Улыбка женщины

Паскаль Фермье вышел в зал, улыбнулся публике и направился к маленькому деревянному столику на небольшом возвышении в задней части сцены. На нем был микрофон, а также стакан и графин с водой. Рядом стоял стул.

— Пора, — шепнул я Сэму. — Только без паники, я буду рядом. — Я показал на другой стул неподалеку.

Сэм прокашлялся:

— Надеюсь, я не оплошать.

— Иду, — сказал я, когда Паскаль Фермье защелкал пальцами по микрофону. — Еще раз спасибо.

Я пожал Сэму локоть, вышел из-за занавеса и встал рядом с месье Фермье, который уже взял микрофон.

Книготорговец дождался, когда стихнут шушуканье и шарканье стульев, сказал несколько простых приветственных фраз и предоставил слово мне. Я поблагодарил его и оглядел аудиторию.

Первый ряд занимали работники издательства. Редакция явилась в полном составе, даже мадам Пети, чья бордовая кофта сразу бросалась в глаза. Сейчас она что-то говорила Адаму Голдбергу. Жан Поль Монсиньяк, на этот раз при бабочке, занял место рядом с Флоранс Мирабо, которая, казалось, волновалась не меньше Сэма Голдберга. Вероятно, это были первые чтения в ее жизни.

И отдельно от всех, как королева, восседала довольная Мишель Отей в неизменном черном костюме. При ней находился фотограф. «Ваш Роберт Миллер такой милашка и отлично ладит с журналистами», — успела она шепнуть, столкнувшись со мной до начала вечера.

— Дамы и господа! — начал я. — Сегодня я хочу представить вам автора, который избрал наш прекрасный город местом действия своего замечательного романа. Он мог бы наслаждаться покоем возле камина в своем уютном коттедже, однако не поленился приехать в Париж, чтобы сегодня быть с нами и читать для нас. Его книга называется «Улыбка женщины», однако ей не меньше подошел бы и другой заголовок — «Англичанин в Париже». Потому что речь в ней идет о том, что может случиться с англичанином, прибывшим в наш город, чтобы наладить здесь выпуск популярной марки английских автомобилей. Но еще больше — о его любви к француженке. Итак, приветствуем Роберта Миллера!

Публика захлопала и выжидательно уставилась на стройного, подвижного человека в жилете и рубашке, который, коротко поклонившись, занял место за столиком.

— Also, [29] — заулыбался Роберт Миллер, откидываясь на спинку стула. — У меня уютный коттедж, однако и здесь я чувствовать себя вполне комфортно. — Таковы были его первые слова. В зале раздались доброжелательные смешки. — В самом деле, — продолжал воодушевленный Роберт Миллер. — Этот магазин совсем как моя гостиная, только книг у меня поменьше. — Он огляделся. — Wow! Очень sexy.

29

Итак (англ.).

Я не понял, что сексуального он нашел в лавке месье Фермье, вероятно, это и был специфический английский юмор. Но публике его шутка понравилась.

— Anyway, [30] я благодарить вас, что сюда пришли. Я говорить по-французски не так хорошо, как вы, но и неплохо для англичанина. — (Зрители снова рассмеялись.) — Also. — Роберт Миллер открыл мою книгу. — Тогда начнем.

Это было очень занятное чтение. Подбадриваемый поклонниками, Сэм Голдберг превзошел самого себя. Он смешно выговаривал слова, перемежая текст романа своими остротами, чем привел публику в полный восторг. Должен признаться, я не смог бы выглядеть лучше! Под конец зал разразился громом аплодисментов. Я взглянул на Адама. Он заговорщицки подмигнул мне и сжал руки в кулаки, выставив большие пальцы. Довольный месье Монсиньяк, рукоплеща, что-то говорил мадемуазель Мирабо, которая весь вечер глаз не сводила с мистера Миллера. Потом начались вопросы, с которыми наш автор справлялся блестяще. Когда эффектная блондинка в пятом ряду поинтересовалась творческими планами мистера Миллера, он даже отклонился от нашего сценария и начал импровизировать.

