Умница для авантюриста
Шрифт:
Может, поэтому я не могла молиться. Не могла попросить у бога за отца. Наверное, так теряется доверие, а слепая вера превращается в пустой звук. Прозревать слишком больно. Но я не плакала — нет. Просто шла, переставляя онемевшие от холода ноги.
Как только я вышла наружу, солнце ослепило меня. Я зажмурилась. Пришло тепло и звуки. Пели птицы, где-то переговаривались люди, шумели проезжающие мобили, глухо стучал молоток — вероятно, кто-то чинил крышу или крыльцо.
Пальцы рук и ног покалывало, а в голове прояснилось. Нужно действовать.
Я пришла домой и переоделась. Надела привычные вещи — рабочие брюки и блузу. Простые действия не давали провалиться в отчаяние.
Герды не было — домоправительница появится только к ужину, поэтому можно смело перемещаться по дому и не опасаться ненужных вопросов.
Я прошла в отцовскую лабораторию — самые важные дела и эксперименты батюшка предпочитал проводить там. Его святыня, его территория. Туда я попадала только в качестве рабочей силы.
Часто помогала, точно не зная, что от меня требуется. Выполняла команды — и тем довольствовалась, зная, что отец терпеть не может лишних вопросов. Если папа считал нужным, он сам охотно делал различные пояснения. А так больше в стиле «подай-принеси». Девочка на побегушках.
Лаборатория встретила меня погромом. Словно ураган прошёлся. Разбитые реторты. Разбросанные бумаги, детали, инструменты, приборы. Хаос.
Я бесцельно бродила, прислушиваясь к хрусту стекла под ногами. Поднимала листы, складывала их в стопочку. Кружила, как ворона, пытаясь навести порядок. Бесполезные действия. Трата времени.
В этом месте не существовало скрытых мест, сейфа, потайных комнат илишкатулок с секретом. Если отец что-то и делал, то не стал бы хранить в лаборатории собственные изобретения. Хотя, мне казалось, он никогда не страдал подозрительностью или манией преследования. Я думала, он никогда не шифруется, не пытается нагнать туману. Просто не любил говорить, пока не доведёт дело до конца.
А уж после его не остановишь: рассказывал в подробностях, сверкал глазами, жестикулировал, описывая, как пришёл к той или иной мысли.
Буквально на днях он сказал, что близок к открытию. Чего-то гениального ивеликого. Это могло быть что угодно. Вплоть до автоматизированной картофелекопалки. Или устройства для мытья стёкол, будь оно неладно.
Кабинет отца встретил меня тем же: беспорядком. Хорошо что миссис Фредкинэтого не видела. Уборкой помещений занималась приходящая прислуга, три раза в неделю. Естественно, под неусыпным взором нашей неугомонной домоправительницы.
Я спустилась в подвальное помещение. Здесь, скрытое от лишних глаз, находилось ещё одно тайное прибежище профессора Пайна. Три комнатки.
Сюда невидимая рука вора не дотянулась. И только. Ничего похожего натаинственный прибор или предмет я не нашла. Перебирала вещи по кругу, присматривалась, обшарила все углы. Ноль.
Библиотека. Отцовская спальня. Я искала везде. С умным видом простукивала стены — видела, как подобное делал знаменитый сыщик Ломсон в кино, — и думала: в доме побывали чужаки, а я ни сном ни духом. Не чувствовала, не слышала — спала как убитая.
Меня могли украсть, как и отца, а я бы и не пикнула. Думала
и не испытывала страха. Через несколько часов безуспешных поисков я была измотана так, что без сил опустилась на ступени лестницы, ведущей на второй этаж.Горели руки, щёки и лёгкие. Ныли мышцы, а голова напоминала воздушный шар — пустое пространство, где не осталось ничего, кроме пустоты.
Не представляла, что делать дальше. Я не знала, что искать и где. Ни единой зацепки, кроме призрачного понимания, что отец умудрился создать нечто действительно ценное и где-то об этом рассказал.
Сдаваться я не собиралась. И тогда в голову пришла гениальная идея: если я не могу найти папино изобретение, можно попытаться найти самого отца! Мне запретили обращаться в полицию, но никто не запрещал общаться с другими людьми.
И, кажется, я знала, кто может мне помочь. Хотя бы советом. Куда только усталость откатилась: я встала, стряхнула пыль с брюк, сморщила нос, разглядывая серые ладони, сдула непокорный локон с глаз и отправилась в свою комнату — умываться, приводить себя в порядок, влезать в очередное платье. Меня ждала дорога в порт.
Не знаю, чего я хотела, когда снова вышла из дома. Возможно, простого сочувствия или тепла от человека, который выслушает меня и поддержит хотя бы словом.
В глубине души я надеялась на большее, но не могла даже самой себе признаться, что мечтала получить решение неподъёмной для меня проблемы.
Капитан Ферейро, бывший пират и тот ещё выжига, прочно осел на берегу и пустил корни в портовом трактире «Одноглазый Роджер». Поговаривали, что настоящим хозяином был именно он, о чём красноречиво свидетельствовало название. Сам Ферейро слухи не отрицал и не подтверждал, лишь загадочно посверкивал искусственным глазом.
Болтали, что бывшему пирату принадлежала и львиная доля подпольного игрового бизнеса, но точных сведений о загадочной личности не имели даже отъявленные сплетники, знающие подноготную всех и вся в Лидли.
Капитан же предпочитал носить поношенный китель, пить ром и зорко наблюдать за всеми, кто постоянно или случайно забредал вкусить выпивки или разврата на его территории.
Не знаю, в каких сражениях он потерял глаз, но прошлое у мистера Ферейро было бурным. Об этом говорили его почти незаметная хромота и отсутствие правой руки.
Протез ему тоже смастерила я. И не один — целых три. Специально разработала индивидуальные чертежи и воплотила в жизнь насущную потребность капитана иметь запасные варианты на все случаи жизни.
Оплатил мою работу Ферейро щедро, поэтому для себя я сделала вывод, что слухи, наверное, рождаются не на пустом месте. Ну, подумайте сами: откуда у бывшего моряка, который давно не ходит в море и сутками просиживает в кабаке за стаканом с выпивкой, возьмутся приличные деньги?
В то, что в своё время он отхватил сундуки с несметными сокровищами, я не верила. Стал бы он рассиживаться, имея богатство, в Лидли? Хотя с этим человеком никогда ни в чём нельзя было быть уверенным.
Именно к нему я направилась после безуспешных поисков батюшкиного открытия.