Унгерн: Демон монгольских степей

Секрета о предстоящем выступлении не делалось. Это породило волну дезертирств. Наиболее громким стал побег дивизионного адъютанта поручика Ружинского, бывшего студента Петроградского политехникума. Он сумел обманом через подложные документы получить у унгерновского казначея Бочкарёва крупную сумму денег на командировку в Хайлар, в Китай. Из Урги поручик бежал вместе со своей женой, выпускницей Смольного института.

На следующий день погоня настигла беглецов. Ружинскому перебили ноги — «чтобы не бежал» и руки — «чтобы не воровал». Жена поручика была «отдана» всем желающим. Потом супругов публично казнили: его повесили на воротах дома, а её расстреляли.

Эта казнь заставила всю Ургу затаиться в страде. Но это была не последняя кровь. После ухода Азиатской конной дивизии из столицы Халхи в день 21 мая в ней остался на некоторое время ургинский комендант полковник Сипайло со своей командой палачей. Начались убийства офицеров, которые по разным причинам смогли отказаться от участия в походе. Эту вакханалию прекратил своим вмешательством цин-ван бурят Джамбалон. Ссориться с монголами Сипайло не решился и потому поспешил догонять ушедшую в степь дивизию.

После убытия ургинского коменданта с его командой в столице Монголии ещё оставались некоторые воинские части. Это была казачья сотня, которая несла личную охрану Богдо-гэгена. С севера Ургу на всякий случай прикрывал отряд поручика Сухарева в 300 человек...

Проводить Азиатскую конную дивизию в поход на север вышел едва ли не весь город. Для большинства ургинцев это было зрелище, равное военному параду. Многие женщины плакали, расставаясь со своими мужьями и кавалерами. «Азиаты» уходили, как писали, без чувства обречённости. Испытывая благоговейный страх перед бароном, они, однако, верили в его звезду. Ведь не зря же монголы величали семёновского генерала Богом Войны.

Всё же историки сходятся в одном: население монгольской столицы облегчённо «вздохнуло» после ухода «азиатов». Кормить, содержать и терпеть такое воинство городу Урге приходилось всё с большим и большим трудом.

Однако если ургинцы скромно праздновали такое событие, то на монгольской стороне границы с Советской Россией, в Алтан-Булаке по такому случаю устроили большой митинг. Первым на нём с речью выступил представитель ЦК Монгольской Народной партии:

— Белые, не имея ни дома, ни родины, выгнанные из России рабочими и крестьянами, видя безвыходность своего положения, хотят вовлечь монгольский народ в войну, якобы за освобождение Монголии. В действительности же, силою мобилизовав монголов, направляют их против нас, борющихся за восстановление демократического строя и освобождение Монголии от иностранцев...

Страстную речь перед красными цэриками и горожанами произнёс военный министр Сухэ-Батор. Среди прочего он заявил на митинге:

— Я не преследую никаких корыстных целей и стремлюсь к одному: освобождению всего монгольского народа от ига китайских притеснений и банд белых и установления демократического строя. Для достижения этих целей я не пожалею головы...

Взявший слово представитель Дальне-Восточного комитета Коминтерна торжественно вручил Сухэ-Батору «почётную» саблю и сказал:

— Молодая монгольская армия в самом скором времени сумеет избавиться от китайских притеснителей и русских генералов...

Красные монголы Сухэ-Батора получили новую помощь от «северного соседа». Внеочередное заседание Реввоенсовета войск Сибири в городе Новониколаевске приняло решение послать 12 пулемётов с патронами, ручные гранаты, две тысячи трофейных японских винтовок, походную радиостанцию и... одно авиационное звено: аэропланы и воздухоплавателей.

...Как сами унгерновцы восприняли открытие новой страницы Гражданской войны в России? Об этом пишет, например, в своих мемуарах белогвардеец Б. Волков:

«С несколькими тысячами, из которых едва одна треть русских, остальные же — только что взятые в плен полухунхузы, полусолдаты-китайцы, необученные монгольские всадники, разрозненные шайки грабителей — чахар, харачинов, баргудов, типа шайки знаменитого Баяр-гуна, — объявить войну всей России!

Обладая жалкой артиллерией и боевым снаряжением, выступить против великолепно оборудованной в техническом отношении советской армии...

Что это? Великий подвиг или безумие?..»

В своём втором походе в Забайкалье (первый был из Даурии к Акше) генерал-лейтенант фон Унгерн-Штернберг продемонстрировал полное пренебрежение (а скорее всего — незнание) к основам тактики. Прежде всего к азам военной разведки. Азиатская конная дивизия проводила наступательную операцию, почти ничего не зная о своём противнике. Отсюда можно судить о том, что престижное Павловское военное училище мало что дало будущему командиру кавалерийской дивизии армии атамана Семёнова.

Когда генерал Резухин напомнил барону о том, что надо бы выслать вперёд разведку, тот только отмахнулся:

— Красные выйдут на меня и без разведки. Зачем я их буду искать по степи, пусть сами ищут азиатов.

— Всё-таки надо, Роман Фёдорович, разведать и Алтан-Булак, и места под Троицкосавском.

— Брось ты, Резухин, наводить тень на плетень. Зачем посылать сотни в разведку, когда есть отменные проводники. Им все тропы здесь известны с детства.

— Но мы же должны иметь на той стороны своих агентов. Хотя бы одного полковника Редля в штабе красных в Иркутске.

— Чех Редль на большевистской службе съест у нас всю казну, которая, сам знаешь, почти пуста. Внешней разведкой пускай занимается атаман Семёнов. Он в дипломатию играет на своей железнодорожной станции Маньчжурии.

— Но мы же должны знать о силах и замыслах большевиков? Ведь война идёт, а не баранта среди монголов.

— Должны. И знаем достаточно.

— Из каких источников, господин барон?

— Надо слушать рассказы русских перебежчиков из-за кордона и читать харбинские белогвардейские газеты.

— Но там же одни сплетни о нас, красных и японцах с Чжан Цзолинем. Читать противно.

— Пусть сплетни. А ты читай между строк. Вот тебе и нужная развединформация. И больше её нам не надо...

Противник в лице военной разведки советской 5-й армии командарма Матиясевича, штаб которой располагался в Иркутске, старался узнать о силах белых в Халхе как можно больше. Однако засылаемые в Ургу агенты из числа красных бурят и монголов приносили не только противоречивые, но — и сильно преувеличенные сведения. Как говорится, у страха глаза велики.

К тому же будущие Победители белого генерала Унгерна из вполне понятных соображений сами старались в отчётах и донесениях преувеличить силы разгромленного врага. Численность унгерновцев «доводилась» до 10 с половиной тысяч человек. По телеграфу одна за другой шли «оперативки» о белых, готовых к войне по ту сторону монгольской границы: