Умные парни (сборник)

После долгих разговоров о модернизации армии ее реформа вдруг началась. Но для того, чтобы реформа пошла, пришлось год назад увидеть армию в действии. Это тоже было испытанием.

ЦУГЦВАНГ В КЛУБЕ ЧЕТЫРЕХ КОНЕЙ

Мир рухнул – и произошло это в голландском городе Вейк-ан-Зее. В этом городе игрался крупнейший шахматный турнир, который проводится уже 70 лет. Не знаю, кто победил, – не важно. Не знаю даже точно, кто склонялся над шахматной доской. В данном случае важнее, кого за ней не было. Впервые за всю историю в Вейк-ан-Зее не попал ни один шахматист из нашей страны. Рейтингом не вышли.

Когда мы говорили, что русские сильнее всех в хоккее, балете и в космосе, мы щадили остальной мир, недоговаривали правду. Потому что шайбу с нами можно было иногда на равных гонять, в космосе мы Луну все-таки отдали, балетные звезды предпочитали на пуантах ходить по чужим сценам. Но была область, куда иностранцы даже не совались. Речь о шахматах. Вся наша страна была Клубом четырех коней, мы строили Нью-Васюки, и чужеродность великого комбинатора нашим светлым идеалам подчеркивалась его смехотворной неспособностью разделить истинно национальную страсть. Много десятилетий мы никого и близко не подпускали к шахматному Олимпу – ни к мужскому, ни к женскому, ни к командному. Даже первым чемпионом мира среди шахматных программ стала советская «Каисса». Явление американца Бобби Фишера было слишком кратковременным и могло быть объяснено шальной гениальностью, что и подтвердилось его сумасбродной биографией.

Что было в характере советского человека и в особенностях советской жизни такого, что мы были приговорены лучше всех играть в шахматы? Наша сила была настолько чудовищна, что на клетчатом поле мы обставляли весь мир куда проще, чем бразильцы загоняют мяч в чужие ворота на футбольном поле. Игра-то не наша – индусы придумали. И веками никто в мастерстве с европейцами сравниться не мог. А как победила советская власть, мы вместе с идеей коммунизма узурпировали все шахматные дебюты и эндшпили. При этом наши шахматные чемпионы отнюдь не были последователями учения Маркса. Многие, вроде Алехина, Спасского, Гаты Камского, при удобном случае делали ноги на Запад.

Может быть, дело в том, что в СССР интеллектуальный труд пользовался значительной государственной поддержкой. Единственное условие – этот труд не должен был содержать намеков на очернение строя и злопыхательство. Шахматы были неимоверно безопаснее классово чуждой генетики и кибернетики. К тому же шахматы давали возможность подчеркнуть личностное, творческое преимущество нашего человека над человеком с Запада, где нас упрекали в зажиме личности. Какой зажим, если наши гроссмейстеры свободно, одной левой управляются с посланцами свободного мира? Шахматы служили зеркалом интеллектуальной мощи и внутренней свободы советского человека. И потому шахматы для СССР были стратегическим оружием, как атомная бомба и баллистическая ракета.

На компьютерном троне мы недолго сидели. Американцы сделали ставку на информационное общество и в шахматных компьютерах настолько ушли вперед, что однажды их агрегат Каспарова обыграл, отчего тот впал в ярость и обвинил программу в нечеловеческой хитрости. Если компьютер – порождение демократического общества, то нельзя исключить того, что именно после горького поражения от Deep Blue непобедимый чемпион стал уходить от шахмат в сторону возвеличивания демократических ценностей. Впрочем, обнаружилось, что комбинации на этом поприще расчетам не поддаются.

