Украинское солнце
Шрифт:
– Нет… – почти проплакал Влад, не изменяя выражения раскаивающегося лица. В его горле стоял комок, отчего ему хотелось прокашляться, но он не смел даже пошевелиться.
–Ну, так в чем причина тогда? А? Что ты молчишь?
–Я задержался у Саши, потому что…
– Что ты там мямлишь? Или ты думаешь, что этот Саша тебя будет кормить? – от ярости голос Глеба становился тише, и от этого Владу было еще страшнее. В сложившейся ситуации братья были бессильны друг перед другом: Влад не в силах был оправдаться, а Глеб не хотел ничего принимать.
Влад стоял неподвижно, не чувствуя ни ног, ни рук, он только и думал, чего можно было ожидать от брата, который то возбужденно размахивал руками, то обессиленно их ронял.
– Тебя что, ничего в семье не касается или ты обособленно ото
Глеб вошел первым, Влад – вслед за ним. В сарае зашелестели под ногами свежие опилки, заскрипел деревянный пол. Глеб изнутри запер дверь и тут же, не раздумывая, дал два увесистых подзатыльника брату. От резкого движения из-под подошв вылетели опилки.
– Будешь еще так подводить меня, как сегодня? А? – вместе с вопросом Влад получил пощечину, он уже плакал, но плакал больше от обиды, чем от боли. – Не слышу! – И тут же, не дожидаясь ответа, Глеб сорвался. Загнанного в угол Влада он принялся бить по щекам, а потом, разгорячась, стал бить по плечу и в грудь, но уже кулаками. Влад надрывно рыдал и сорванным голосом кричал: «Не надо!» В его ушах звенели перепонки. Глеб не вкладывал в удары особой силы, стараясь лишь напугать, но и это было уже слишком. Внезапно Глеб как будто пришел в себя: он остановился и замер. Влад не переставал плакать. Забившись в угол, он не отводил глаз от брата, который, опомнившись, вышел вон, но через минуту неожиданно вернулся.
– Пойдем! – сказал Глеб. Влад молча встал. Глаза его были красны, на правом локте была ссадина, грудь подергивалась от всхлипываний. Он стряхнул с себя опилки и медленно вышел с сознанием того, что теперь уже может никому ничего не объяснять, да и никому не нужны были его объяснения. Выходя из сарая, он не заметил ступеньку и чуть не упал, но удержался на ногах. От резкого движения со спины и с головы посыпались остатки прилипших опилок. Глеб закрыл за ним дверь, и они оба направились в сторону дома.
Влад шел сзади, стараясь скрыть от прохожих слезы. Он никак не мог успокоиться. У него не было ни злости, ни чувства мести, лишь одна обида на своих родителей, которые заставляли терпеть такое унижение. Глеб спустился с пригорка и обернулся в сторону Влада: тот шел, опустив голову. Почти у самого дома им встретилась мать. Влад, как обезумевший, сорвался с места и побежал прочь, но она, еще издали увидев его заплаканное лицо, кинулась его догонять.
–Влад, Влад, сынок! – ласково раздавалось вслед сыну. И Влад сдался. Он остановился и, не оборачиваясь, сменил бег на медленный шаг. Мать подбежала к нему. – Что, он бил тебя? Сильно, сынок? – она обнимала и гладила его ладонями по спине, по голове, тщетно пытаясь успокоить. В каждом ее материнском движении не было ни малейшей заминки: она уже это делала и еще не раз будет делать. Обернувшись, она стала бранить Глеба. – Изверг! Ну разве так можно?
Глеб стоял в стороне, не пытаясь оправдаться. Сейчас он действительно раскаивался. Позднее он извинится перед братом и матерью, дав обещание в том, что никогда больше и пальцем его не тронет.
Мать за руку повела Влада домой, а ребенок этот и не требовал к себе ласки и внимания, потому что никогда
он этим избалован не был.14
Вот уже целый месяц Анастасия Павловна терпеливо ждала от Надежды ответа на предложение о совместной поездке на заработки. Почему-то с самого начала она была твердо убеждена в том, что намерения младшей подруги оставались в силе, и она обязательно согласится на поездку в Турцию, которая быстро осваивалась российскими и украинскими челноками. Но со временем Анастасия Павловна стала замечать то, что былая непоколебимая решимость подруги взяться за новое дело вдруг куда-то стала исчезать. При каждой встрече с Анастасией Павловной она вела себя так, будто того разговора и не было. И вскоре Анастасия Павловна решила отказаться от затеи брать в напарницы свою подругу – в зеркале будущих событий она видела только свое отражение.
Анастасия Павловна сидела у окна, поджав ноги под стул и мирно сложив руки. Было около семи утра. Она задумчиво смотрела в окно, так что не сразу заметила вошедшего на кухню Глеба.
–Привет, мам! Мне такой сон приснился! – восторженно пропел Глеб, остановившись в дверном проеме. Крепкий сон принес ему силы и свежесть. Он улыбался, был вдохновлен, но вместе с тем и слегка растерян. Анастасия Павловна, повернув голову, удивленно смотрела на сына. На секунду он замолчал, уставившись в одну точку, но потом, словно вспомнив что-то важное, о чем он так рвался сообщить, очнулся, и лицо его засияло радостью и теплотой от воспоминаний о чудесном сне.
–Мама, мне приснился Господь Бог! Под утро в окне спальни, озаряя всю комнату, появился яркий-яркий свет, шторы переливались золотом! И этот свет падающей звездой приближался все ближе и ближе, и, когда он уже был совсем рядом, в окне предстал образ Господа, парящего в воздухе. Он был в красивом одеянии, и от него исходило сияние. Как только я его увидел, то почувствовал тепло. Я поднялся с постели в ожидании чуда. «Все будет хорошо! Все будет хорошо!» – сказал он мне и так же неожиданно исчез, как и появился. У меня такое ощущение, будто я всю жизнь ждал этого момента!
Мать все это время, не отрывая взгляда, любовалась сыном. Как же он сейчас был счастлив из-за появившегося перед ним знамения! Из его уст лилась рекой радость. Он, захлебываясь, снова и снова пересказывал свой сон, добавляя и дорисовывая. Но для чуткой матери не это было важным, а именно то, что ее сын сейчас испытывал настоящее счастье и облегчение. Он действительно ждал чуда! Когда, казалось, Глеб высказался, мать жестом подозвала его к себе. Прижавшись к матери и положив на ее плечо голову, Глеб слушал, как билось ее сердце. Вот так бы и всю жизнь он хотел чувствовать, как материнская рука нежно перебирает его волосы. Погрузившись в детские воспоминания, Глеб думал о любви к матери и о Боге.
– Знаешь, Глеб, – прервала молчание мать, – не буду я надеяться на эту Надю! Пока она решится ехать, я упущу свой шанс. Я и сама знаю, как все организовать! Ты как считаешь?
–Всем известно, что Надя молоть языком только может! На словах она все знает и может. Я всегда был уверен, что ты сама без нее сможешь все провернуть. И тебя в этом только поддерживаю! Конечно, легче было бы поехать вдвоем. Надя, возможно, знает, как и через кого поехать в эту Турцию, только поэтому ты ее до сих пор и ждешь. Но ты и сама нигде не пропадешь!
–Знает? Да она знает не больше, чем я! Надя! Ее не оторвать от теплого места! На нее только понадейся! Кому я нужна? Пока сама все не узнаю, никто не подскажет. Нужно только на себя надеяться! Да и потом, может, я и не в Турцию поеду! Что Турция? Надо что-то интереснее найти!
– А куда тогда ты хочешь поехать? – Глеб удивленно посмотрел на нее.
– Я слышала, что можно поехать на заработки в Грецию. Даже визу туда легче получить! Но видишь, какая ситуация: в Турцию едешь только за одеждой, по времени это займет недели две, а в Грецию едешь для того, чтобы найти там работу, и работа нужна на длительное время, где-то на полгода или больше, – мать встала со стула и стала оживленно ходить по кухне. – Пора принимать решение, и чем раньше, тем лучше! Неужели я не смогу?! Смогу, конечно!