Улыбка химеры
Шрифт:
Китаев спорил до хрипоты, Жанна Марковна стояла на своем. Салютов, как всегда, невозмутимо слушал их пререкания, а потом заявил, что Жанна, пожалуй, права и стоит последовать ее совету немного развлечь гостей. С условием — тут он усмехнулся, — что в следующий раз она не предложит в качестве очередной забавы посетителей «княжеские тараканьи бега по вторникам, четвергам и пятницам».
Жанна Марковна пользовалась безоговорочным доверием и уважением Салютова. Китаев отлично это знал. Знал и причину того, что пит-босс игорного зала является фактически левой рукой владельца «Красного мака» в то время, когда он, Глеб Китаев, исполняет функции руки правой. Что ж, старая любовь, видно, не ржавеет. По сплетням, циркулирующим по казино, Китаев знал, что Салютов и его бессменный пит-босс
Да, старая любовь не забывается. А когда мужчине глубоко за пятьдесят, а женщине слегка за сорок, все прежние размолвки молодости представляются совершеннейшей чепухой.
Глеб Китаев все эти дни внимательно присматривался к Жанне Марковне. В конце концов с ней следовало переговорить о том странном заявлении ныне уволенного швейцара Пескова. Естественно, этот щекотливый разговор должен был взять на себя сам Салютов. И Китаев пару раз намекал шефу, что ситуация с Басманюк требует кое-каких пояснений. Но Салютов отчего-то на намеки не реагировал. А в кабинете на совещании они все втроем разговаривали и спорили исключительно о целесообразности устроения святочных развлечений, расходах на них и способах сокращения этих расходов.
Китаев сам намеревался потолковать с Жанной о том вечере 5 января, однако... Однако отчего-то до сих пор не решился. Что-то в облике и в поведении Жанны Марковны удерживало его от прямых вопросов. Что-то такое, чего в этой женщине он, пожалуй, прежде и не замечал. Китаев не мог точно сказать, что именно изменилось в Жанне Марковне, которую он знал много лет и всегда считал «железной бабой, которой палец в рот не клади». Но все же перемены были налицо. И именно поэтому осторожный шеф службы безопасности «Красного мака» решил пока повременить с прямыми вопросами и сначала понаблюдать за пит-боссом игорного дома.
Правда, наблюдать за кем-то в этой толчее и суматохе было просто невозможно!
Оркестр народных инструментов и осипший на морозе хор наяривали у подъезда «Эй, баргузин, пошевеливай вал...». А в вестибюле у фонтана-Фортуны румяный нарядный распорядитель в смокинге, бабочке и с микрофоном радостно и громко предлагал гостям казино посетить ресторан, где в это самое время «начинается единственный в мире зимний международный турнир по „пьяным шашкам“!». Половина ресторана была оборудована под импровизированный шашечный клуб: на столах, уставленных острыми пряными закусками, располагались шашечные доски. А на них вместо шашек стояли маленькие рюмки с красным и белым вином и водкой. Игра велась в «поддавки». Победа достигалась тем, что каждый из играющих старался как можно скорее поддаться сопернику: каждая «съеденная» шашка выпивалась, и победителем оказывался тот, кто быстрее сдавал свои шашки противнику и в результате пил меньше. Игра шла весьма азартно, нагрузившиеся за партию проигравшие выбывали, а победители садились играть по второму, третьему, пятому кругу до определения абсолютного чемпиона.
И в результате, как, мрачно и предполагал Китаев, основная публика толпилась именно в ресторане, а не возле игорных столов, от души веселясь и одновременно основательно подкрепляясь спиртным и закусками с богато сервированного шведского стола...
