Украсть миллиард
Шрифт:
— Крыса! — Леди взволновалась.
— Да все гут. Уходим из-под обстрела.
И верно, стрельба прекратилась. Копы заложили вслед за мной. Ретиво, хотя и отстали на лишних пару метров. Я обернулся и узрел еще одного участника гонки — вертолет.
— Если так и дальше пойдет, скоро они вызовут штурмовики и нам хана! — процедил я сквозь зубы.
Леди мне не ответила. Он действовала. На корме что-то слегка пискнуло и зажужжало.
— Опа, — изумился я, увидев, как наш кабриолет, легким движением превращается в полноценное…даже не знаю что.
Крыша накрыла
— И то верно, — заметил я, — а то солнце печет, а я без панамы.
И тут что-то брякнуло по обшивке. Это походу в нас все же попали. Уж, не с вертушки ли?!
А потом я был поражен до глубины моей несознательной души! Мы нырнули. И, кажется, довольно глубоко.
— Ни хрена себе, пельмень!
— А то! — задорно отозвалась Леди, ничуть не шокированная моим французским.
— Об этом ты не предупреждала.
Леди промолчала, а я вцепился глазами в подводный мир, который до этого видел так близко только в детстве по телевизору. Перед моими глазами замаячила борода длинных водорослей, в которой играли в салки две небольшие рыбки пчелиной раскраски. Мимо, покачиваясь, проплыла роскошная медуза. К сожалению, кабина ограничивала обзор, а я уже почувствовал себя капитаном Немо.
— Крыса, а фотоаппарат где? — вдруг спросила Леди, сбив мой восторг юного натуралиста.
— Фотоаппарат? — не сразу въехал я, занятый наблюдением за плоскомордой серой рыбиной величиной с болонку, с длинными острыми плавниками.
— На вилле Лумпоне ты был с фотоаппаратом, — подтолкнула она, — а потом он куда-то пропал.
— А-а… Утопил в пруду.
— Каком пруду?
— С золотыми рыбками, — пояснил я, — а куда его еще? Не тащить же с собой?
— Внутри периметра? — не отставала она.
— Ну да, — я поразился ее странной настойчивости, — а что, это плохо?
Леди замолчала секунд на пять.
— Это… неосторожно, — наконец, отозвалась она, — пруд — не океан. Его наверняка регулярно чистят. А уж теперь точно каждый сантиметр обнюхают. Покушение на премьер-министра — не шутка.
— И что? — все-таки не понял я, — моих отпечатков пальцев там не будет, вода их не сохранит.
— Будет номер фотоаппарата.
— Велика беда! Я его не покупал. И сомневаюсь, что его покупал Папа. У него для такого дела шестерки есть.
— Все равно, сам фотоаппарат из магазина прямо в пруд попасть не мог, — с нечеловеческим терпением пояснила Леди. Ее интонации вдруг здорово напомнили мне Кролика, — кто-то его купил. Этого «кого-то» найдут, он расскажет, для кого и когда покупал, выйдут на твоего Папу…
— Он не мой Папа, слава богу, — фыркнул я.
— Не важно. Выйдут. И он тебя сдаст. С дорогой душой.
— Слишком много «если», — возразил я, — если почистят, если найдут, если расколется, и если Папа вообще снизойдет до разговора с каким-то копом. Скорее, пошлет к нему своего юриста.
— Ты, случайно, не помнишь номера этого фотоаппарата? — спросила Леди, но по ее голосу я понял, что утвердительного ответа она не ждет.
— Мне
и в голову не пришло его посмотреть.— Плохо. Если б ты смог припомнить хоть какие-то цифры, я нашла бы этот несчастный «Никон» первая и удалила из базы данных. А так — где его искать?
Я мысленно порадовался, что не сболтнул ей про часы. Если так расстроилась из-за левого «Никона», утопленного в пруду, что б с ней было, узнай она о личном подарке Папы?..
— Да не расстраивайся, — попытался я, — уликой больше — уликой меньше. С моим послужным списком — вряд ли меня вообще потащат в суд.
— Крыса, чтобы прикрыть тебя, я должна хотя бы догадываться, с какой стороны полетят пули! — взорвалась она.
— А если они полетят со всех сторон сразу? — примиряющим тоном спросил я.
— Тогда падай на землю, дурачок…
— Как? А можно еще раз — последнее слово?
— Дурачок, — протянула она, явно оттаивая. Я едва не заурчал от удовольствия, все же что-то было в ее голосе.
Секунды летели, слишком быстрые, быстрее, чем эти, не к ночи помянутые пули. А я смаковал ее голос, как дорогой коньяк, согретый в мягкий женских ладонях.
— Леди?
— Я здесь, — тихонько отозвалась она.
— А почему молчишь?
— Мне нравится молчать с тобой, — со странным удивлением проговорила она, словно не веря самой себе.
Я встрепенулся, как конь. Но секунду подумал — и захлопнул пасть. На эту девушку нельзя было давить, это я уже сообразил. При малейшей попытке она исчезнет. А я не хотел, чтобы она исчезала. Мне тоже нравилось молчать с ней. Но, возможно, было занятие, которое нам понравиться еще больше?
— Леди, — позвал я, — а ты петь умеешь?
— Что? — изумилась она, — нет, конечно. Твою песню делала профессиональная команда. По моей просьбе.
— Твой голос просто создан, чтобы петь, — возразил я.
— Возможно. Но я никогда не пробовала… Понятия не имею, как это делается.
— Очень просто, — я вытянул руку и привычно защелкал пальцами, отсчитывая ритм.
— Крыса, прости, — неуверенно вмешалась она, — если те звуки, которые ты производишь — то, что я думаю, то ты два раза отстал примерно на одну тридцать вторую.
— Ничего себе? — поразился я, мгновенно забывая красоты подводного мира, — если ты ЭТО слышишь…
— Я не слышу. Я считаю.
— Да? Ну ладно, наверное, это неважно. Запомни — немного отставать можно, это ничего. Главное — вперед не забегать. Теперь я напою, а ты попробуй подстроиться.
…Besame, besame mucho
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Besame, besame mucho
Que tendo miedo tenerte, y perderte despues.
Почему мне в голову пришла именно эта, до дыр затертая песня? Не знаю. Как-то само легло на язык. И не спрашивайте меня ни о чем. Просто — не надо!
Бесаме, бесаме мучо…
Я уплываю, ждет меня берег другой.
Бесаме, бесаме мучо…
Так будет лучше, прощай.
Мое сердце с тобой.
На глубине «в десять тысяч сомнительных метров», в кабинете Клары Ивановны, прогудел телефон.