Уникальная картина мира индивида и ее отображение на тексты: на примере текстов людей, совершивших ряд суицидальных попыток
Шрифт:
В настоящее время существует необходимость предпринять попытку синтеза знаний и методов, возникших за последние десятилетия в экспериментальной и когнитивной психологии, и представлений о человеке, его индивидуальной картине мира, самоосознавании и саморепрезентации, полученных в результате эмпирических наблюдений и психотерапевтических практик, в частности, гештальт-терапии и экзистенциальной психотерапии, используя в качестве верифицирующего инструмента строгие неколичественные методы, успешно зарекомендовавшие себя в сопредельных с психологией областях гуманитарного знания.
Теоретико-методологической основой исследования стали культурно-исторические, системные и общегуманитарные представления об уникальности каждой индивидуальной системы отношений к миру, то есть об экзистенциальной картине мира человека. Эти представления были конкретизированы в виде нескольких принципов:
1. Принцип культурно-исторического подхода к знаку, значению и понятию.
В соответствии с этим принципом использование понятий специфично для культурно-исторической по своему происхождению высшей психической функции (Л. С. Выготский). На ранней стадии, стадии комплексного мышления, в качестве значения слова «мыслятся те же предметы, что и на более продвинутой, но мыслятся иначе, иным способом и с помощью иных интеллектуальных операций» (Выготский). Благодаря этому, с одной стороны, возможно понимание между ребенком и взрослым, но с другой – это понимание неполное; оно лишь позволяет обмениваться сведениями о «физическом мире».
2. Принцип системного разграничения объекта и его модели, «карты» и «территории».
Индивидуальная картина мира человека, как и отдельные ее составляющие, представляют собой сложные объекты, характеризующиеся невозможностью непосредственного наблюдения и измерения в «реальности» (на уровне означаемого) и семантической размытостью на уровне терминологизации (или означающего). Вследствие этого наиболее эффективным методом здесь является работа с моделями таких объектов. Создание строго формализованных моделей сложных объектов имеет свою историю и оказалось особенно востребованным в случаях, когда объекты не были доступны для непосредственного наблюдения (напр., глубинно-синтаксические структуры в теориях формального синтаксиса). В подобных случаях только последовательное соблюдение заранее сформулированных правил описания и оперирования давало гарантию от произвольности выводов, предохраняло от артефактов, спекулятивных решений и неправомерных экстраполяций. Требования к модели состоят в том, чтобы она, во-первых, была в определенном смысле проще моделируемого объекта, а во-вторых, в том, чтобы, несмотря на утрату части свойств объекта, она сохраняла те его качества, которые являются предметом изучения. Отсутствие исходного осознавания, что в любом случае неизбежны утраты, часто приводит к созданию нерелевантных моделей, которые оказываются чуть ли не сложнее моделируемого объекта. В нашем исследовании мы осознанно поставили ограничения на использование динамических характеристик и, с целью создания интуитивной определенности, прибегли к метафоре Кожибского-Бейтсона о «карте и территории», обозначая полученные статические модели как «карты», а моделируемые объекты как «территории». Но при этом за метафорой всегда стояло строгое определение математической модели как множества М с заданной на нем совокупностью отношений {R1, R2…Ri}.
3. Принцип соблюдения уровней формализации.
Согласно принятым в математических теориях моделей принципам, следует различать уровни формализации. Первый уровень формализации состоит в точном описании на языке, достигающем математического уровня строгости, исходных наблюдаемых объектов. В нашем исследовании это достигается путем создания метаязыка и корректным описанием на нем конструктов, которые мы обозначили как дискретные элементы картины мира и которые репрезентированы в качестве наблюдаемых объектов в виде следующих слов современного русского языка: пространство, время, я, свобода, смерть, любовь, одиночество. Второй уровень формализации состоит в том, что Теория (в теоретико-множественном понимании имеется в виду множество формул F такое, что с их помощью можно делать высказывания относительно моделей, причем любое из этих высказываний будет либо истинно, либо ложно) выражается на эксплицитно формулируемом языке. В нашем исследовании второй уровень формализации используется при обнаружении дискретных элементов картины мира в текстах, исходя из формализмов первого уровня. Для этого используется известный логический инструмент «машина с Оракулом». Он позволяет задавать вопросы: «Допустимо ли это значение?». Процесс деятельности Оракула никак не описан, формализованы лишь вопросы, которые разрешается ему задавать, а также допустимые ответы. Функция, реализуемая такой логической машиной, называется «вычислимой относительно Оракула». Другими словами, с помощью этого логического инструмента можно давать точные описания, «формализованные относительно» понятий, не сформулированных точно, отграничив лишь понятия формальные от понятий, заданных с помощью «Оракула». Ю. Шредер, сокращенными формулировками которого мы воспользовались, рассматривает всю систему формализаций В.Проппа в его решениях «Морфологии волшебной сказки» как последовательное использование логической «машины с Оракулом».
4. Принцип междисциплинарности.
