Умоляй меня

Сам шар был отвратительной штукой, он метался со скоростью колибри. Дьявольское создание, появившееся в комнате зелий Эмброуза поздно ночью, ускользало от захвата, плюясь голубыми искрами, как будто смеясь над усилиями своих преследователей. Оба мужчины вскоре поняли, что поймать шар — это только половина задачи. Удержать его было так же трудно. Танцующие искры посылали острую боль через руку вверх, заставляя мышцы дергаться в конвульсиях, и иногда добыча становилась охотником. Баллард вывихнул два пальца в одной игре, когда шар развернулся и ударил его по руке. Гэвин потерял задний зуб, когда шар пролетел через всю комнату прямо на него. Он пригнулся недостаточно быстро и посчитал, что ему повезло, так как вместо сломанной челюсти у него выпал всего лишь один зуб.

Пальцы Гэвина едва коснулись поверхности шара, прежде чем Баллард схватил сына сзади, опустив на колени. Оба мужчины рухнули на пол только для того, чтобы вскочить и помчаться за своим призом. Баллард поймал его на короткое мгновение и был так сильно прижат к стене, что у него заскрежетали зубы. Шар выскочил из его хватки, и Гэвин бросился за ним, торжествующе крича:

— Ты медленно впадаешь в старческое слабоумие, старик.

Эти двое боролись от одного конца зала до другого, сцепляясь, нанося удары и ругаясь, когда шар вспыхивал между ними мучительно близко, но всегда вне досягаемости. В конце концов, Гэвин победил благодаря чистой выносливости. Задыхаясь, обливаясь потом и страдая от сильной головной боли после того, как Гэвин боднул его головой, Баллард сел на пол лицом к сыну и начал смеяться. Потому как мужчина засунул шар за пояс брюк. Сияние осветило его промежность. А Гэвин стиснул зубы, и с его красного лица сходили все цвета, пока он не побледнел до ужасного оттенка серого.

— Закончили? — он еле выдохнул это слово.

Баллард махнул рукой, поморщившись при мысли о том, что эти игольчатые искры делали с мужским достоинством Гэвина.

— Да. Ты победил. Я не могу смотреть, как ты настроился на игру, — он растянулся на каменной брусчатке, благодарный за их ледяной комфорт, и слушал, как Гэвин произносит заклинание, которое разрушило шар.

Баллард посмотрел на арочные потолочные балки высоко над ним.

— Я становлюсь слишком стар для этого, — ощущение щекотки на виске заставило его вытереть собравшиеся там капельки пота. Его рука была вымазана красным. Гэвин был не единственным, кто вышел из этой рукопашной схватки окровавленным.

Гэвин осторожно прижал руку к боку:

— У тебя локоть как молоток. Я думаю, ты сломал мне ребро.

Он не принес ни извинений, ни сочувствия. Сыграть в эту игру было идеей Гэвина. Одна сторона его лица все еще болела от последнего удара, который нанес ему Гэвин.

— Стоило ли это того, чтобы охладить твою кровь?

— На данный момент. Спроси меня ещё раз через пару часов после того, как я сяду за стол рядом с Циннией, ее запах будет у меня в носу, а ее сестра пригрозит вырвать мне сердце, если я посмею прикоснуться к ней пальцем.

Оба мужчины посмотрели в сторону ширмы, отделяющей зал от кухни, когда кто-то прочистил горло. Луваен стояла, наблюдая за ними, подбоченившись. Баллард с трудом поднялся на ноги и покачнулся, чувствуя головокружение. Гэвин, должно быть, ударил его сильнее, чем он думал. Крупные снежинки покрывали заплетенные в косу волосы Луваен, лениво слетая с ее макушки, цепляясь за распущенные пряди и опускаясь на ее лицо. Она поморщилась и прихлопнула несколько, что заплясали у нее на носу и зацепились за ресницы. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это не снежинки, а пуховыми перьями. Магда заставила ее заняться приготовлением их ужина. Она окинула их пристальным взглядом, отмечая их растрепанное состояние, царапины и синяки, кровь и порезы.

— Магда послала меня сказать вам, чтобы, как только вы закончите избивать друг друга до бесчувствия, пожалуйста, покинули зал, дабы остальные из нас, у которых есть кое-какие важные дела, могли украсить его для Модрнихта.

