Ультиматум Борна

Что это? На него смотрело почти скрытое тенью лицо, точно такое же, как и два предыдущих! Фигура покачнулась, вышла из тени на обочину тротуара и подняла на Панова мутные, налитые вином глаза. Старик в рваной одежде (господи, сколько ему лет?) едва мог двигаться. И он смотрел на него! В воображении Панова предстал целый город, наполненный только вот такими бродягами, бедность и психическое состояние которых вытолкнули их на улицу. Что он может сделать для них? Разве что обратиться по своим профессиональным каналам к бесчувственной администрации Вашингтона… Еще один, вон там! В углублении между двумя железными ночными жалюзи на витринах магазинов стоял еще один бродяга и тоже смотрел на него! Хватит, сколько можно! Ты уже начинаешь терять над собой контроль… Это просто бродяга, нищий. Иди вперед, ты можешь выбиться из графика. Выдерживать его – вот твоя основная задача… Переходи на другую сторону улицы… Иди вперед!

Тусклый лунный свет падал на две приближающиеся с разных сторон перекрещивающихся улиц к Смитсоновскому мемориалу мужские фигуры, искажая их действительный рост и делая их похожими на карликов. Подойдя вплотную друг к другу, мужчины молча прошли к ближайшей скамейке. Конклин сразу же устало опустился на скамью, тяжело опершись на трость. Панов остался стоять, беспокойно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь, как будто ожидая чего-то, о чем сам не имел ни малейшего представления. Было 3.23, стояло предрассветное утро, и единственными звуками в ночи было заунывное стрекотание сверчков в кустах и шелест летнего бриза в листве. Наконец Панов решился присесть.

– Все прошло спокойно? – спросил Конклин.

– Не знаю, – ответил психиатр. – Я чувствую себя опять не в своей тарелке, так же как и в Гонконге, только там мы знали, куда идем и кого можем встретить. По-моему, ты и твои приятели немного спятили.

– Ты сам себе противоречишь, Мо, – сказал Алекс, улыбнувшись. – Раньше ты говорил мне, что я полностью излечился.

– А, это… Тогда у тебя было небольшое обострение маниакально-депрессивного состояния, близкого к шизофрении. Но то, что мы делаем сегодня, – это же идиотизм! Сейчас около четырех утра. Люди, если только они не идиоты, не затевают ничего в такой ранний час.

Алекс внимательно посмотрел на лицо Панова, освещенное отражениями лучей прожекторов, подсвечивающих массивные фигуры мемориала.

– Ты сказал, что не знаешь, все ли было в порядке. Что это значит?

– Трудно сказать, Алекс. Многие мои пациенты часто грезят наяву, представляя себе различные неприятные для них образы, фигуры людей для вымещения на них собственной паники, оправдания внутреннего страха.

– Черт возьми, Мо. Ты не можешь выражаться яснее?

– Форма перенесения внутренних переживаний…

– Хватит, Мо, – прервал психиатра Конклин. – Что случилось? Что ты там видел?

– Фигуры людей… в изношенной, рваной одежде, медленно, болезненно, с трудом передвигающихся. Не так, как ты, Алекс, не по причине ран, а из-за возраста. Старые оборванцы, прячущиеся в темных углах и подъездах домов. Я видел их пять или шесть раз, пока шел от своего дома сюда. Два раза я останавливался и уже почти собирался звать на помощь твоих людей. Но каждый раз говорил себе: «Доктор, ты просто устал и перенервничал, ты ошибаешься, принимая жалких бездомных за то, чем они не могут быть, пугаешь сам себя».

– Вот оно! – возбужденно прошептал Конклин. – Ты видел в точности то же самое, что видел я, Мо. Я постоянно натыкался на таких же оборванных стариков, жалких, двигающихся очень медленно, медленнее меня… Что это значит? Кто они?

Шаги. Медленно, нерешительно по пустынной, испещренной тенями аллее к ним приближались две низкорослые фигуры. Старики. На первый взгляд их можно было без сомнений отнести к бездомным, во множестве распространившимся в городе. Но вместе с тем они чем-то отличались от обычных бродяг. Какой-то целеустремленностью, может быть. Оба остановились метрах в пяти от скамейки, оставаясь в тени. Лиц их не было видно. Старик слева заговорил. Его голос, с непонятным акцентом, звучал глухо, напряженно:

– Довольно необычное время и странное место выбрали почтенные, хорошо одетые джентльмены для встречи. Несправедливо занимать место отдыха других людей, которым, может быть, не так повезло в жизни.

– Здесь много других свободных скамеек, – вежливо заметил Алекс. – Разве они заняты?

– Нет. Эти скамейки общие. Их нельзя занимать, – ответил второй старик. Он прекрасно говорил по-английски, но все равно было ясно, что это не его родной язык. – Зачем вы пришли сюда?

– Какого черта вы к нам пристаете? – возмутился Алекс. – У нас свои дела, и вас они не касаются.

– Дела в таком месте и в такой час? – Первый старик огляделся по сторонам.

– Повторяю, – продолжил Алекс, – не суйте нос не в свои дела, и лучше проваливайте.

– Большие дела, понятно, – в тон Алексу проронил второй старик.

– О чем это они? – шепотом спросил пораженный Панов у Конклина.

– Уровень – Ноль, – тихо ответил ему Алекс, – помолчи. Отставной разведчик снова повернулся к своим назойливым собеседникам: – Ну ладно, ребята, поговорили и будет. Идите своей дорогой.

– Дела есть дела, – снова сказал второй старик, вынимая руку из-под лохмотьев и дотрагиваясь ею до плеча своего товарища. Лиц их по-прежнему не было видно, и оба они явно старались держаться в тени.

– У нас с вами нет общих дел…

– Не сказал бы, – перебил Алекса первый старик, покачивая головой. – Предположим, я скажу, что мы принесли вам весточку из Макао?

– Что? – воскликнул Моррис.

– Заткнись! – зашипел на него Конклин, не сводя глаз со сгорбленных фигур в тени. – А почему, собственно, вы считаете, что Макао может нас заинтересовать? – твердо спросил он.

– Большой тайпин хочет встретиться с вами. Самый большой тайпин в Гонконге…

– Ну и что?

– Он может заплатить вам деньги. За ваши услуги.

– Я снова повторяю – ну и что?

– Он сказал, что убийца вернулся. Он хочет, чтобы вы нашли его.

– Я уже слышал раньше эту историю, она не нова. Повторяетесь.

– Все останется между тайпином и вами. Мы только передаем приглашение. Он ждет вас.

– Где он?

– В большом отеле, сэр.

– В каком?

– С большим залом внизу, в котором находится много людей. Его название связано с прошлым вашей страны.

– Это может быть только «Мэйфлауэр». – Конклин произнес это, наклонившись к левому лацкану куртки, в который был вшит микрофон.

– Как скажете…

– Под каким именем он зарегистрировался?

– Зарегистрировался?

– Так же как вы занимаете скамейки для ночлега, остальные люди занимают номера, комнаты в отеле. Регистрируются. Кого мне спросить?

– Никого, сэр. Секретарь тайпина встретит вас в зале.

– Давайте! – скомандовал Конклин. Он повернул голову и взглянул назад через плечо. Яркий свет прожекторов залил окрестности мемориала, пустынную аллею и окружающую растительность. Двое стариков оказались азиатами. Девять человек из Лэнгли торопливо шли к ним по освещенному пространству со всех сторон, держа руки под пиджаками. Они не любили обнажать оружие без нужды.