Междисциплинарный характер исследования предполагает адаптацию и взаимное приспособление методов и техник, разработанных в различных, обычно сопредельных областях знания, для выдвижения новых нетривиальных гипотез и для комплексного решения проблем, неразрешимых в традиционных рамках одной дисциплины. В нашем исследовании мы использовали неколичественные методы современной математики и тесно связанные с ними техники и инструменты структурного синтаксического и семантического анализа для формулирования и решения таких традиционных для психологии проблем, как анализ вербальной продукции человека, обнаружение специфики индивидуальной картины мира человека и возможности содержательного контакта, или понимания, обусловленного достаточной доступностью этой картины мира для наблюдателя.
В данной работе вводится в корректной дефиниции термин «уникальная индивидуальная картина мира индивида» и разработан метод исследования семантически многозначных понятий с размытыми границами, включающий экспериментальную составляющую и способ построения семантических моделей; он позволяет с высокой степенью строгости изучить индивидуальную картину мира конкретного человека и построить ее карту, а также сравнивать карты индивидуальных картин мира разных людей и групп людей и различать норму и «не-норму».
В работе были использованы психолингвистический эксперимент и естественный эксперимент. В качестве конкретных исследовательских методик были применены специально разработанные автором «Текстовые методики» (ТМ) и «Процедура семантического наполнения понятий» (ПСН), модифицированный вариант метода глоссария («извлечение инварианта»), метод «да/нет», модифицированный для работы с логическим инструментом «машина с Оракулом», метод структурированных интервью. Для обработки экспериментальных результатов были использованы неколичественные математические методы и комбинаторный метод оценки вероятности совпадения кортежей независимых параметров («задача дня рождения»).
Испытуемыми выступили учащиеся различных школ г. Москвы, студенты, магистранты, аспиранты и научные сотрудники РГГУ и других московских ВУЗов. Всего в эмпирических и экспериментальных исследованиях приняло участие более 650 человек и было исследовано более 3 тыс. текстов.
Закономерности и факты, выявленные в работе, могут быть использованы как в диагностической и консультационной деятельности практического психолога, так и в экспертной практике различной направленности.
Материалы исследования могут быть использоваться в работе с детьми и подростками в контексте обеспечения их психического здоровья и конструктивного личностного развития.
Данные и выводы исследования могут послужить основой для проведения конкретных психологических и социально-психологических исследований, в частности, для скринингового обследования больших групп людей на предмет выявления групп риска по различным параметрам.
Результаты исследования нашли отражение в материалах курсов «Коммуникация с текстом», «Психолингвистика», «Психосемантика», преподаваемых студентам ИП им. Л. С. Выготского РГГУ.
Глава 1.
Базовые психологические подходы к экзистенциальным сущностямСистемные представления об экзистенциальном взгляде на мир и человека начали складываться значительно раньше, чем экзистенциализм получил свое название и был осознан как философское направление. На наш взгляд, у истоков направления стоят два автора: Достоевский, который побуждает своего героя «сделать пробу» и проверить истинность своих логических рассуждений собственной «экзистенцией», то есть узнать, сможет ли он перенести, пережить следствия своей теории, и Кьеркегор, который пишет «об участии человека в своей собственной жизни». Их размышления объединяет важнейшее качество: в поле исследования проблемы включен сам исследователь, внутренний мир которого оказывается и инструментом, и логическим центром этого исследования. Под «внутренним миром» здесь понимаются не только мысли, чувства и переживания, но и нечто значительно более глубинное и потому плохо поддающееся вербализации: чувство бытия. Это открытие чувства бытия как нового объекта изучения оказало решающее влияние на философскую и научную мысль ХХ в.: Ницше, Фрейд, Юнг в своем творчестве испытали сильное влияние Достоевского и Кьеркегора. И наконец, в трудах Хайдеггера было дано глубокое и системное описание мира как системы представлений, опыта, переживаний и отношений человека, в этот мир «вброшенного». Фундаментальный хайдеггерианский субъективизм был шагом вперед относительно того научного объективизма, благодаря которому позитивистская наука Нового времени собственно и отделилась от средневековой схоластики, противопоставив себя ей. В. Бибихин, философ и переводчик Хайдеггера, считает, что «плотная среда природных вещей разомкнута» благодаря попытке фрейбургского мыслителя «дать неопределимому человеческому существу определение…, которое не упустило бы из виду его простую цельность». Человек, существо которого есть «бытие-вот», «присутствие» (Dasein), это неопределимое, но очевидное «вот», которое «не состоит из разных элементов мира, а открыто всему как единственное место, способное вместить Целое». Хайдеггеровское изменение декартовой системы координат, почти совпавшее по времени с появлением формулировки Гейзенберга о соотношении неопределенностей в квантовой механике, дало толчок к развитию экзистенциализма не только в философии (Ясперс, Гадамер. Сартр, Камю), но и в психологии. Бинсвангер, Мэй, Ялом разрабатывают систему психотерапевтических подходов, получивших название «экзистенциальной психотерапии», где человек представлен своей картиной мира по Хайдеггеру. Они определяют три модуса мира: Umwelt – «мир вокруг», то есть окружающая среда, где действуют физические законы; Mitwelt – «с миром», то есть мир близких людей; Eigenwelt – «свой мир», или «мир самости». Проблемы человека через призму его картины мира видятся как система экзистенциальных «тревог» (Тиллих): страх смерти, свободы, одиночества, идентичности. «Мир этого конкретного пациента необходимо воспринимать изнутри, знать и рассматривать, насколько это возможно, под углом зрения того, кто существует в нем», – пишет Р. Мэй. Но путь к такому «внутреннему» взгляду неизбежно лежит через субъективность наблюдателя. Нет иного способа увидеть внутренний мир другого человека, чем сравнить его с собственным. Минковски описывает этот процесс «ежесекундного» сравнения «его психического состояния и своего» с одновременным исполнением двух мелодий.
