Унаги с маком или Змее-Week

– Но я же ничего не сделал! – поразился Нестор. – Поговорил с парнем, он похвастался всякими своими ценностями.

– Постараюсь объяснить. – Кир умостился в своем кресле поудобнее. – Первое. Вы говорили на разных языках. Вернее так – ты на языке, он на койне.

– В чем отличие?

– Человеку, мыслящему многозначными категориями, необходимо знание языка. Речи. А вот для человека брендированного истинная речь не важна. Койне может изучить любой торговец или грузчик. Койне создал дух экономики. Или дух экономики создал дух койне. Неважно – они симбиотичны. Современный колониальный язык на сегодняшний день – лишь койне. Истинную английскую речь можно услышать разве что в глубинках на самом острове Империи.

– Допустим. Но при чем тут…

– Притом. Ты его понимал. Он – только думал, что понимал тебя. Твою речь он воспринимал как койне, а следовательно – на других уровнях возникала возможность манипулирования. Сегодня почти все «койнезированы». Поэтому операторы массового сознания, знающие речь, имеют великолепный инструментарий воздействия на всех, говорящих на колониальном, на всех сообща и на каждого в отдельности.

– И что я все-таки успел сделать, пользуясь этим речевым преимуществом?

– Ты поселил червячка сомнения. Знаешь, кто такой Шамир?

– Смутно помню что-то… «Песнь песней», «Аггада»…

– Это один из самых искусных Нагов. Шамир – это червь Соломона. Он, червь, обладал потрясающим свойством: он сам умел создавать лазы для проникновения в Раджас. При этом для него могла служить лазом даже гранитная скала. И вообще – любой монолит. Он проникал между молекулами, как ты проникаешь через муравейник. И вот такого «Шамира» ты и оставил в мыслях своего подопечного.

– И каков же функционал этого самого Шамира?

– Ты правильно сказал, что парень «похвастался». Реципиент разложил перед тобой все бренды, которыми гордится. Престижное – заметь: не хорошее, а престижное – образование; такая же работа; потребительская способность высокого уровня; социальная реализация в пределах стадиона; некие ритуальные отправления, которые там считают заменой духовной пищи. И ты сумел поставить все это под сомнение.

– Ну, и что? Мы все всегда во всем сомневаемся.

– Мы, не они. Дело в том, что подопытные этого глобального эксперимента начисто лишены критичного мышления. Все, что произнесено или написано в средствах массовой информации, – это та самая доктрина. Принимается на веру без возражений. Если сегодня ты скажешь им, что бога нет, завтра вся огромная территория будет уверена, что бога нет. А послезавтра стоит сказать, что бог есть, и среднестатистический подопытный будет хитро щуриться и кивать окружающим: «А я же говорил».

– Но это же ужасно!

– Это норма там. И скоро станет нормой повсеместно. Могло бы стать нормой. Но тебе удалось зародить сомнение в этом юноше, научить его отнестись критически к одной части догмы, а значит, задуматься над всей догмой в целом. Ты его реиндоктринировал. Выдернул из сознания активную доктрину. Теперь ему придется создавать собственную, новую доктрину. И рано или поздно он придет к брендденгу. Он назвал бы его ребрендингом, но он был продуктом эксперимента, а значит понимает правила игры.

– А он сказал, что хочет стать юристом, – вспомнил Нестор.

– А еще он сказал, что все решают коммуникативные технологии. Именно ими он и займется. Он выйдет социологом. Настоящим, а не тем шарлатаном, которые сегодня пишут по социологии многотомную ахинею. Он сумеет создать институт противодействия институту общественного мнения. И со временем придумает универсальное средство противостоять манипулированию извне. Ребрендденг. Dixi!

Кир довольно улыбался, как капитан команды, выигравшей кубок мира.

– Теперь ты будешь спать. Долго – до обеда. У тебя завтра среда – методический день. Тяжелая была неделя – можешь себе позволить, – благословил Наставник.

– А могу я себе позволить один вопрос? – Нестор вспомнил мысли, чередой сменявшие друг друга перед сном.

– Конечно, – царственно позволил Кир.

– А почему Вы говорили, что в Северной Америке нет Драконов?

– Мог бы и сам догадаться, – поморщился Кир. – Подумай, какой уважающий себя Дракон будет жить там, где гордое слово, которым зовут друзей и Драконов – Drug – обозначает наркотики.

91

Сначала завыла собака. Она выла долго, протяжно, тоскливо. Этот вой накрыл не только улицу Кисельную, но и весь поселок каким-то серым колпаком безысходности. Так выть могла только северная собака. Акита-ину или маламут. Судя по мощи этого воя, скорее всего – маламут. Такой вой должен простираться над аляскинским белым безмолвием и будить серых гризли и белых волков, а не витать над маленьким пригородным поселком, пробуждая похмельных мужиков.

Потом зазвонил телефон. И тоже долго не умолкал. Долго, потому что Нестор забыл телефон на кухне. Пока спросонья он пытался отделить вой от звонка, пока думал, хочет ли вообще вставать и отвечать на вызов, а потом пока искал трубку на втором, затем на первом этаже, телефон успел прозвонить не менее десяти раз. Не десяти гудков, а десяти полных вызовов, когда звучат уже слова автоответчика: «На данный момент абонент не может принять Ваш вызов. Проверьте правильность набора номера или повторите попытку позже» с повтором на английском.

Наконец Нестор нажал «прием». Говорил Кир.

– Не спрашивай, не спорь, не сомневайся. Быстро одевайся, заводи «Змея» и мчи на Восьмой километр, к долгострою. Твоя точка сборки сегодня там. Да, возьми все салфетки Семена.

– Какие салфетки? – опешил Нестор.

– С его печатью «Врач» и те, с шариками. Не забудь.

Кир дал отбой. Нестор взглянул на дисплей телефона. Семь часов утра. Вчера Наставник разрешил спать до обеда. Что за спешка?

Недовольный, но не смеющий ослушаться, Нестор впрыгнул в кордуровые штаны (насколько в них можно впрыгнуть), натянул черную футболку и в должном порядке облачился во все необходимые элементы защитной амуниции мотоциклиста. «Как рыцарь на ристалище, – подумал Нестор. – Только оруженосца не хватает».

«Змей», простоявший нетронутым несколько дней, обижено огрызнулся. Но аккумулятор не подвел – машина взяла обороты, все датчики символизировали о порядке и готовности. У Нестора промелькнула виноватая мысль, что вот он-де перебудит сейчас весь поселок, но после этого серо-снежного воя будить в поселке уже, наверняка, было некого.

На Восьмом километре он был через двадцать минут после звонка Наставника. Наставник уже ждал его. Нестор снял шлем и улыбнулся навстречу, но Кир был серьезен, даже хмур.