Год за годом мы уступали свои позиции. Непобедимые грузинки вместе с распадом СССР разучились считать ходы и отдали китаянкам женский трон. Когда рассеялись последние иллюзии общества равных возможностей, мы отдали командное превосходство. Началась чехарда на мужском престоле. Непонятно, кто сидит на троне – то ли узбек, то ли индус, то ли болгарин, то ли все-таки наш. В Клубе четырех коней смешались кони, люди…

Шахматы – незамутненное зеркало общего процесса. Уходит из нашего Отечества мода на умных людей, которые не особо нужны, когда живешь за нефтяным валом, как в крепости. Из интеллектуальной сферы во все щели утекают умы, наука получает гроши и особо не нужна, педагоги унижены, вклад высоких технологий в экономику несуразно мал. Чем дольше мы играем эту комбинацию, тем ближе мы к критическому положению, которое в шахматах называется цугцвангом.

В стране, где нет нобелевских лауреатов, не может быть шахматных чемпионов. Шах и мат.

ПАПА И ЗЕЛЕНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

Число упоминаний в Интернете о кончине Папы Римского далеко превзошло все прочие события – цунами на Юго-Востоке, войну в Ираке, даже теракт 11 сентября. Иоанн Павел II стал самым технологичным папой. Ватикан обзавелся сайтом, ежедневно рассылал обращения через Интернет, назначил святого покровителя Сети. Папа побил все рекорды по использованию транспортных средств, священникам разрешили пользоваться техническими новшествами и мобильной связью. И все-таки, если спросить рядового человека, какой след оставила Церковь в истории, то первым делом будут названы процессы над Галилео Галилеем и Джордано Бруно. Живут ли по сей день противоречия между верой и разумом?

Церковь, уверены многие, всегда стояла на пути прогресса и всегда проигрывала. В Индексе запрещенных книг, введенном в 1571 году, значились Декарт и Спиноза, Гоббс и Юм, Гольбах и Гельвеций, Вольтер и Руссо, Лессинг и Прудон, множество знаменитых писателей и все великие энциклопедисты. Индекс издавался до 1948 года и был упразднен лишь в 1966 году. В 1864 году, когда мир стоял на пороге научно-технической революции, Папа выпустил один из самых позорных церковных документов Силлабус – перечень 80 главных заблуждений, в числе которых были названы свобода науки, социализм и рационализм…

Но бывали периоды, когда религиозное сознание влияло на формирование науки. Не случайно расцвет преобразующей мир техники пришелся на христианский мир. Начиная с XVI века снимается жесткое наложенное античным сознанием разделение между природным и искусственным, то есть тем, что создано человеком. Один из творцов классической механики Декарт доказывал, что вещи сконструированного мира ведут себя точно так же, как вещи реального мира. До законов природы можно доискаться, как до секрета часового механизма. Природа предстала как machina mundi – машина, созданная Творцом. Благодаря догмату о Богочеловеке, Земля и Небо, что было для Аристотеля кощунством, слились, их законы совпали.

Из всех наук более всего поссорила ученых и богословов астрономия. Смертельно поссорила. Лукавая усмешка истории в том, что сегодня астрономия более всего способствует сближению науки и религии. Ультрасовременная ее ветвь космология – наука о возникновении и строении мира – утверждает, что Вселенная возникла из сингулярности, то есть из бесконечно раскаленной точки бесконечно малого объема и бесконечно большой плотности. Эта теория называется Большим взрывом. Событие, как вычислено, произошло около 14 миллиардов лет назад. До этого момента времени не было. Большой взрыв признают и верующие астрономы, и атеисты. Сформулирована теория бельгийским священником, астрономом и президентом Папской академии наук Жоржем Леметром. Большой взрыв в деталях повторяет картину Сотворения мира, которая описана в Библии.

Папа Римский Иоанн Павел II говорил, что вера и разум суть два крыла, возносящие дух человеческий к истине. Это определяло отношение Папы, который мягко извинился за преследования Галилея и Дарвина, к науке. Папа не подвергал осуждению ни космологическую концепцию, ни эволюционную. (Найден выход: сотворение подверженной эволюции материи и сотворение души – разные творческие акты Господа). Папа считал, что религия не должна оспаривать открытия науки, наделенной специальными средствами.

Но ученые сами не могут использовать открытия, а религия подсказывает, как применить нажитые знания. Последний пример – клонирование.