Ум на три дня

Конан задумчиво поскреб затылок. Он не исключал, что Ловкач просто над ним потешается. Правда, проверить в это было трудно: не стал бы Ши играть с огнем и шутить такие шутки…

А наследник старьевщика продолжал свою удивительную повесть. По его словам выходило, что див этот был весьма охоч до дщерей и во времена оны погубил их несть числа. Да нашелся на уголь ушат воды: погорел демон на женском коварстве. Раз решил он овладеть некой женщиной, хоть и селянкой, но красивой и смышленой. Принял, как водится, человеческий облик, и не чьей-нибудь, а ее собственного мужа. Муж по ту пору возвращался домой из гостей, изрядно набравшись. Демон пристал к нему на перекрестке трех дорог и вился пред очи супруги. Та, видя такое затруднение, сразу смекнула, что к чему. "Один из вас, — говорит, — не мой муж, а кто настоящий, в толк не возьму". "Я!" — заявляет див нагло. "Я", — икает супружник, не совсем понимая, в чем, собственно, дело. "Это затруднение разрешить просто, — говорит хитроумная селянка. — Мой настоящий муж всегда умел пролезть где угодно, да вот хоть в этот сосуд с двумя горлышками: в одно, бывало, просунется, из другого выйдет". Ну, дивы, они, как всем известно, туповаты. Усатый демон тут же нырнул в сосуд, а женщина, не будь дура, запечатала его воском, а потом еще и смолой обмазала.

— Этого замазала, а своего отмазала, — заключил Ловкач Ши, — не возьму лишь в толк, почему это умная женщина предпочла какого-то пьяницу, а не духа, который мог бы ее озолотить.

— Дурак ты, Ши, — снисходительно объяснил киммериец, — всем известно, что духи коварны и, суля золото, норовят погубить душу.

— Вот-вот, — охотно согласился пройдоха Шелам, — и этот меня надул, да запечатает его кто-нибудь в бочке с нечистотами…

Он тут же опасливо оглянулся и быстро дернул себя за мочку уха — жест, отгоняющий, согласно древнему поверью, нечистую силу.

— Тебя надуешь, — проворчал варвар. — Интересно узнать, как ему это удалось?

— А вот так, — горестно закивал крысиной мордочкой Ловкач, — сказал, что зарок ему — выполнить одно мое желание, с тем и свободен. Одно! Да у меня желаний, что камней на дне реки. Нет, говорит, выбирай единственное, да поживее, очень дщерь человеческую хочется. Слез со своего облака, к окну подбежал, увидел какую-то красотку задрипанную и аж засветился весь, что огонь на болоте. Я себя по лбу хлоп да возопи: умишка бы мне, убогому, быстро бы желание выбрал! А он и рад: ага, говорит, желаешь ума, будет тебе ум. Надолго дать не могу, но на три дня — пожалуй. Хлопнул в ладоши и пробурчал что-то. А потом как сиганет в окно — стену обвалил и пристройку еще. Эх, пропал домишко — кто теперь купит!

Он замолчал и обиженно уставился на Конана. Конан хохотал, да так, что труха сыпалась с потолка и тоненько позванивала аквилонская кираса.

— Кром! — ревел варвар, сотрясаясь всем телом, — Бел и Иштар! Вот так история, вот уж пожелал, так пожелал! Как же ты, дурья твоя башка, проверишь теперь, дал он тебе ума или не дал?! Умру сейчас…

— Вот и я думаю — как? — печально молвил Ши Шелам. — Сижу тут, мысли какие-то в голову лезут… Про верблюдов, золу материю… Ну, положим, ткань, хоть и подпорченная, есть, но при чем здесь верблюды и, тем паче, зола? А, киммериец?

Конан почувствовал, что сейчас задохнется. Он еще спрашивает! Раньше спрашивать надо было…

— Печально мне стало, — продолжал Ловкач, которого не так уж часто надували, — потер я лампу, думаю, может кто еще там есть. Тут шум, грохот, явление небесное: ты прилетел.

