Ундервуд

Знаешь, мне кажется, что как раз сейчас, когда я пишу все это, ты размышляешь о том, принять ли меня или вышвырнуть из своего мира. Вот, я записала эту мысль, и ты, скорее всего, удивился. Мне отчаянно нужен кто-то, кто мог бы не только слушать, как считает мой отец, но и друг, способный дать мне что-то новое, о чем я пока понятия не имею. Захочешь ли ты стать таким другом? Я уверена в том, что у тебя есть то, что мне необходимо. И что ты расскажешь о том, что это такое.

Очень не хочется, чтобы эта часть дневника стала оправданием моего существования. Тебе ведь знакомо это чувство, верно? Было бы обидно, если бы в тексте то там, то здесь встречались фразы типа «простите за сопли, но я девочка – и мне можно». Поэтому если она должна быть, эта фраза, то я запишу ее один раз и в самом начале, чтобы никогда больше не повторять. Вообще, я верю в то, что каждое слово имеет смысл и может рассказать о человеке лучше любого поступка. И если кому-то нужно вывалить на бумагу всех тех розовых щеночков и котят, что скачут у него внутри, то и пожалуйста – значит, в реальной жизни их будет меньше. Будем считать это знакомством, хорошо? Я вернусь.

Я так долго спала, что не сразу сообразила, что происходит. Мое ожидание слишком затянулось, и то, что кому-то пришло в голову прервать его, сначала даже меня немного рассердило. Однако как только до меня дошло, что я снова в игре, настроение изменилось. В первый момент я подумала, что Конрад наконец-то вернулся, но нет – передо мной была совершенно незнакомая девушка. Впрочем, все прояснилось достаточно быстро. Внучка – это даже интересно. Я вдруг почувствовала себя настоящей старухой на фоне этого ребенка. Грустно.

Я снова Ундина, ну, разве это не чудо? Комната, в которой я находилась, конечно, не могла идти ни в какое сравнение с той уютной каморкой, которая раньше служила рабочим кабинетом моему прежнему хозяину, но, думаю, и в ней можно будет разглядеть какие-то преимущества. Здесь светло и просторно, кроме того, судя по всему, девчушка также не горит желанием пускать кого-то в свой внутренний мир. Значит, начинается новая эпопея секретной жизни, в которой будем только я и она. Вряд ли кто-то из людей сможет в полной мере прочувствовать то единение, которое наступает между пишущей машинкой и автором. То, что испытываете вы по отношению к любимому человеку, лишь малая толика нашей близости. Между нами нет секретов – никому из нас не приходит в голову поворачиваться друг к другу той стороной, которую он считает наиболее выигрышной. Наверное, это один из редких случаев, когда уродство демонстрируется открыто и не вызывает отторжения ни у одной из сторон. Скажу больше, я воспринимаю свое участие в писательском процессе не иначе как спасительную миссию. Кто знает, на что мог бы решиться человек, у которого нет возможности выплеснуть всю свою внутреннюю грязь перед тем, как выйти к себе подобным. Кого-то эта грязь затягивает, как болото, и это тоже правильно. Так произошло с Конрадом, который, как мне кажется, разобрался в себе и решил, что лучший подарок, который он сможет сделать своей семье, это просто исчезнуть. Жестоко, но справедливо. Это боль, которую причиняет хирург во имя спасения пациента. Я верю, что если бы у каждого человека было по пишущей машинке, то мир был бы светлее. К сожалению, эти мои мысли навсегда останутся при мне.

Конец ознакомительного фрагмента.