Глубина и терапевтическая эффективность экзистенциального подхода неизбежно сопряжена с его принципиальной субъективностью, последовательная реабилитация которой в науке происходила на протяжении всего ХХ в. Методологическое противопоставление «классической» и «неклассической» науки было проведено еще Дюркгеймом, благодаря которому под «классической» наукой начало пониматься такое отношение наблюдателя и объекта наблюдения, когда наблюдение не оказывает регистрируемого воздействия на объект, и поэтому наблюдатель может быть исключен из научного описания. «Неклассическая» наука являет собой не столько иной взгляд, сколько изучает другой класс объектов – такой, что наблюдаемый объект меняет свои характеристики вследствие одного того факта, что оказывается наблюдаемым (Мамардашвили). Впервые с этим столкнулись физики при изучении элементарных частиц, а затем, поскольку физические опыты традиционно использовались в качестве неиссякаемого источника продуктивных метафор другими науками, невозможность рассматривать некоторые классы наблюдаемых объектов вне их отношений с наблюдателем была принята как основа в различных областях знания. Экзистенциальный подход в психологии, казалось бы, должен был естественно вписаться в область неклассических научных подходов. Однако этому препятствовало одно важное обстоятельство. В строгих неклассических подходах наблюдатель и наблюдаемый объект имеют различную природу. Физик, наблюдающий элементарные частицы, сам не является элементарной частицей. При экзистенциальном подходе наблюдатель и наблюдаемый объект являются в равной степени людьми, обладая каждый собственной субъективностью, что делает практически недостижимой какую бы то ни было «инструментальность», упираясь в тавтологию: психолог исследует внутренний мир человека, используя в качестве инструмента свой собственный внутренний мир, который он обязан исчерпывающе знать – в противном случае это не инструмент, и который он не может исчерпывающе знать, поскольку у него нет инструмента иного, чем он сам. Одним из способов освободиться от этой логической петли может быть введение искусственного объекта-посредника между внутренними мирами двух людей, такого, что он будет достаточно сложным, чтобы подходить для гомоморфного отображения различных, а желательно, любых внутренних миров, и достаточно «исчерпаемым», наблюдаемым и дискретным для передачи ему функций инструмента. В принципе такой объект имплицитно уже используется – но почти без осознания его инструментальной функции. Это вербальная продукция, текст в его общесемиотическом понимании. Действительно, все представления и переживания относительно внутреннего мира другого человека исследователь получает почти исключительно благодаря вербальной продукции этого человека. Традиция исследования вербальной сферы очень глубока, однако ограничивается в общем случае двумя моделями. «Психологическая модель» делает центром внимания то, что именно говорит данный конкретный человек, почти не фиксируясь на способах «говорения». В развитой системе «лингвистических моделей», напротив, все внимание уделяется «способам говорения», но отсутствует рефлексия над тем, почему именно этот конкретный человек выбрал из множества способов сказать именно этот. А между тем «психологический» и «лингвистический» взгляды соотносятся друг с другом, как парадигматика и синтагматика (Якобсон, Зализняк). Лингвистический интерес к языку сводится в самом широком смысле к кодификации и инвентаризации всех лингвистических явлений, которые есть или имеют право быть, – то есть к построению парадигмы. Психологический интерес в самом широком смысле, напротив, направлен на селекцию и комбинацию конкретных лингвистических явлений – то есть на построение синтагмы. В настоящем исследовании предпринимается ряд последовательных попыток комплексного и осознанного поиска синтагматических факторов, предопределяющих конкретные выборы и сочетания и лежащих в области психологии, с рекурсивным обращениям к лингвистической парадигме. Это позволило выйти за пределы противопоставления «классического» и «неклассического» взглядов, применив к наблюдаемому и к наблюдателю один и тот же инструмент – порождаемые ими тексты. Собственно, в экзистенциальной психологии картина мира пациента всегда открывается благодаря тому, что он рассказывает психотерапевту, и анализируется путем сравнения с собственной картиной мира терапевта, поэтому в таком решении не было бы ничего нового, если бы не два методологических различия: акты раскрытия и сравнения из имплицитных переводятся в статус максимально эксплицированных; экспликация проводится с помощью точных неколичественных методов, исключающих ее произвольность. Эта методология позволяет справиться с проблемой глубокой неопределенности, свойственной экзистенциалистскому «способу говорения», и преобразовать в позитивистски-проясненные такие сложные семантические комплексы, как экзистенциальные смыслы.