезненный удар головой о кафель стены заставляет меня проснуться. Невероятно, но я заснула прямо на сиденье унитаза. Должно быть, сказывается затяжной эффект препарата, который мне вколол тот парень. Я трясу головой, пытаясь отогнать остатки сна, думая принять душ. Он, однозначно, взбодрит меня и заставит чувствовать себя не такой грязной.

На мраморной столешнице я нахожу все самое необходимое: зубные щетки, мыло, полотенца. Заперев дверь, я быстро принимаю душ, потом стираю трусики в раковине и прячу их за использованным полотенцем на вешалке, чтобы они высохли. К сожалению, мне приходится снова надевать свою не такую уж свежую одежду, которая мне кажется пропахла луком и сардинами. Отперев дверь, я выхожу в спальню. В комнате имеется еще одна дверь. С любопытством я тяну за ручку.

И она открывается — это гардеробная с рядами одежда. Здесь имеются полки с десятками и десятками дизайнерских сумок, некоторые из них у меня уже есть. Под ними стоит впечатляющий ассортимент обуви на высоких каблуках.

Я не могу поверить, что эта обувь мне подходит, поэтому быстро хватаю первый ботинок и надеваю, чтобы проверить размер. Шесть с половиной точно. Я примеряю и другие, все они моего размера. В углу я замечаю комод, поспешно выдвигаю ящики, стопками сложенное нижнее белье, лифчики все моего размера.

Я внимательно рассматриваю нижнее белье, и задвинув ящик, меня окутывает леденящий душу страх. Все эти вещи различной расцветки и дизайна, но имеется одно сходство между ними. Трусики — все стринги. Я отступаю на шаг назад, окидывая взглядом туфли и одежду, замечаю то, что упустила ранее: эти наряды больше подходят проститутке.

Он хочет превратить меня в проститутку.

И его слова вчера начинают, как заезженная пластинка, крутиться в голове: «Ну, что ж, я трахну твой труп. Ты не нужна мне живой, чтобы наслаждаться твоим телом». Я падаю на пол без сил, потому что каждая унция силы, которой я обладала, превращается в пепел.

Кто-то стучит во входную дверь, я разворачиваюсь и бегу обратно в свою спальню. Снова стучат, должно быть, это одна из горничных принесла мне поднос с едой. Я кричу, что не голодна, и замираю, пока не слышу ее удаляющихся шагов. Потом медленно возвращаюсь в ванную. Трусики высохли, и тихо всхлипывая, не в состоянии сдержать свои всхлипы, я натягиваю их и иду в угол комнаты. С этого места я могу спокойно осмотреть всю комнату.

«Все будет хорошо, Лилиана», — утешаю я себя, хотя и не верю в это. Слезы начинают течь все сильнее и сильнее, пока не начинает болеть горло, а в голове не начинают стучать молоточки.

Глава восьмая

Бренд

https://www.youtube.com/watch?v=My2FRPA3Gf8

Я обнаруживаю ее скорчившейся в углу спальни, с опущенной головой, отчего ее блестящие волосы покрывают лицо, плечи и руки. Внутренний голос кричит от ужаса у меня в голове. Что я сотворил со своей мечтой? Во рту чувствуется привкус желчи. Я с болью глубоко вздыхаю, сердцебиение такое сильное, что я слышу, как кровь стучит у меня в ушах. Нависнув над ней, сердитый и смущенный своей реакцией, что обнаружил ее в таком состоянии, и пытаясь себя успокоить, что у меня нет к ней никаких чувств, кроме мести. Я собираюсь заняться с ней сексом только потому, что она моя должница, она обязана выплатить мне долг своей семьи, а потом я откажусь от нее, не испытывая никаких угрызений совести, как мужчина, смывающий использованный презерватив в унитаз, после того, как переспал с проституткой.

Я молча наблюдаю за ней несколько секунд. Она выглядит такой хрупкой и потерянной, жалкой. Я стараюсь придать себе силы, ожесточить свое сердце. Просто в утреннем свете она выглядит такой. И вспоминаю, как она была избалованной девчонкой, а теперь для меня всего лишь богатая сучка, ноги которой я буду раздвигать, когда захочу. У окна стоит кресло. Я притягиваю его к себе, деревянные ножки скрежещут по твердому деревянному полу, жуткий звук.

