Умершее воспоминание

– Я говорил не меньше секунды, – хохотал рядом чей-то голос, ¬– а не больше восьми!

– Эй-ей-ей, дружище! – различил я среди шума голос Джеймса, и он схватил меня за плечо. – Опомнись! У тебя в Эл-Эй девушка, если ты забыл!

Маслоу оттолкнул меня от Ольги, и русская пьяно захохотала. Сначала у меня вырвался неуверенный смешок, но, увидев рассерженный взгляд Джеймса, я засмеялся громче.

– Ты в говно, мужик, – с мрачным видом сказал хозяин дома и, сделав глоток пива, встал с пола. – Пошли, я уложу тебя спать.

– Рехнулся? – Я оттолкнул Маслоу, когда тот попытался поднять меня на ноги, и взял бутылочку. – Какой спать? Моя очередь крутить бутылочку, понял? Моя!

Пустая бутылка из-под бренди вновь завертелась на паркете, и горлышко, каким бы безумством это не показалось, остановилось напротив Ольги. Взглянув на меня, русская звонко рассмеялась, закинув голову назад.

– Целуй в щёку, и завязывайте, – скомандовал Джеймс. Он был явно недоволен тем, что происходило.

Я не собирался ослушиваться его наказа, а потому покорно поцеловал Ольгу в щёку и позволил Джеймсу уложить себя в постель. Надо было поспать. Дикая тошнота не отпускала, я чувствовал, что голова раскалывается на части, и выл от этой нестерпимой боли. Да, давно я не напивался до такого… Радовало единственно то, что моя болезнь не проявила себя сегодня вечером. Пьяным я творил просто неслыханные вещи!

Хотелось скорее уснуть, чтобы вывести себя из этого отвратительного состояния, хотя я прекрасно понимал, что после сна всё станет только хуже. Не придумали ещё более жестоко наказания за неконтролируемое поглощение алкоголя, чем утреннее похмелье.

В девять утра меня разбудили тишина и головная боль, пронзающая виски с каждым новым ударом пульса. Во рту была сухая пустыня, опухшие веки, казалось, были налиты свинцом. Мучительно застонав, я поднял голову с подушки. Я спал беспробудно около семи часов, и это радовало: наконец-то меня перестала преследовать бессонница, и я сумел уснуть без успокоительного. Алкоголь, конечно, не являлся лучшей альтернативой, но всё же…

Несмотря на достаточно раннее пробуждение, я оказался запоздалой пташкой: Джеймс, Кендалл и Карлос уже встали, я нашёл их троих на кухне. В доме был бардак, повсюду валялись окурки и бутылки. Кажется, Маслоу даже не думал о том, чтобы прибраться, его вполне устраивал этот бардак.

– Ну, доброе утро, герой-любовник, – с ухмылкой поприветствовал меня Джеймс, когда я, держась за голову, опустился на стул.

– Что?.. – с хрипом вырвалось из моего горла, и я прокашлялся. – Что ты несёшь?

– Не помнишь, что ли, своего сладострастного поцелуя с Ольгой? О, я думал, вы друг друга съедите!

Подняв замученный взгляд на Кендалла, сидящего с краю, я прошептал:

– Воды. Пожалуйста, воды.

На лице немца просияла злорадная улыбка, будто он понял, что от него зависит моя жизнь, и он достал из холодильника бутылку минералки.

– Спасибо. – С наслаждением закрыв глаза, я сделал несколько больших глотков и, вздохнув, уронил голову на руки. Пульс с яростью колотился в висках.

– Давненько мы не видели твоего похмелья, – заметил испанец, чистивший апельсин. От одного запаха этого фрукта меня дико тошнило. – Ты же почти никогда не пил… так. По крайней мере, в последнее время ты не нажирался до бессознательного состояния. Что вчера-то было?

– Да будь проклят этот Тревор! – сказал я и осторожно поднял голову. К боли в висках и к тошноте прибавилось головокружение. – Чтоб ещё раз я спорил с ним…

– Да уж, целая бутылка виски в одного за две минуты… – хмыкнул Кендалл.

– А на что спорили?

Нахмурившись, я посмотрел на Карлоса и ответил:

– Я и сам хотел бы знать.

Засмеявшись, Джеймс открыл холодильник и, достав из него бутылку виски, поставил её на стол.

– Вот твой выигрыш, храбрец, – не скрывая насмешки, сказал хозяин дома.

Один вид этой бутылки вызывал у меня рвотные позывы, и я, отвернувшись, прижал ладонь к губам.

– Убери её, – пробормотал я. – Даже думать об этом не хочу, убери.

– Нет, и всё-таки, – сказал Маслоу и поставил виски обратно в холодильник, – ты помнишь, что целовался с Ольгой?

– Да помню, чего ты ко мне привязался? Все три поцелуя помню.

– И… что чувствуешь, вспоминая об этом?

Я поднял на хозяина дома ничего не выражающий взгляд.

– Джеймс, я чувствую только, что сейчас меня будет рвать не по-детски, а от твоих вопросов меня тошнит ещё больше.

– Нет, ну тебе понравилась Ольга? – стоял на своём Маслоу. – Я хочу сказать, что ты не мог бы целовать её с такой пылкостью, если бы она…

– Что ты хочешь от меня? Чтобы я сделал твоей подруге предложение?

– Не торопись, я хочу только получить ответ.

Вздохнув, я прижал холодную бутылку к правому виску и ответил:

– Ничего я не почувствовал. Ни-че-го. Мы играли в бутылочку, и только. А что я должен был почувствовать?

Джеймс растерянно пожал плечами.

– Мне показалось, вернее я заметил… Я думал, что ты весь вечер пожирал её глазами.

Я засмеялся, но в висках снова болезненно закололо, и мой смех сменился стонами.

– Если я просто посмотрел на Ольгу, это значит, что я без памяти хочу её?

– Но твой взгляд…

– Да я же был пьян, Джеймс. Тем же взглядом я смотрел на тебя, Кендалла, Карлоса, Патрика и долбанного Тревора, чтоб ему так же было плохо, как мне.

– М-да, – выдал Маслоу с каким-то расстроенным видом, – кажется, я действительно давно не видел тебя в стельку пьяным… Я поэтому и уложил тебя спать, хотел спасти ваши с Дианной отношения.

– За это спасибо, конечно, но ничего такого не было бы. Я потерял ориентацию, а не достоинство.

Отказавшись от завтрака, я снял со спинки стула полотенце и, закинув его на плечо, пошёл в ванную.

– Куда ты? – ударил мне в спину вопрос Карлоса.

– Блевать иду.

– Ты не забудь, что в два часа мы едем на конференцию, – напомнил Джеймс, который этим вечером сделал разве что глоток бренди: настолько он заботился о своём состоянии на предстоящей конференции. – И сделай что-нибудь со своим лицом, на тебя смотреть тошно.

– Не надо про тошноту, – попросил я и сдавил рукой свою шею, чувствуя, что рвота уже подступает к горлу. – Надену тёмные очки, пожую жвачку, и этого хватит.