Уличные птицы (грязный роман)

– Ваши формы не имеют изъяна, - Граф повернулся на бок - лицом к солнцу. Алена увидела шрамы на его спине и ягодицах:

– Вы воевали?!

– Ну что Вы, я - существо сугубо мирное, - расчет Графа был верен - Алена мгновенно оттаяла и даже предложила выпить вина за знакомство.

Стаканов не было, пили по очереди из бутылки, усевшись рядом на покрывале. Анжела ела Графа глазами, и чем больше хмелела, тем резче становилось ее дыхание и откровеннее взгляды. У Алены глаза оказались черными, как угольки.

Слегка повеселевшие фемины стали дурачиться в бадминтон, их груди обалденно вздрагивали во время взмаха ракеткой, а когда валанчик улетал, Алена кокетливо приседала, бросала короткий взгляд на Графа и звонко хохотала, Анжела напротив, не сгибая коленей, повернувшись к Графу задом, медленно наклонялась, выпрямлялась, откровенно смотрела на Графа, и девицы вместе заливались смехом. Реакция была неизбежна – все скромные восемнадцать сантиметров Графа вытянулись по стойке смирно. Анжела швырнула ракетку, подбежала к Графу и закричала: «Ой, какой пупсик!», упала на колени, обеими руками схватила Графа за член, рывком сдвинула крайнюю плоть, большим теплым языком лизнула головку, и, как циркачка при джигитовке, резко перебросила ногу через Графа попав прямо в седло, закинула назад голову с выражением блаженства на лице, глубоко и ровно дыша чуть приоткрытым ртом, поскакала в ей лишь ведомую даль.

Все произошло мгновенно, и растерявшаяся Алена, еще не попадавшая в подобную ситуацию, некоторое время стояла в замешательстве с ракеткой в руке и улыбкой на лице, сохранившейся с момента игры. Потом она отвернулась, и так ждала, пока Анжела пронзительно не завизжала, получая оргазм.

– Счастливая, - на вдохе сказала Алена.
– Можете верить, можете - нет, но я могу кончить, только когда знаю, что в лопатнике партнера куча бабок, и пусть он - старый урод, я реально кончаю. И сколько бы на мне не пыхтел нищий красавец, я не могу заставить себя даже воспринимать это занятие как секс, - резким не женским движением она наклонилась за сигаретой, и уселась на сухую траву рядом с подстилкой.

Обман выдохнул в лицо Графа прозрачное облачко, прикрывающее ничтожный намек Истины:

– В тебе говорит подсознательный страх смерти, а в принципе ты абсолютно права, - тихо, как бы для себя, сказал Граф. – Секс, не для продолжения рода, - занятие, по сути, бессмысленное, а ты хоть что-то для себя в этом нашла практическое. Вот Анжелка от секса хочет горячих эндорфинов. Ты честно прешься от лаве, а не ищешь абстрактный lоve. Что ж, деньги – эквивалент свободы. Получать оргазм от свободы и за свободу -прекрасно. Есть такие, которые, как в мутной воде потерянные очки, ищут Свободу в безудержном пореве или в пучеглазом воздержании - это точно хуйня, - Граф взял с покрывала большую сливу, лизнул ее и положил на место:

– А секс... Если вспомнить, что есть только три естественных отправления живых существ: жратва, сранье и секс. Первые два органично выполняются в одиночку, а полноценный секс, тут недостаточно одного участника. И если на минутку забыть о функции размножения, секс - это форма общения, и хороший путь к вазимопониманию. Трудно сказать, есть ли в сексе красота. Особенно, если представить секс горбатой и безногого. Но в человеческом сексе есть одно, что делает его ценным, это то, что предшествует ему, питает его, это – Искушение. Искушение – ствол дерева, на котором растут две могучие ветви: секс и искусство. Секс доступен каждому, искусство - удел шаманов.

Граф встал, подошел к Алене, ласково провел ей ладонью по голове, спине, аккуратно перевел ее в позу «раком», крепко взял за талию, Алена прогнула спину, подчиняясь, и Граф вошел в ее темное отверстие. После яростной пятнадцатиминутной атаки у Алены внизу живота забилось, запульсировало второе сердце, она выгнулась, по ее телу пробежала электрическая судорога, и она обмякла.

Глядя на происходящее, сисястая хохлушка с остервенением наяривала себе клитор пальцами, и, кончив - как запнувшись на бегу, резко взвизгнула по-свиному.