И от этого звука она просыпается.

Я устанавливаю кресло в десяти шагах от нее. Опускаясь, она поднимается во весь рост, расставив ноги на ширине плеч, словно готовая к бою. Я тут же замечаю ужас в ее глазах. Это хороший признак. Он удовлетворяет ту мою часть, которая хочет увидеть ее пресмыкающейся передо мной, потеряв все свое достоинство. Я хочу увидеть ее такой же, как и был мой отец много лет назад у них в доме.

Да, ей следует меня бояться. Я управляю ее жизнью. С легкостью я мог бы легко погладить ее нежную белую шею перед тем, как ее сломать.

Откинув волосы с глаз, она поправляет одежду и прислоняется к стене. Я замечаю, что она привела себя в порядок. Ее лицо теперь полностью лишено вчерашнего макияжа, и меня поражает, что она выглядит также, как девять лет назад. Яркие глаза, светлые, в них бушует огонь. Тогда она казалась мне прекрасной, как ангел.

Но тогда я был мальчишкой. Дураком, не понимающим, что делаю.

Я пристально смотрю на нее и вижу, как ее уверенность начинает медленно превращаться в ничто. Тем не менее, она выпрямляет спину, поднимает подбородок и говорит:

— Чего ты хочешь?

Я медленно улыбаюсь.

— Я слышал, ты хотела стать писательницей. Я хочу рассказать тебе одну историю.

Она молчит, смущенно нахмурив брови.

— Ты не узнаешь меня, Лилиана? — Вежливо спрашиваю я.

Она изучающе рассматривает меня, ее хмурый взгляд становится еще более хмурым. У меня руки сжимаются в кулаки. Она должна меня помнить. Должна. Затем, будто она что-то вспоминает. Смотрит на меня с недоверием, потом открывает рот, словно испытывает шок.

Для меня, будто все время мира остановилось. Тянутся ужасно медленно секунды, но она отказывается сообщать мне о своем открытии. Она не готова признаться в том, что вспомнила меня. Что за сука, мать твою! Я хватаю пепельницу со столика и швыряю ее через комнату. Она пролетает в нескольких дюймах от ее головы и разбивается вдребезги о стену.

Лилиана начинает визжать.

— Я задал тебе, черт побери, вопрос. — Сквозь стиснутые зубы, замечаю я.

— Нет, — кричит она в ответ.

Я понимаю, что она лжет. А чего еще стоит ожидать от дочери Джека Идена? Каков отец — такова и дочь. Я разжимаю кулаки, мне нужно вернуть свой контроль. Я не могу позволить ей взять над собой верх. С тихим смехом я откидываюсь на спинку кресла и насмешливо смотрю на нее.

— Хорошо. Я расскажу тебе свою историю, возможно, она поможет тебе... вспомнить.

Она сжимает руки с такой силой, что костяшки ее пальцев белеют.

— Когда-то у меня тоже была семья, — начинаю я, устраиваясь поудобнее в кресле. — Не менее любимая, чем твоя. Мой отец был садовником, и мы жили в фургоне, как и все цыгане. Мы никогда не останавливались на одном месте больше, чем на несколько месяцев. — Мое лицо кривится в усмешке. — Мы не могли этого сделать, потому что копы — свиньи все равно бы прогнали нас с этого места. — Я замолкаю. — Постой... моя история кажется тебе недостаточно поэтичной, не так ли?

Даже с другого конца комнаты я слышу, как ее дыхание учащается от напряжения и тревоги.

— Я хочу сказать, что моя семья не была какой-то особенной. Извини, — Я поднимаю глаза к потолку. Как мне ей все рассказать, чтобы история моей семьи была достойной внимания дочери Джека Идена?

Она с вниманием смотрит на меня, полностью прикованная вниманием к моей истории. Почти не моргает.

— У моей матери были длинные черные волосы и ярко-зеленые глаза. Она была очень красивая. Самые сильные и известные мужчины в нашем клане хотели жениться на ней, но она выбрала моего отца. Помню, она листьями герани, которую отец приносил домой, румянила щеки.