Умей вертеться

Он положил трубку и вопросительно посмотрел на меня:

— Еще что-нибудь, Татьяна Александровна?

— Я просто должна быть уверена, что конверт попадет по назначению, а не в мусорную корзину с пустыми бутылками.

Толстяк обиделся:

— У нас таких проколов не бывает. Не беспокойтесь. Все будет тип-топ.

— Ну-ну, — многозначительно произнесла я и, попрощавшись, вышла в ночь.

* * *

Дверь в квартиру Гусевых-Турищевых была едва прикрыта. Как и положено в таких случаях, она не запирается на замок; я толкнула ее и вошла.

Много мертвецов довелось мне в жизни повидать, но обычно свеженьких, так сказать, прямо из-под пули или из-под ножа. Я к ним привыкла. А вот когда покойник в гробу — это совсем другое дело.

В квартире витали специфические запахи горящих свеч, ладана, свежей стружки и чего-то другого, непонятного, в некоторой степени таинственного и даже пугающего. Словом, мне вовсе не хотелось проходить в гостиную, где лежала в гробу старушка. Но пришлось, елки-палки. Поскольку Нина не видела, как я вошла: она сидела у гроба матери. Я прошла и остановилась в дверях, поджидая, когда Нина меня заметит.

Несколько теток-соседок сидели на диване, тихо переговариваясь на темы, отнюдь не относящиеся к Елизавете Ивановне.

Тут опять открылась входная дверь. В прихожку шагнула высокая, прямая старуха в черном платке. Она молча кивнула мне и, пройдя к гробу, села на свободную табуретку; всхлипнула пару раз, вытерла глаза платочком:

— Ах, соседушка, соседушка. Да как же это? Тебе б жить еще да жить. — Старушки тут же переключились на обсуждение жизни и смерти Гусевой, а я тихо подошла к Нине, сидевшей спиной ко мне, и шепнула на ухо:

— Нин, давай на кухню выйдем.

Она молча кивнула и поднялась. Мы вышли.

— Тань, может, чаю поставить?

— Да какой чай?

— Давай все же поставим. Я сама весь день крошки во рту не держала. Умаялась. И Игорь тоже.

— А где он, кстати? — поинтересовалась я.

— Я уговорила его прилечь. Ему завтра тяжелый день предстоит. А потом, ты же знаешь, Тань, пока он остается в столь двусмысленном положении, ему стыдно людям в глаза смотреть, тяжело среди старух находиться. Понимаешь?

Нина, наполняя чайник, невольно всхлипнула. Потом поставила его на плиту, устало опустилась на стул, закрыла лицо руками и покачала головой:

— За что мне все это, Таня?

Я погладила ее по плечу и, кажется, напрасно это сделала. Надо было лучше прикрикнуть, поскольку плечи Нины затряслись. Она расплакалась не на шутку, приговаривая:

— Ну за что мне все это?! За что?

Ее плач постепенно перешел в бурные рыдания, а затем в икоту.

— Где у вас корвалол?

Она не прореагировала. Тогда я открыла навесной шкаф, порылась в нем, но, ничего подходящего не найдя, шагнула в гостиную и обратилась к старушкам:

— Корвалол нужен. Нине плохо.

— Сейчас, — высокая старушка поднялась, — я тут рядом, на одной площадке. Пойдемте, я вам дам.

Я двинулась следом за ней. Старушка оказалась как раз той соседкой, которой не было дома в день убийства. Пока она рылась в секретере в поисках необходимого лекарства, я бегло окинула взглядом ее обитель.

Уютная двухкомнатная квартира. Множество книг. Дверь во вторую комнату закрыта.

Мне хотелось бы с ней поговорить, порасспросить, но в квартире напротив безутешно плакала моя подруга. Стало быть, не время.

Тут корвалол был извлечен из секретера, и я вернулась к подруге.

Нина уже немного пришла в себя, но выпить лекарство я ее таки заставила. Чайник вскипел, и она, вздохнув, поднялась и принялась заваривать чай.

— Рассказывай, — попросила я ее.

— Что рассказывать-то?

— Странный вопрос. Ты будто не знаешь, что меня интересует. Про звонок, конечно.

— Ах, ну да! Я ж тебе еще не рассказала. Голова кругом идет. Ничего не соображаю, как сомнамбула. Позвонил тот же тип с глухим скрипучим голосом. Говорит как будто в нос.

Ну, с этим ясно: на трубку тряпку накинул, нос пальцами сжал, чтобы голос стал неузнаваемым.

Интересно, если человек меняет голос, значит, боится, что его смогут узнать? Знакомый? Хотя и незнакомый мог бы поступить точно так же. В целях профилактики.

— И что он сказал?

— Потребовал деньги, разумеется. Деньги мы должны приготовить к завтрашнему дню. Он сообщил, что завтра во второй половине дня он позвонит еще и скажет, как передать деньги.

Да, тяжелый денек предстоит Нине завтра. И похороны, и контакт с преступником. Но что бог ни делает — все к лучшему. Может быть, завтра все и решится окончательно. И преступник с моей помощью наконец-то лопухнется. И я сумею сделать так, чтобы Игорю было не стыдно, как выразилась Нина, смотреть людям в глаза.

Нина разлила по чашкам чай, достала батон и масло:

— Давай, Тань, хоть по бутерброду сжуем. Одна я не буду — кусок в горло не лезет, а за компанию и жид удавится. Тебе лимон положить?

Я молча кивнула.

— Тань, а как же быть с Алинкой? Ей ведь надо с бабушкой попрощаться.

Я и сама над этим задумывалась. Действительно, как ни крути, а Алинку придется привозить. И надо продумать, как все это обстряпать получше, чтобы девочка была в безопасности.

Я не успела ответить на вопрос Нины: на кухню вошла Мария Ивановна, та самая высокая старушка из квартиры напротив.

— Ну, как? Получше, что ли?

— Да, спасибо, Мария Ивановна. Вы нас выручили.

— Да ерунда. Не стоит благодарности. В таких случаях люди должны помогать друг другу. У меня вот сестра тоже часто болеет. Сердечко пошаливает. Так если бы не соседи, я бы и не знаю, как мы с Ванюшкой выкрутились. Тоже помогают.

— Присаживайтесь с нами. Чайку попьете? — предложила Нина.

— Ой, пейте-пейте, я не хочу. Это я только спросить зашла.

— Вы в тот злополучный вечер, говорят, у сестры как раз были? — поинтересовалась я.

— Да. Она нам днем позвонила, у нее труба потекла. Так Ванюшка собрался помочь, ну, и я с ним. Думаю, заодно и повидаемся. Там и заночевали. Утром рано вернулись.

В качестве свидетельницы, поняла я, она была для меня абсолютно бесполезной, поэтому я замолчала, тщательно пережевывая бутерброд.

— Ну не буду вам мешать. Ешьте, а я посижу еще немного около соседушки. Алинке-то тоже бы надо посидеть около бабушки.

Нина хотела объяснить обстановку, но я ее перебила:

— Совсем не обязательно ребенку сидеть у гроба. Ее на сегодняшний вечер в соседний подъезд к подружке отправили. Зачем лишний раз ребенка травмировать?