Гэвин вздрогнул от ее язвительного тона. Баллард кивнул и отвесил поклон:

— Он ваш, и вы можете делать с ним все, что пожелаете, госпожа. Мы здесь закончили, — он поклонился во второй раз, когда она, не ответив, развернулась на каблуках и исчезла за ширмой.

Гэвин собрался последовать за ней:

— Лучше спрячь оружие. Она в отвратительном настроении.

Баллард уставился на то место, где она только что стояла. В отличие от Гэвина, он ожидал такого поведения. Сама Луваен предупредила его тремя днями ранее.

— Вы не захотите, чтобы я составляла вам компанию на этой неделе, милорд, — сказала она. — Я превращаюсь из землеройки в гадюку, когда у меня начинается менструация.

Она поразила его откровенной интимностью своего заявления. Баллард прожил с тремя женщинами в одном доме почти четыре столетия, имел представление о том, когда каждая из них страдала от месячных, и мудро старался держаться подальше, когда они случались. Луваен была первой, кто открыто признала это и предостерегла его. И она оправдала это предупреждение. Раздраженная и усталая, она избегала всех, ела в одиночестве на кухне или только с Магдой в компании и отказывалась проводить вечера в соларе перед сном.

Баллард скучал по ее присутствию и сидел в угрюмом молчании перед камином, выпивая слишком много эля и вспоминая каждый эротический момент той единственной ночи, которую он провел в ее постели. Он хотел ее, жаждал ее, и она через секунду снова окажется под ним — будь прокляты плохое настроение и менструации, если она хотя бы намекнет на свою готовность. Она этого не сделала, и он уважал ее желание побыть в одиночестве. Ему придется подождать еще немного, прежде чем она придет к нему в постель во второй раз. Воспоминание о том первом разе было само по себе утешением — ее неожиданный и ошеломляющий дар любви. На краткий, тошнотворный миг он подумал, не пожалела ли она о том, что переспала с ним. Ее признание в физическом дискомфорте прогнало это беспокойство.

По крайней мере, так он говорил себе сейчас, три дня спустя. Он нуждался в игре так же сильно, как и Гэвин. Теперь его желание к Луваен возросло до лихорадки, ведь он узнал ее на ощупь и вкус. Искушение заманить ее в свою комнату, пусть даже только для того, чтобы поспать рядом, тяжело давило на его разум. Он долго спал один в постели — привык к этому, но мысль о ней, свернувшейся калачиком рядом с ним во сне, теплой и мягкой, отказывалась исчезать. И он сделает это предложение сегодня вечером. Она могла бы откусить ему голову за его предложение, но он считал, что возможный исход стоит риска.

Он последовал за Гэвином и вошел в кухню. Джоан и Кларимонда делили рабочую поверхность: одна раскатывала тесто, другая чистила картошку. Два только что ощипанных гуся лежали на другом столе у очага, где Магда стояла и смотрела на дымящийся котел. Она взглянула на него и указала подбородком туда, где Гэвин сидел на скамейке, закрыв глаза от блаженства, пока Цинния обрабатывала его раны.

— Если ты знаешь, что для тебя хорошо, то позволишь этой красотке подлатать тебя. Прямо сейчас другая с таким же успехом воткнула бы в тебя нож и назвала бы это милосердием.

Губы Балларда дрогнули. Он мог и сам обработать свои раны и принял миску с водой, стопку тряпок и баночку с мазью от перепачканной мукой Джоан. Он наклонился, чтобы оттереть кровь с лица и грязь с рук.

— Где она?

Магда помешивала содержимое котла:

— В кладовой. Я послала ее туда за кувшином эля и вином, — она пожала плечами. — Если ты хочешь, чтобы с тебя содрали кожу, то можешь предложить свою помощь.

Они несколько мгновений смотрели друг на друга, прежде чем Луваен опустила руки и высвободилась из его объятий. Сердце Балларда ушло в пятки, только чтобы врезаться в горло, когда она снова скользнула к нему на колени, но на этот раз верхом. Коленями и бедрами она крепко сжали его бедра. Его руки автоматически поднялись, чтобы обхватить ее за спину и помочь ей сохранить равновесие.