Умница для авантюриста

Она осторожно сняла с шеи часы, нажала на потайной механизм. Крышка легко открылась, и Рени провела пальцем по выпуклостям на внутренней стороне. Точно таким же, как и выемки на торце неопознанного предмета.

Рени соединила эти две части, и мы услышали щелчок. Невидимые грани разъехались, открывая нашим глазам странный прибор — теперь это виделось ясно. Мигали индикаторы, виднелись буквы на делениях шкалы.

— Кажется, самое время поискать сокровища, — кивнул Орландо, приглядываясь к штуковине в руках Рени.

— Знать бы ещё, как это делать, — заметил я.

— Не так уж и сложно, — сосредоточенно водит пальцем по делениям Рени. — Последнее время отец занимался исследованием электромагнитных полей и волн, их частот. Думаю, прибор — некое практическое применение его знаний. Если очень кратко, то в воздух посылается сигнал, который через время возвращается с «информацией». Загорается индикатор на шкале. И мы можем узнать, есть ли в этом месте золото или драгоценности.

Рени нетерпеливо постучала пальцем по буквам, и даже мне понятно: З — золото, С — серебро, П — платина.

— Пятый элемент, имя которому — металл, — задумчиво протянул Орландо. — Это не золото, скорее серебро.

Мы исследовали комнату не спеша. Рени — впереди, за нею — Орландо и Марселла. Герда отмахнулась, заявив, что устала и лучше посидит, покараулит бандитов. Я шёл немного в отдалении, прислушиваясь к тихому ворчанию Фолионто.

Не такую уж и чушь хранят древние поверья. Кажется, я догадался, зачем дону Педро понадобились эти скромные на вид безделушки. Конечно. Именно такими они и должны быть: несуразными и не очень приметными.

Не знаю, как сказать Рени, что даже если мы их найдём, в руки дона эти вещи попасть не должны. Надеюсь, я сумею подобрать нужные слова. А ещё надеюсь, что смогу и без выполнения этого пункта договора освободить её отца.

По их радостным воплям я понял: они нашли то, что искали. Раритеты такие же, как на рисунке: кулон на шнурке, серебряная чаша на ножке, толстая короткая стрела, квадратный поднос и три кольца в одном. Магическое воплощение четырёх стихий — земли, воды, воздуха, огня и замкнутый контур — символ бесконечности. Безграничное могущество для того, в чьих руках они обретут жизнь. А пока что этопросто кучка не очень привлекательных предметов.

У Рени сияют глаза. У Рени — розовые щёчки и нежная кожа. Золотистые волосы крупными кольцами рассыпаны по плечам. Столько радости в ней и жизни. Света и трепетного тепла. Любви и красоты — естественной, настоящей, мощной, как океан. Как бесконечное небо. Как лучи солнца, что способны возрождать.

Тёмная тень скользит вдоль стены, но я не вижу её. Предчувствие пронзает меня болезненно и остро, но я не успеваю. Смертельные пули летят в пустоту, чтобы впиться в жертву.

Взмахивает руками, как птица, Марселла. Но она тоже не успевает. Рени кидается к Орландо. Миг — и блуза её набухает красными безобразными пятнами.

На губах у моей девочки растерянная улыбка. Она смотрит мне в глаза с сожалением и падает, падает, падает… Бесконечно долго, медленно, как невесомый платок из воздушной ткани.

Я слышу, как ревёт мамонтом Герда. Как кричит Марселла. Как причитает Орландо. Но мне не до них. Я кидаюсь и подхватываю Рени у самого пола, не даю ей коснуться мраморных плит. Я вижу, как из неё выходит жизнь, как превращается в невидимое облачко дыхание.

— Нет! — кричу я, не слыша собственного голоса.

«Нет!» — сходит с ума моё сердце.

«Нет!» — бесится разум.

«Нет!» — ломает тело боль.

Я чувствую вкус крови во рту, и решение приходит мгновенно.

Припадаю к её холодеющим губам.

«Пей!» — приказываю мысленно, зная, что голоса она уже не услышит.

Я рву рубашку и, схватив стрелу, острым наконечником царапаю грудь. Кровь частыми каплями марает пол.

«Пей!» — кричу, следуя за ускользающим светом. Бегу по тем нитям, что ещё связывают нас.

Я чувствую, как судорожно дёргается её горло. Она глотает. Она не может меня ослушаться.

Рву её блузу. Размазываю кровь по ладоням. Прикладываю их к ранам. Чувствую толчки её сердца. Нитевидные вначале и учащённые, более полнокровные — позже.

Обнимаю, обвиваю руками и ногами. Прижимаю к себе так крепко, чтобы чувствовать биение жизни, следить за светом, который постепенно возвращается. Я слышу её вдох и вижу столб света. Наконец-то!

А затем проваливаюсь. Лечу в бездонную пустоту. Там холодно. Мрачно. Там забытье. Но зато Рени жива. Я сделал это. Жива и осталась человеком. Моя самая лучшая, самая светлая и любимая девочка…

Глава 41. Возвращение домой

Рени

Мир вокруг кружится, кружится, кружится и не хочет останавливаться. Где рычаг у этой карусели? Я хочу с неё сойти.

Я слышу голоса — встревоженные восклицания, но они где-то не здесь. Пытаюсь подняться, но падаю без сил. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, скованная, словно цепями. Но это не путы, а всего лишь мой Гесс. Настоящий. Бледный до синевы. Радужные полосы почти не видны и застыли в неподвижном рисунке — не меняются, не набегают волнами. И от этого становится страшно.

— Я здесь, милый, очнись, — голос мой звучит измученно и хрипло. Горло царапает сухость.

Тело его вздрагивает, руки ослабевают, и я уже могу освободиться от объятий, но не спешу. Он выгибается, как от сильной судороги, и начинает меняться. Вначале превращается в бабочку с трепетными тусклыми радужными, но словно полинялыми крыльями, а затем — в маленького лохматого человечка.

Низшая экономная ипостась. И тогда я вспоминаю всё и резко сажусь, прижимая Гесса к груди. Теперь это несложно сделать — он похож на ребёнка.

Дышу глубоко и рвано. Напрягаюсь, чувствуя, как выходят из тела пули. Вижу, как зарастают смертельные раны. Он спас меня. Спас слишком высокой ценой.

— Я не дам уйти тебе, слышишь? Я только замуж вышла, и ты не посмеешь оставить меня вдовой! — я подсовываю ему голову под нос. Кажется, он всегда оживал, когда дышал мне в макушку. — Давай, ну же!

Я бы дала больше. Всё, что могу, но плачу от бессилия: только что он перекачал свои силы в меня, поэтому во мне — его энергия, а собственной — мало-мало. Совсем крохи.