Не вынув еще напряженный член, Граф продолжил монолог:

– Люди – потерявшиеся слепыши в кроне могучего дерева, растущего на стволе Искушения. В кроне, как в молоке, утонувшей в плотном тумане Великого Обмана. И ориентиры - лишь звуки шаманских бубнов.

Резким движением войдя в Алену еще раз, Граф продолжил:

– Пока шаман бъет в бубен - у него под ногами брод через воды Стикса, слепыши бросаются за ним, не понимая, что сам он блуждает по кочкам в тумане Великого Обмана, разум его жрут лешие, его жизнь, как любую другую, примет топь. Плоды древа Искушения - мы рождаемся и умираем в непроглядном тумане.

Граф отпустил Алену, поцеловал ее в загорелый зад, встал и начал мочиться на встречу Солнцу, после оргазма течение его мысли несколько изменилось и приобрело более практическую направленность:

– Созерцание, предвкушение – эротика, буйство бесплотных образов. Почему женщины не рассматривают журналы с голыми мужиками? От целомудрия? Нет. Просто, большинство женщин лишены эротизма, у них есть только сексуальность. «Женщины любят ушами», это как сны с сюжетом, но без зрительных образов, без красок и действий. По логике, делая боевую раскраску и надевая стрейч, который делает попу «сливкой», женщина хочет привлечь самцов, выбрать подходящего, и вовсю вершить с ним таинство. Не тут-то было. Снарядилась, раскрасилась, как апачи, и вот он - мужик, а дальше - пробел, сбой программы. Мужчины считают, что женщины любят «поломаться», нет, они не «ломаются» - они не знают «что делать», сознание зависает над пропастью. Лишь настойчивые упражнения с их телом и ушами, дойдя до критической массы, врубают в их головах красную лампочку: «СЕКС! СЕКС!». Кингстоны открыты, гормон вспенивает мозги - она кричит: «Ja, Ja, das ist gut, das ist Phantastisch!!!», - Граф сделал глоток вина и лег между дамами.
– А ты говоришь - бабки, это тобой придуманный мост через врожденную пустоту. Потрудись, заполни ее поцелуем, и ты – самая великая Женщина.

Солнце устало, с гор уже пополз запах ночи. Алена, положив голову на ногу Графа, смотрела на фиолетово-алый, не предвещающий ничего хорошего закат, и ей вспомнилось что-то северянинское:

Сжевана солнцем лиловая даль Моря, которого я не увижу. Солнца не жаль и моря не жаль,

Граф прищурился, взглянув на солнце, и цинично закончил четверостишие:

Жаль, что нет водки, бабы и крыши.

* * *

Лето текло струями меда. Граф наслаждался калейдоскопом мужчин и женщин, счастливых и не нищих, он купался в пустых разговорах, и общей независимости от времени суток. Он бродил по горам и приморским паркам среди благоухающих магнолий, любовался толстыми бражниками, на лету запускающими тонкие хоботки в цветки, разглядывал качающихся на травинках больших богомолов и палочников, ловил неуклюжих жуков «оленей». Ему хотелось вальсировать под луной, когда ночь орала ему в уши песней цикад.

В конце июля Граф обнаружил, что может глубоко нырять, давление воды не вызывало боли в его ушах, и не дышать он мог минуты две. На этой почве он скорефанился с маленького роста жилистым кривоногим татарином Равилем, которого местные звали «Виля-зек». Равиль жил у самого моря, в маленькой лачуге, сбитой из фанерных ящиков из-под индийского чая. Лачуга стояла под большой старой грушей, перезрелые груши гулко шлепались на жестяную крышу, лежали там, истекая сладким соком и привлекая несметные стада жирных жужжащих ос. Равиль был слегка горд, что имеет свой дом на берегу моря, и у него, даже есть какой-то документ, подтверждающий собственность. Жил татарин исключительно благодаря соседству с морем, он вылавливал рапанов и крабов, очищал их от содержимого, покрывал лаком и продавал торговцам сувенирами. У Вили-зека всегда были самые большие раковины и крабы, и ему хорошо платили. Граф из спортивного интереса помогал Виле, и тот взял за правило каждый вечер приглашать Графа то на жареного катрана, то на салат из мяса крабов, хорошее грузинское сухое или на веселый косячок.