Но к девяти вечера положение начало несколько выправляться. Прибыли долгожданные солидные клиенты, сделавшие предварительный заказ на крупную игру. Китаев вместе с швейцаром и охранниками встречал их на крыльце. А в Большом зале их встретил сам Салютов. Клиенты были давние: нерчинский губернатор, его младший брат — губернатор Охломского округа, их старый партнер по игре — «хлопковый король» Султанкул Мамедов из сопредельной среднеазиатской независимой республики, председатель совета директоров компании «Востокэнерго» господин Загоруйко и председатель парламентского собрания уссурийско-таежного края «кедровый олигарх» Приамурья господин Сидоров. Гости, как люди серьезные и уважаемые, такими глупостями, как «поддавки» с выпивкой и даровым шведским столом, не интересовались
и сразу же проследовали в игорный зал, где все уже было готово.Последним на серебристом «Даймлере» вместе с охраной приехал Керим Балиев, и Китаев тут же велел своим людям отыскать среди гостей Витаса Таураге и сообщить, что он срочно нужен. Керим Балиев — двадцативосьмилетний сын и единственный наследник преуспевающего нефтепромышленника из Казани — являлся одним из самых ценных приобретений «Красного мака» за последний год. Вырываясь в Москву из-под гнета сурового отца-консерватора, желавшего воспитать сына правоверным мусульманином, Балиев в столице крутил отдых на полную катушку: пять клубов за ночь от «Амазонии» до «Цеппелина» было для него совсем не пределом.
Дома в Казани на глазах родных Балиев даже пить не смел — запрещал Коран. А в Москве и с этим было легко. Но вот играть по-крупному он садился, лишь дойдя до нужной кондиции в баре, когда ему уже было по колено само Каспийское море и не пугали ни тысячные проигрыши, ни гнев доведенного до исступления родителя.
А довести Балиева до нужной кондиции и умело втолкнуть его в большую игру, раскрутить на партию в баккара мог один лишь незаменимый человек — Витас Таураге. Они с Балиевым были приятели. Балиев искренне считал, что Витас — подающий надежды актер кино, а он питал сильную слабость к людям искусства и доверчиво пил в их компании, смеясь от души их анекдотам про «новых русских» и радуясь как дитя и обретенной свободе от домашне-религиозного гнета, и богемной тусовке.
Витас Таураге появился по зову охранников весьма быстро. Как всегда, и своей безупречно нордической внешностью, и стильным костюмом он действительно смахивал на героя экрана. Китаев кивком указал ему на Балиева. Но Витасу и подсказывать не нужно было. Они с Балиевым трогательно обнялись, и Витас сразу же увел его в бар отметить встречу. У Китаева отлегло от сердца: примерно через полчаса Витас все так же бережно переправит сына казанского нефтепромышленника в Большой зал, и они сядут играть.
Для порядка он все же заглянул в бар сам, чтобы удостовериться, что Таураге честно выполняет свою работу в казино. Но тут ему по мобильному позвонили с поста охраны служебного входа и сообщили, что «приехал Филипп Валерьевич с приятелем». Китаев отправился встречать Салютова-младшего.
Тот, как всегда, был со своей опостылевшей всему «Красному маку» тенью — Легионером и сразу же хотел подняться к отцу в кабинет. Однако Китаев мягко уговорил его немного подождать: отец действительно очень хотел его видеть, но сейчас он занят, приехали большие люди, пусть Филипп немного подождет, когда отец освободится. И Филипп согласился и даже не стал особо вставать в позу (как того опасался Китаев), угрожая немедленным отъездом.
Вообще, отношения отца и сына крайне угнетали Китаева. Этим дрязгам давно пора было положить конец, и Китаев старался изо всех сил, потому что безумные эти ссоры наносили казино ощутимый вред, лишая предприятие преемственности, стабильности и...
Китаев не успел додумать эту важную мысль: из вестибюля снова позвонила охрана и сообщила, что «явился проблемный клиент, который требует самого Китаева, потому что дежурная смена не торопится пускать его в зал».
Китаев чертыхнулся и помчался узнавать — кого там еще принесло. Возле входной двери в вестибюле он увидел нового швейцара, фамилию которого еще плохо помнил, и того самого майора из милиции — Колосова. Его бросило в жар: этого еще только не хватало! Снова они? Неужели снова обыск или проверка документов?! Сейчас? При таких посетителях?!
А проклятый оркестр и хор во дворе в эту самую минуту грянули так, что стекла задрожали: «И доро-га-а-я не узна-а-ет, какой танкиста был конец!»
Это было уже... Китаев даже слов не мог подобрать. Но подоспевший охранник шепотом пояснил ему, что эту песню только что заказал личный секретарь нерчинского губернатора. Что, мол, тому, как отставному генералу и бывшему танкисту, песня эта очень по душе: напоминает молодость, родную дивизию и вдохновляет перед серьезной игрой.
«И залпы ба-а-шенных ору-удий...» — гремело за окном, а Колосов все еще маячил в дверях, удерживаемый швейцаром и...