Улыбка Амура
Шрифт:
– Все, закончили! – скомандовал отец, заходя в ванную. – Больше не о чем спорить? Давайте обедать, уже терпения нет.
– Ну, поделись с бабушкой, есть у тебя мальчик? Кого любишь? – снова принялась приставать к внучке Зарочка, когда они вечером уединились в комнате.
– Нет у меня никого, – отнекивалась Настя. Но та не отставала.
– Ай, как нет? Зачем неправду говоришь? С родной бабушкой поделиться не хочешь! Я же не твоя мать – она всегда скрытной была. Не бойся, я ей ничего не скажу.
– Да не боюсь я. Ба, давай я на раскладушке лягу? Люблю спать на раскладушке – как будто летом на балконе. А ты на моем диване. Положено: гостю место!
– Ладно, стели. Что, ни разу на свидании не была?
– Почему плохо?
– В твои годы надо, чтоб мальчики нравились. Ты наполовину армяночка, в тебе южная кровь течет. Если никто не нравится, надо к доктору.
– Да все у меня в порядке! Ладно, скажу: нравится один. Только он на три года старше.
– Это хорошо, что старше. Так и надо. А ты ему?
– Не знаю. Иногда вроде нравлюсь, а иногда… Все каникулы прошли, а всего два раза виделись. Он друг Никиты, вместе лицей оканчивают, куда я буду поступать. Его Вадимом зовут.
– А фамилия?
– Не знаю.
– Не знаешь? Нравится, а фамилию не знаешь? А вдруг он какой-нибудь нерусский?
– Ба, а я кто? А ты? Какая разница: русский, нерусский? Помнишь, как в мультике про поросенка: главное, не кто ты, а какой ты.
– Ну, все-таки. Ты в России живешь – лучше, чтобы русский.
– Да у меня с ним ничего нет! Просто, нравится – и все. Один раз показалось, что он ко мне тоже что-то испытывает, – когда он меня в клуб пригласил перед каникулами. А потом – ничего.
– Тогда он глупый. Такая девочка! Если старше на три года, значит, ему восемнадцать уже. Уже женщина нужна, – на что ему девочка? Забудь его – другого найди.
– Ба, как ты можешь!? Неправда, никого у него нет! Он в институт готовится, занимается много. И потом – как это: «найди другого»? Если один человек нравится, то никто другой уже не нужен. Это ведь от меня не зависит.
– Молодая ты еще, глупая. Ладно, давай баиньки. Завтра побольше о нем расскажи. Так, значит, ты еще с ним не целовалась? Правду скажи.
– Ба, да ты что? Конечно, нет! Я же тебе сказала: ничего нет. Нравится – и все. И вообще, мне в лицей надо готовиться. Вот поступлю, тогда буду влюбляться.
– Бедняжка! Даже любить ей некогда! Самое лучшее – и все потом, потом. Ну, спи, голубка моя! Дай, я тебя в щечку поцелую.
Глава 10. Чужая беда
Первый школьный день после каникул прошел под знаком любви и дружбы. Перед лицом скорой разлуки, и возможно навсегда, девятиклассники погрустнели и сделались подчеркнуто внимательными друг к другу. Слухи о том, что Снегирева с Белоконевой намылились в лицей при Политехе, все-таки просочились, но особенного ажиотажа не вызвали, поскольку добрая половина одноклассников тоже навострила лыжи – кто куда. Только завучиха, встречая Настю в коридоре, грустно качала головой да математичка Светлана недвусмысленно дала подругам понять, что категорически не согласна с их предательством. Просто, взяла и вкатала Насте подряд две четверки – ни за что! А Наталье вообще влепила трояк за пустяковую ошибку. Но подружки даже не стали выяснять с ней отношения: ясно же, что Светлана так поступила с горя. Как же, ее самая большая надежда и опора уходит, да еще и подругу с собой уводит, – когда та, наконец, поладила с алгеброй и выбилась в хорошистки. Выходит, трудилась-трудилась, возилась с ними едва ли не с начальной школы – и все напрасно, пожинать плоды на выпуске в одиннадцатом классе будет кто-то другой.
Возвращаясь из школы, Настя стала свидетельницей конфликта, уже давно расколовшего их двор на жалельщиков бродячих псов и их ненавистников. Возле мусорного бака, грустно понурившись и став от этого еще миниатюрней, топталась бабушка Зара, а на нее наседала дворничиха, грозно размахивая метлой.
