Умирать не профессионально

– Вот и докажете, что не шпана, – строго сказал Макарыч и иным, свойским тоном объяснил: – Нам-то все по хрену, а полковнику с Москвой ссориться ни к чему. Хороший мужик, к нам по-доброму, зачем же его подставлять?

Приезжий оказался человеком спокойным, вежливым и уж точно умным. Макарыч представил его: капитан Пушков.

– Лев Пушков, – конкретизировал гость, – официально Лев Степанович.

Федька не утерпел, высказался самым умильным тоном:

– А вы, простите, генералу Пушкову не сынок?

Капитан улыбнулся:

– К сожалению, не сынок. Всего лишь зять. Если хотите – зятек.

– А фамилия как же? Совпала? – не унимался Федька, которого этот вопрос, похоже, действительно заинтересовал.

Капитан Пушков снова улыбнулся:

– Нет, не совпала. Сам по себе я Василисов. Но у генерала нет сына, одна дочь. И он опасался, что родовая фамилия исчезнет. Вот и попросил меня записаться по жене. А вы видели когда-нибудь, чтобы капитан спорил с генералом?

Все засмеялись, и с первого же разговора приезжий стал своим. Правда, кликуха с его же слов закрепилась: Зятек. Не в глаза, конечно. Макарыч, конечно, сперва делал мужикам внушение, но потом и сам привык: Зятек и Зятек.

Неделю капитан осматривался, знакомился с офицерами полка. Но держался ближе к «апостолам» – именно их признал своими. Потом выдал первую политинформацию. Она оказалась до странного официальной: братья по классу, американская угроза, солдатский долг, любовь к родине, верность государству. Парни заскучали. Зятек почувствовал, быстро закруглил тему, после чего проговорил, словно извиняясь:

– Все, что я должен был сказать, я вам сказал. А как оно на самом деле, я полагаю, вы знаете лучше меня. Вы тут давно, а я неделю. Надеюсь, постепенно расскажете.

Зятек оказался компанейским парнем, анекдотчиком, картежником и вообще легким человеком. Пару раз даже попросился на задание, но эти попытки Макарыч пресек:

– У меня насчет тебя приказ, и я его не обсуждаю.

Затем все же снизошел до объяснения:

– Моих парней учили восемь лет. И я ими не рискую. А тащить по горам твой труп – это большой риск.

Впрочем, скоро у Зятька завелись свои дела, отдельные от «апостолов». Он скорешился с переводчиками, начал учить местный язык. Иногда к нему наезжали гости из армии, а то и из самой Москвы. Это, однако, никого не касалось: люди везде люди, и у военных, как и у штатских, тоже есть и приятельство, и знакомство, и приветы от родственников, тем более от такого родственника, как генерал Пушков.

А потом случилось то, что случилось.

Сперва пошли слухи о неприятностях, не совсем понятно чьих. Потом приехали две комиссии, одна в хвост другой, и никто толком не знал, что они искали. Когда отбыла последняя, Тимура вызвал Макарыч. Лицо у него было хмурое, говорил жестко, в детали не вдавался, имен не называл.

– Значит, так. В ближайшее время меня, видимо, отзовут в Москву. На время, но не исключено, совсем. Вместо меня будешь ты. Это решено, я уже договорился. Работу ты знаешь, конкретных наставлений давать не буду. А вот неконкретные дам.

Он сделал паузу, и Тимур осторожно вклинился:

– Что-то произошло?

– Кое-что произошло, но тебя это никаким боком не касается. Твоя главная задача будет – сберечь пацанов. Всех до единого. Без исключения. Не допустить, чтобы кто-то откинулся. От тебя будет зависеть не все, но многое. Чтобы риск был, – он потряс пальцем перед носом Тимура, – минимальный.

– Так война ведь, – возразил Тимур. Он не понимал ничего.

– От этой войны воняет, – сказал Макарыч, – кому война, а кому мать родна. Мы на этой войне деньги не делаем, а за чужой бизнес своей кровью платит только дурак. Ты не дурак и должен это понять.

Снова была пауза. Тимур ждал хоть одного факта – и не дождался.

– А если приказ? – спросил он.

– Приказ должен исполняться, – ответил Макарыч, – стойка «смирно» и ладонь к козырьку. А уж как приказ исполнится, какой ценой – это решает командир. Пока решаю я, а потом будешь ты.

– Может, вас не отзовут? – понадеялся Тимур.

– Отзовут! – уверенно сказал Макарыч. – А главное вот что: ни при каких условиях не лезь в политику.

Этого Тимур уж вовсе не понял:

– А я разве лезу? Да тут вроде и нет никакой политики.

– Политика есть везде, – угрюмо возразил Макарыч, – есть и тут. Но тебя она не касается. Что продают, что покупают – не твое дело. Твое дело – беречь ребят.

– Вы про дурь, что ли? – догадался Тимур. – Наши-то не курят. И не колются. Это солдатики балуются.

– Пусть балуются, – сказал Макарыч, – если себя не жалко. А тебя эта тема, запомни, – никаким краем.

– Так это все из-за наркотиков?

– Это все из-за политики. А наркотики – самая большая политика. Большие деньги, они и есть большая политика. Ты это должен очень твердо запомнить. И все, что я тебе сейчас сказал, – никому.

– Михаил Макарович! – укорил Тимур.

– Ладно, друг друга поняли.

– Да, – вспомнил Тимур, – с Зятьком-то как? Вас он слушается, а я для него кто? Он же капитан.

– Он майор, – сказал Макарыч, – считай, что майор. Две реляции ушли наверх, о новом звании и о высокой правительственной награде. О Зятьке можешь не беспокоиться, его отзовут, наверное, даже раньше, чем меня. Слетал на войну, задачу выполнил, больше ему тут делать нечего.

– А награда, – не поверил Тимур, – она за что?

Макарыч посмотрел на подчиненного жестко, почти зло:

– За что у нас награждают? За боевые подвиги. За героизм в выполнении интернационального долга. Женишься с умом, и у тебя будут награды… Ладно, тема закрыта. И запомни главное: о наркотиках – не видел, не слышал, и слова такого не знаешь. Я все сказал, ты все понял.

Тимур действительно сменил Макарыча через две недели. Но того не отозвали – его убили. Обычная нелепость войны: пошел с шестью рядовыми и переводчиком в маленький горный кишлак на нужную встречу, а своя же вертушка несколькими ракетами смела деревню до основания, до скалы. Нет, как не было.

Потом, как и положено, комиссия расследовала прискорбный инцидент. Оказалось – несостыковка. Две структуры в обстановке строжайшей секретности решали каждая свою задачу: одна подготовила тайную встречу с влиятельным местным аксакалом, другая засекла опаснейшего бандита, которого выслеживала чуть не полгода. Комиссия работала неделю, еще неделю суммировала факты и делала выводы. Кто конкретно навел ракеты на свою опергруппу, точно определить не удалось, но преступная халатность была наказана: двум капитанам и одному подполковнику дали выговора, а начальника разведки предупредили о неполном служебном соответствии.