30

Как бы то ни было (англ.).

— О да, конечно, новый роман почти уже готов, — самодовольно ответил Сэм, вероятно забыв на мгновение, кто он есть на самом деле.

— И где происходит действие вашей следующей книги, снова в Париже?

— Да, разумеется! — отозвался писатель. — Я люблю этот прекрасный город. На этот раз мой главный герой — английский дантист, влюбившийся в танцовщицу из «Мулен Руж» во время конгресса.

Я предостерегающе прокашлялся. Очевидно, вчерашнее знакомство с ночной жизнью Парижа приносило свои плоды.

Роберт Миллер оглянулся на меня.

— Корошо. Я не буду все выдавать, а то мой редактор меня ругать и никто не купить мой новый роман, — опомнился он.

Месье Монсиньяк громко рассмеялся. Я нервно заерзал на стуле и тоже попытался улыбнуться. До сих пор все шло хорошо. Однако пришла пора закругляться. Я встал.

— Зачем вы отрастили бороду, мистер Миллер? Вы от кого-нибудь прячетесь? — поинтересовалась храбрая девушка из задних рядов и захихикала вместе со своими подругами.

Миллер погладил ладонью густую русую бороду.

— Вы еще молоды, мадемуазель, — ответил он, — иначе знали бы, что мужчине всегда есть что скрывать. Но… — тут он сделал небольшую паузу, — если вы думаете, что я работаю в спецслужбах, я вас разочарую. Все проще. У меня была чудесная… — Тут он задержал дыхание, и я уже ждал, что сейчас он заговорит о своей жене. — Чудесная электробритва. — (Я вздохнул с облегчением.) — И она сломалась.

Зал разразился смехом. Я подошел к Миллеру и пожал ему руку.

— Большое спасибо, мистер Миллер. Это было великолепно!

Публика бешено аплодировала.

— Если вопросов больше нет, автор с удовольствием оставит вам свой автограф.

Ликование в зале стихало, и первые читатели уже поднялись со своих мест с книжками в руках, как вдруг раздался знакомый голос, и на несколько секунд мое сердце перестало биться.

— У меня есть вопрос.

В левом углу зала, прямо возле входа, стояла Орели Бреден.

В жизни я провел немало чтений, в том числе и в крупных книжных магазинах, и с писателями куда более известными, чем Роберт Миллер. Но еще ни разу мне не приходилось так нервничать, как в этот вечер в лавке господина Фермье.

Орели Бреден словно из-под земли выросла. В бордовом бархатном платье, с высоко собранными волосами, она приближалась к сцене. Неумолимо, как злой рок.

— Скажите, мистер Миллер, вы тоже были влюблены в парижанку, как ваш герой? — Ее губы скривились в усмешке.

Роберт Миллер растерянно посмотрел на меня, а я прикрыл глаза, отдаваясь на волю судьбы.

— Ну… э… — Несколько минут наш зубной врач что-то мямлил, прежде чем поднять глаза на мадемуазель Бреден. — Женщины в Париже… ну… такие немыслимо красивые… перед ними трудно устоять. — Тут ему, похоже, удалось взять себя в руки, и на лице снова заиграла невинная улыбка. — Но боюсь, об этом мне не следует говорить. Я ведь джентльмен… you know? [31]

31

Вы понимаете? (англ.)

Он изобразил легкий поклон, и зал снова зааплодировал. Месье Монсиньяк вскочил со стула, чтобы поздравить своего автора с очередным успехом и сфотографироваться с ним на память.

— Идите к нам, Андре! — кричал он. — Вы тоже должны сняться с нами.

Я заковылял на его зов. Счастливый издатель, обняв нас с Миллером за плечи, шептал мне на ухо: «Я без ума от этого англичанина! Полный восторг!» Я кивал, выдавливая из себя улыбку и наблюдая краем глаза за красным бархатным платьем, мелькавшим в хвосте очереди за автографами.