Унаги с маком или Змее-Week

Посреди долины, меж первой волной черной лужи и первым рядом Нагов стало вспучиваться мутным нарывом некое бесформенное образование. Наги-новички дрогнули. Работы у Наставников прибавилось.

Да будет угодно твое приношенье — Змеиного, злобного рода сожженье. Пылание вспыхнуло неотвратимо. Глаза у жрецов покраснели от дыма. Они совершили свое возлиянье, Они возгласили свое заклинанье.

Тут произошли сразу два изменения: во-первых, голос над головами Нагов, наконец, обрел интонации – он стал завывающим, грозным, почти звериным; во-вторых, пузырь посреди поля обрел форму. Нестор смотрел и не верил своим глазам. Этого просто не могло быть. Не могло быть и по здравому смыслу, если кто-то на этом поле еще сохранил здравый смысл. Не могло быть и по правилам этой жуткой игры, если у этой игры вообще были правила.

Летите, как ветер, ползите, как тучи, Как яркие молнии станьте летучи, Сюда, на алтарь, устремитесь быстрее, О злобные змеи, кусливые змеи!

Первые ряды торсионных вихрей ринулись в бреющем пике на мечущихся в панике Нагов. Липкие струи били без разбору и по новичкам-неофитам, которые, может быть, всего несколько дней назад «сыграли в прятки» со своими Наставниками, и по самим Наставникам, которые яростно отплевывались то ядовитой слюной, то огненной пеной, сжигая и испаряя тысячами тысяч этих злобных черных тварей. Но вихрей было много, неисповедимо много. Но больше пугало другое: посреди поля стоял и мотал огромной черной головой еще не пришедший в себя после «рождения» Дракон.

95

Дракон был именно таким, каким и представлял его Нестор: могучие, пока еще не расправленные крылья величаво были сложены за шипастой спиной; смертоносные челюсти бессчетно и хаотично усеянны клыками; неимоверные размеры самого существа даже не поражали воображение – просто разрывали мышление в клочья. Это был Дракон. Но Драконы не участвуют в суетных склоках людей, Нагов, иерофантов… Не должны участвовать…

А голос надрывался:

Спешите лесами, лугами, полями, Сегодня сожрет вас великое пламя. Вы будете пожраны Агни-владыкой Он – бог семипламенный, семиязыкий!

Дракон расправил крылья и издал рев. Не рев – наверное, такова звуковая волна при термоядерном взрыве. И в этот же момент линия сражения докатилась до Нестора. Терракотовый Наг уже имел опыт общения с торсионными вихрями. Почему-то растерянности не было. Нестор методично, ритмично вращал могучим хвостом, быстро изворачивался, маневрировал так искусно, что липкие струи просто соскальзывали с чешуи или пролетали мимо.

И змеи, своим пробужденные роком, На гибель и смерть устремились потоком.

По полю пауками бегали странные и отвратительные создания. Это были люди, совершенно не вооруженные. Они бегали, размахивая скрюченными руками, бубнили невразумительно либо истошно орали. Но сам вид их заставлял забыть о людской природе, само присутствие их в радиусе метра отбирало силы и заставляло сгнивать заживо. Это были городские маги.

Одни, умирая, тоскливо взывали. Иные друг друга хвостом обвивали, Одни извивались и падали с треском, Другие исполнились молнийным блеском.

Нестор, уворачиваясь от информационных струй, одновременно ядовитыми плевками (спасибо Третьему дну!) сбивал городских магов, стараясь не подпускать их ближе нескольких метров. Если бы не симбиоз с кастомом, то он был бы уже мертв. Некоторых магов он разил в мозг, гипнотически заставляя их бежать в панике. Но это требовало многих усилий.

Вокруг гибли не только вихри и маги – вокруг гибли Наги. Гибли во множестве: кто, окутанный черной паутиной, прекращал бороться за жизнь и замирал; кто бессильно полз, выл от боли, отступая и теряя при этом куски плоти, а вокруг радостно прыгали мерзкие полулюди; кто, отчаявшись, перевоплощался в человека и тут же растекался лужей, растворенный в черной кислоте.

Там с телом сплеталось горящее тело, Казалось, что в пламени пламя горело. Пугаясь, они издавали шипенье, А те низвергались в огонь в нетерпенье.

И вот Нестор остался один среди врагов. Бой шел уже далеко за его спиной. Он устал. У него уже множество раз возникала мысль о перевоплощении, а значит, о гибели. Вот еще один уворот, уклон, вот еще один плевок, проход, вот еще один прыжок, взмах хвоста. Нестор понял, что умирает. Его опутали липкие нити, его окружили ползающие по-паучьи полулюди.

Одни уцепиться за камень старались, Другие растеньями там притворялись, А третьи как нить растянулись тугая, Беспомощных, дряхлых вперед пропуская.

Нестор безнадежно бросил на землю, уже давно превратившуюся в жижу, две салфетки с «шариками мороженого», начертанными когда-то Семеном Немировичем на кухне в доме по Кисельной. Теперь у него оставалась только салфетка с печатью «ВРАЧ». Салфетки тут же превратились в пепел. Ничего не произошло.

Четвертые в скользкие кольца скрутились, От зла отрешились, в длине сократились, А пятые, страхом объятые жгучим, Самих себя жалили жалом могучим.

«А что? – подумал уже полуживой Нестор-Наг. – Это вполне достойный вариант. Что там Кир говорил о смертоносности моего яда?». Наверное, некоторые Наги, под воздействием этой давящей декламации, поступали именно так…Внезапно вокруг стало как-то пусто, как будто кто-то гигантским циркулем начал вычерчивать окружность, геометрическим центром которой был сам Нестор. Голос все еще угрожающе обрекал Нагов на смерть:

Другие, как черные крысы чернели, Как молнии, третьи, блестя, пламенели. Так двигались к пламени змеи любые, Зеленые, черные и голубые.

Загадочный кто-то все увеличивал и увеличивал радиус, по которому бегал грифель воображаемого циркуля, пока пустота вокруг Нестора приблизительно не сравнялась с размерами арены цирка-шапито. Каждая тварь, пытавшаяся пересечь черту, исчезала с треском.

– Это временно, милый, – произнес рядом знакомый голос. – Но даст тебе время.

96

– Я обещала показать тебе, как я танцую бхаратанатьям? – задорно спросила Соня.

Соня стояла справа от Нестора. Слева от него стояла Фея. Обе были в камизах – традиционных туниках индийских танцовщиц. Их груди были стянуты платками-дупаттами. В носу у каждой сверкало бриллиантом нат, кольцо. Ноги украшали колокольчики кинкини.

– Саттва, – представилась Соня.

– Тамас, – подмигнула Фея.

И вдруг протяжно запела бансури, флейта. Обе девушки замерли точеными статуэтками. Зазвенели струны ситара. И вдруг кинкини на ногах танцовщиц стали отбивать быстрый ритм. Звуки кинкини заглушили давящий голос мрачного пророка.