– Еще раз увижу, что псов приваживаешь, прямо
этой метлой огрею! – орала дворничиха. – А семейку оштрафую! Не смей больше их кормить! Всю песочницу загадили!– Но, как же не кормить? – жалобно лепетала Зарочка. – Они так нуждаются! Вон как животики присохли. Ты же кошек не гоняешь, а они тоже – в песочек.
Три разнокалиберных пса за мусорными баками молча ожидали окончания разборки.
– Не твое армянское дело! У себя дома распоряжайся! От кошек польза! Уйдут кошки, – придут крысы! А псы мало что гадят, так еще на людей бросаются! Вон давеча малыша целая стая чуть не порвала. Чтоб я больше этой кормежки не видела, последний раз предупреждаю!
Сокрушенно качая головой, Зарочка направилась к подъезду. Псы, не солоно хлебавши, гуськом побрели со двора.
– Ба, не расстраивайся, – догнала ее Настя. – Ты собирай косточки или что там еще, а я буду в школьном дворе собачек подкармливать. Там их все жалеют, – они добрые и никого не трогают. И сторожиха не ругается, они ведь ночью двор охраняют. Знаешь, какой лай поднимают, если бомжи или хулиганье забредут. Ты складывай в кулек, а я буду забирать. А захочешь сама покормить, пойдем вместе.
Сбегав на улицу, она положила под дерево бабушкино угощение: размоченные в бульоне корочки хлеба с костями. И сейчас же прятавшиеся за углом собаки потянулись к еде.
– У тебя или у меня сегодня обедаем? – позвонила Наталья. Они давно уже перешли на совместную кормежку, дабы зря не терять время на готовку: за едой можно было обсудить самые животрепещущие вопросы, чтобы потом уже ни на что не отвлекаться.
– Давай у тебя. – Настя втайне надеялась что-нибудь узнать о Вадиме: может, объявится или хотя бы позвонит Никите. Ей очень хотелось спросить о нем, но она терпела, не хотела лишний раз лишний раз привлекать Наташкино внимание. Ведь та такая ушлая: моментально все просечет, а потом Никите натреплется о Настином повышенном интересе.
За каникулы Настя так и не увидела Вадима, – если не считать той дискотеки. Сначала ждала, что он зайдет или хотя бы позвонит, – но время шло, а ничего не происходило. И Настя крепко загрустила. Ведь тогда, после памятного объятия и его слов, полных заботы и участия, она почти уверилась, что небезразлична ему. И вдруг все – полное молчание. Но в глубине души она продолжала надеяться, и каждый день втайне чего-то ждала.
Сидя у Натальи в комнате, Настя напряженно прислушивалась к звукам за стеной. Вот хлопнула дверь: это пришел Никита. Зазвонил телефон, потом умолк и послышался голос Наткиного братца:
– Вы не знаете, почему Туманов опять не был в лицее? Я звоню, звоню, у них никто не отвечает.
Туманов! У Насти екнуло в груди. Это, наверно, он. Это, наверняка, его фамилия, ведь она ему так подходит! Туманов – туманный, как его город, как его душа. Вадим Туманов – как прекрасно это сочетание! Вадим, я хочу тебя увидеть! Почему ты пропал?
И будто услышав ее мольбу, в комнату заглянул Никита.
– Представляете, девочки, какая у Вадима беда: с Дениской совсем плохо. Уже неделю жарит под сорок, и никакие антибиотики не помогают. Отец у них снова в командировке, а они с матерью поочередно дежурят в больнице. Такой славный пацан, вот жалко!
– А кто это? – осторожно спросила Настя.
– Дениска? Младший брат Вадима.
– У Вадима есть брат?
– Ну да, а ты что – не знала? Десять лет хлопцу. Такой умный, из шахматной секции, бывало, не вытащишь, и вдруг месяц назад как сглазили. Только сядет за уроки – сразу «не могу, голова болит». Вадим однажды хотел дать ему по шее, чтоб не придурялся, а он голову в плечи втянул и так жалобно попросил «Не бей меня, мне плохо!» – И вырвал. Его – к врачам. Взяли кровь, а там – ужас! Положили в больницу, обследовали: красная системная волчанка. В общем, конец света!