Умоляй меня

Мерсер занял своё место напротив неё, снова сгорбившись в побеждённой сутулости.

— Мы должны ему. Он имеет право на оплату.

— Да, но не имеет права требовать Циннию в обмен, — её руки дрожали теперь от гнева, а не от страха. — Почему, во имя всех богов, ты пошёл с ним на ещё одно предприятие, папа? Караван шафрана? Разве ты не понимаешь, насколько рискованно такое вложение? — Луваен отчаянно желала, чтобы её мачеха была жива. Хотя Мерсер когда-то был известен как успешный бизнесмен и торговец, именно его жена Абигейл обладала здравым деловым чутьём, разбиралась в прибыльных инвестициях и сложных переговорах. Она была семейным писцом и могла отчитаться за каждый полпенни, оставшийся в карманах Мерсера. Луваен не принадлежала ей по крови, но она унаследовала схожий денежный взгляд, и Абигейл научила её всему, что знала. Состояние Мерсера ухудшилось только после смерти Абигейл и замужества Луваен. Она всё ещё поражалась тому, как быстро ему удалось разрушить свой бизнес и растратить семейные сбережения, пока никто не видел.

Мерсер напрягся.

— Конечно, я знал об этом, но Джименин обещал огромную прибыль, как только мы выведем товар на рынок.

— Если вы выведете товар на рынок, чего вы не сделали.

— Откуда мне было знать, что бандиты нападут на караван? — он вцепился в подлокотники кресла. — Боги, Лу, ты как собака с костью.

Ему повезло, что он её отец, иначе она бы прогрызла его насквозь, а не просто искусала.

— Ты серьёзно? — её пальцы крепче сжали чашку, угрожая расколоть её. — Все знают, что Лэдллоу Хиллс — территория разбойников. Единственное, о чем можно с уверенностью утверждать, так это то, что солнце встает каждое утро.

— Следи за своим языком, мисс! Я всё ещё твой отец и глава этой семьи.

— Которую ты умудрился разорить своими неверными решениями. Вы с Циннией сейчас не бездомные, потому что живёте в моём доме!

Раскрасневшееся лицо Мерсера побагровело, и Луваен отшатнулась от унижения в его глазах. Чувство вины скрутило её живот, и она умоляюще протянула к нему руку.

— Прости меня, папа…

— Он ушёл? — Цинния высунула голову из-за угла, оглядывая комнату.

Луваен не сводила глаз с отца.

— Да. Хочешь чаю? Сейчас только подогрею.

Мерсер поднялся. Ссутулив плечи, он вышел из гостиной, задержавшись, чтобы обнять Циннию.

— Я пойду вздремну, — сказал он ей. — Увидимся за ужином, — он не оглянулся на Луваен. Обе женщины слушали, как звук его шагов раздавался по ступенькам, а затем над их головами, направляясь к комнате. При щелчке закрывающейся двери они повернулись лицом к лицу.

Цинния сердито посмотрела на Луваен.

— Что ты ему сказала?

Луваен отвернулась и уставилась в огонь.

— Ничего такого, что было бы неправдой, — правда это или нет, но она причинила боль своему любимому отцу, опозорив его самым жестоким образом.

— Держу пари, ничего хорошего. Иногда ты такая бессердечная, Лу.

— Может быть, если бы кто-то из нас больше думал головой, а не сердцем, мы бы не попали в такую передрягу, — Луваен потерла кончиками пальцев виски. — Джименин вызывает своих агентов. Он простит долг, если папа продаст тебя ему в жены, иначе он отправит папу в долговую тюрьму.

Цинния ахнула.

— А мы не можем ему заплатить?

— Этого недостаточно. Я продам дом, землю, то немногое, что у нас осталось, и остальную часть скота, но это покроет лишь часть долга. Джименин убедил папу присоединиться к ещё одному неудачному делу. Возможно, нам удалось бы вытащить его из долговой ямы, в которую он сам себя загнал. Но не после такого.

Цинния бросилась вперёд и опустилась на колени перед креслом сестры. Она сжала руку Луваен.

— Гэвин может помочь. Его отец богат. Мы возьмем у него взаймы.

Луваен посмотрела в завораживающее лицо, которое часто так усложняло жизнь, и сжала пальцы Циннии.

— Нет. Мы меняем зло, которое знаем, на зло, которого не знаем.

Цинния отбросила руку Луваен, словно обжёгшись, и вскочила на ноги.

— Гэвин де Ловет не злодей!

— Возможно, и нет, но он может оказаться лжецом. Сколько вы с ним знакомы? — Луваен щёлкнула пальцами. — Три месяца? Красивое лицо, хорошие манеры, изящная одежда. Из них не получится хорошего человека, Цинния, или честного. Мы никогда не встречались с его семьей. Никто здесь не видел и не слышал о де Совтерах.

Цинния топнула ногой, дрожа от негодования.

— Он не стал бы мне лгать! Я ему верю.

Луваен пожала плечами.

— Хорошо, если так. Даже если он воплощает в себе всё то, что ты говоришь, нам больше нечем торговать. Расплатимся с Джименином чужими деньгами, а что мы предложим де Совтеру взамен? Мы вернулись к тому, с чего начали, — она нахмурилась, увидев лукавый взгляд сестры.

— Если бы я была леди де Ловет…

Ах, вот в чём суть. Это была неплохая идея, за исключением одного отсутствующего ключевого компонента.

— Но ты не являешься ей, и он не предлагал тебе руки, — головная боль, грозившая расколоть её череп с тех пор, как она впервые увидела Джименина, притаившегося у их порога, усилилась. — Ты потратила полдня на флирт и ничего не добилась, а мне нужно подумать. Сходи к соседке. Дама Нив обещала мне корзину ровингов.

Цинния смяла юбки руками, сжав ладони в изящные кулачки. Её лицо вспыхнуло.

— Я не идиотка! Ты никогда меня не слушаешь!

— Я бы так и сделала, если бы ты предложила мне подходящую идею. Что заставляет тебя думать, что де Ловет богат и просто с радостью отдаст нам деньги своей семьи, если ты захлопаешь перед ним ресницами? — Луваен простонала: — Цинния… — когда лицо сестры стало таким же пепельным, как у их отца ранее. Она утонет в извинениях ещё до конца вечера.

Девушка развернулась на каблуках и выбежала из гостиной. Луваен вздрогнула, когда звук захлопнувшейся задней двери эхом прокатился по всему дому и по её раскалывающейся голове. Что ж, ей не удалось найти выход, так же, как и поладить со всеми членами своей маленькой семьи.

Ужин прошёл в молчаливой задумчивости. Луваен решила, что попросить прощения будет лучше следующим утром, так как ни Цинния, ни Мерсер не были склонны даже смотреть на неё, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней. Убрав почти не съеденную еду, Цинния предложила почитать любимый сборник стихов Мерсера. Он поцеловал ей руку и повёл в гостиную. Цинния бросила на Луваен мрачный взгляд, сообщая, что ей не стоит к ним присоединяться.

Луваен задула свечи на кухне и поднялась в свою комнату. Она расшнуровала платье и повесила его в изножье кровати. Сорочка касалась её кожи, словно холодные крылья, и она задрожала в тёмной комнате. В постели было так же холодно, но она привыкла к этому после смерти Томаса. Её зрение затуманилось, когда она подумала о муже. Добрый, мягкосердечный, всегда знающий правильные слова, он идеально сглаживал острые углы пылкой Луваен, о боги, как она скучала по нему. Девушка прижала его подушку к груди и зарылась в неё лицом. Его запах давно исчез, но ей всё ещё казалось, что она чувствует его аромат на подушке и простынях.