Он вдруг поднялся, откинул руку и произнес нараспев:

Кто не рожден, а сам собой возник

И раньше света в этот мир проник?

Кто до того, как землю посетил,

Так ловко дива в сети захватил?

Ловкач изумленно замолчал и провел грязной ладошкой по лицу, словно желая удостовериться, что это его губы сложились, чтобы произнести чудные слова. Сроду он не знал ни оного стихотворения и понять не мог, откуда вылезли эти строки.

Конан в растерянности уставился на приятеля.

— Кром, — выдавил он наконец, — выходит, див кое-что тебе подсунул. Другой вопрос: что в сем проку?

— Можно читать на праздниках, — неуверенно предположил Ловкач. — Суфеи читают и в шапку денежку берут.

— За три дня много не начитаешь, — буркнул варвар, — да и рожа у тебя не суфейская. С такой рожей только на одном помосте выступать можно: на весельном. А ну-ка, поройся у себя под черепушкой, может еще что сыщется.

Ловкач закатил глазки и подумал. Потом возвестил: "Укрывшись в океане, вместилище од, приступили они к уничтожению тройственной вселенной. Каждую ночь, разъяренные, пожирали они подвижников, обитавших в пустынях и славных святилищах. И явилось тут трехглавое, девятиглазое, трехликое, шестирукое сверкающее существо с волосами, горящими, как солнце…"

— Спятил ты, — с сожалением сказал киммериец. — Смотри не ляпни что-нибудь такое прилюдно; камнями побьют и из града погонят. Или запрут в скорбный дом и водой холодной поливать станут. Пока не очухаешься.

— А, пустое, — Ши Шелам беспечно махнул ладошкой и уселся по-турански на пол. — Пришло мне в голову, о достойный сын своего отца, что не худо бы заняться торговлей, делом почтенным и весьма прибыльным. Ибо занятие сие издавна служит к пользе и взаимному удовольствию как продающих, так и приобретающих, а также ко всеобщему процветанию государств и народов, их населяющих…

— Сдается мне, див привесил тебе лишний язык, — прервал его киммериец, — ты можешь сказать толком, что задумал?

— Толк толку рознь, о внимательный юноша, — значительно молвил Ловкач Ши, который еще недавно умел более-менее складно говорить лишь со скупщиками краденного да крашеными девками, — и не всякий усмотрит его там, где он есть. Я же, со свойственной мне проницательностью, усматриваю толк в вещах на первый взгляд весьма обыденных…

— Сейчас ты получишь от меня обыденную вещь, крысеныш, — пообещал Конан. — Затрещину хорошую…

— Свое убежище покинула она, не видел зрелища горше и грустней… — со скорбной миной нараспев произнес Ши Шелам и тут же, заметив, что киммериец приподнялся, протестующе выставил вперед ладонь.

— Не гневайся, о нетерпеливый юноша, позволь изложить тебе несколько мыслей, могущих показаться весьма небесполезными…

Когда Ловкач кончил излагать, Конан понял, что див засунул под немытую шевелюру его приятеля гораздо больше, чем можно было надеяться. Более всего привлекало, что хитроумный план Ловкача, суливший бескровное изъятие немалых ценностей у некоего содержателя постоялого двора возле Северных Врат, предполагал недолгую отлучку из Шадизара, а это было сейчас кстати, если принять в расчет давешний бег по крышам. И хотя некоторые сомнения оставались, душа молодого варвара, склонного к всевозможным авантюрам, уже рвалась на простор…

* * *

Солнце ласково тронуло веки киммерийца, и он проснулся. Ши Шелам посапывал рядом, свернувшись калачиком и подложив под щеку немытые кулачки. Конан с наслаждением потянулся, напялил сапоги и аквилонскую кирасу, которую вчера, поелику возможно, начистил мелом, потом толкнул приятеля в бок. Ши зачмокал губами, махнул ладошкой, словно комара отгонял Однако досмотреть утренние сны ему не удалось: варвар тряхнул его за шиворот, и Ловкачу пришлось вернуться из царства грез на землю.