Унаги с маком или Змее-Week

– А почему потом вдруг появился? Совесть проснулась? – зло спросил Нестор.

– Какая совесть? Помилуйте, мой друг! Какая совесть? Он же Дракон! Он и есть сама совесть! – Кир, будучи наедине с Нестором, даже не замечал, что обращался к нему на «Вы».

– Так почему явился? – повторил вопрос Нестор.

– А Вы не рады? – прищурился Кир.

– Рад, – честно признался Нестор. – Но не могу понять мотивов и логики.

– И не пытайтесь! Вы какого дна? Третьего? Хотя… После сегодняшнего боя Вы уже завтра будете Четвертого. А хотите сегодня? Прямо сейчас махнем в Раджас, хряпнем амриты, примерите амарантовый пояс, я научу Вас исчезать и появляться, возьмете эскортом Зоеньку? Она запищит от радости! Или зашипит? Это ж никакой работы – только милого Нага ублажать! Не хотите Зоеньку – там тысячи милых змеек, а Вам по рангу положено. Любая – Ваша! Построим и вместе будем выбирать…

– Нет, уж, увольте! – решительно отказался Нестор. – Не сегодня.

– Понимаю, понимаю! – закивал усердно Наставник. – А о чем Вы спрашивали? Запамятовал.

– Неудивительно, – Нестор указал на коньячку в руке Наставника. – А спрашивал я, почему он вмешался, раз Дракон?

– Так он же Шеша! Наг Восьмого дна, – искренне удивился Кир. – И вообще – король Нагов. Ему можно. Ему даже положено. Когда забираешься так высоко или опускаешься так низко – что, собственно, одно и то же – уже невозможно провести грань между Нагом и Драконом. Как для Вас трудно провести грань между человеком и Нагом. Грань между духом и материей. Все есть все. Нет плохого, нет хорошего. Есть Единое.

Нестор мысленно махнул рукой: не ему на Третьем (пока) дне понимать этих, с Восьмого. Он даже не знал, что такое Дно существует. Для него и Седьмое было немыслимой глубиной.

– Допивайте, поехали, – достаточно резко сказал он Наставнику, но потом мягче добавил:

– Пора уже. Поедем медленно. Держитесь крепко. Рюкзак Вам на спину наденем.

Кир счастливо кивал при каждом новом предложении Нестора…

Уже в городе, закрыв ворота гаража в родном кооперативе, Нестор повернулся к Наставнику. Кир уже держал в руках железную карманную флягу.

– Помянем? – полуспросил-полуутвердил он.

Нестор молча взял флягу и сделал большой глоток.

– Надо девчонкам позвонить, – вспомнил Нестор. – Поблагодарить, пособолезновать…

– Ты так ничего и не понял? – неожиданно трезво спросил Кир.

Потом взял флягу из рук Нестора и тоже сделал большой глоток.

– Они же теперь обычные проститутки. Узнать тебя узнают, но души в них теперь нет. Семен же был их сутью. Как и любой мужчина – суть своей женщины. Был Семен – был танец бхаратанатьям. Не стало Семена – нет больше никаких танцев.

– Одного не могу понять. Он же Дракон, – начал Нестор.

– Черно-белый Дракон, – добавил Кир. – Никаких полутонов. Либо караю, либо милую. Нас он помиловал.

– Но Дракона нельзя уничтожить! – закончил вопрос Нестор.

– Извне – нельзя, – согласился Кир. – Чужому – нельзя. Изнутри и самому – можно. Он же Дракон – только он сам и может себя уничтожить. Что он и сделал. Я поеду, – неожиданно Кир сменил тему. – Я уже такси сюда вызвал, тут недалеко, но я охмелел что-то. В Раджасе встретимся. Или в «Варяке» – сам решишь. Отпуск бессрочный, но не затягивай. У нас теперь каждый на счету – работы океан. А уж для Нага Четвертого дна!..

Кир махнул рукой, нетвердо развернулся и, не прощаясь, побрел к выходу из гаражного кооператива, где его уже ожидало такси – серый «Daewoo», что в переводе с корейского означало «Большая Вселенная». И теперь Нестор совершенно по-другому понимал, насколько она Большая. «Как Наполеон-император в отличие от Наполеона-лейтенанта», – невесело подумал Нестор.

Перед дверью квартиры он остановился в раздумье. Звонить? Открыть своим ключом? Тронул ручку – не заперто. Вошел тихо и незаметно, миновал коридор и встал на пороге комнаты.

Нина сидела в кресле и рыдала, тихо, долго, безнадежно, раскачиваясь. Маленький Антон примостился рядом, на полу, у подлокотника, и мерно, в такт раскачиваниям Нины, повторял:

– Мама, не плачь! Мама, не плачь! Мама, не плачь!

Нестор немного постоял на пороге, он не знал, что сказать. Наконец, в затакт, между двумя качками и всхлипами жены сказал негромко и просто:

– Мама, не плачь.

И мама не плакала. Не было теперь плохого и хорошего. Все стало всем.

< image l:href="#"/>