Уникальная картина мира индивида и ее отображение на тексты: на примере текстов людей, совершивших ряд суицидальных попыток
Шрифт:
Эта специально созданная техника была названа «Текстовыми методиками» (ТМ). Исходное теоретическое допущение состояло в том, что любой текст, порожденный данной конкретной личностью, содержит информацию об этой личности, вложенную в текст непроизвольно. Помимо этого, исходя из представлений о сути психотерапии (без учета специфики разных направлений и школ), были определены в качестве ключевых объектов интереса образ Я, образ другого и их взаимодействие в картине мира.
Техника текстовых методик.
Текстовые методики (ТМ) представляют собой особого вида технику, сочетающую преимущества тестирования и индивидуальной беседы. Работа с ТМ начинается с того, что испытуемым предлагается написать небольшой связный текст на специально выбранную тему, а сама тема формулируется по следующей модели:
• ее название составляется только из слов самой абстрактной семантики, чтобы испытуемый наполнил их «своим» содержанием;
• она
• в ее названии отсутствуют какие-либо личные глагольные формы, чтобы испытуемый непроизвольно вынужден был сделать собственный выбор, помещая рассказываемую историю в некое время и в некую модальность.
Подобно тестированию, ТМ дают возможность как индивидуального обследования, так и проведения экспресс-обследования в больших группах (психотерапевтическая группа, школьный класс, студенческая группа и пр.), позволяя выявить предположительно нуждающихся в помощи и/или осуществить отбор по определенным параметрам. Оценка результатов проведенной текстовой методики в большой степени формализована, и это если не исключает, то сводит к минимуму субъективность исследователя. При этом текстовые методики избавлены от ряда недостатков, которые, как правило, свойственны разного рода психологическим опросникам и тестам вследствие недостаточно рефлексивного подхода к проблеме коммуникации «человек – текст».
Действительно, при интерпретации вербальных тестов весь интерес исследователя сосредоточивается на отношениях человек-человек, текст оказывается лишь инструментом, причем не единственным и часто не главным, рассматривается как нечто вспомогательное и потому не требующее глубокого, специального рассмотрения. Это «текст вообще», он интересен в основном в пределах грубого контент-анализа, уточняющего, что именно сказано, о каких событиях внешней или внутренней жизни человека идет речь. Если внимание и обращается на то, как сказано, то обычно на «жестовую» часть речи – на паузы, заминки, аграмматизмы, собственно же структурная часть высказывания, как правило, почти не исследуется. Так, например, в текстах различных психологических тестов при формулировке вопросов к испытуемому не обосновывается выбор между формулировкой «от первого лица» (Я никогда не испытываю трудностей при засыпании), от «второго лица» (Вы никогда не испытываете трудностей при засыпании), а также между утвердительной (см. выше), вопросительной (Вы испытываете трудности при засыпании?) или «негативной» (Вы не испытываете трудностей при засыпании?) формами. На самом деле влияние формы вопроса на ответ хорошо известно каждому, кто ловил себя на попытке добиться именно такого ответа, какой ему хотелось получить.
Не менее важно и влияние самого акта вопрошания, который ограничивает свободу высказывания, направляет сообщение в заранее выбранное исследователем русло, уводя, таким образом, испытуемого от тех сюжетов и тем, которые могут быть для него особенно важны, а в случае, если исследователь их не предвидит или о них не догадывается, эти темы так и остаются необнаруженными и неисследованными.
С другой стороны, индивидуальная беседа, проведенная опытным психотерапевтом, который умеет «побуждающе молчать», не уводить разговор в сторону собственных предположений, не перехватывать инициативу, позволяет выявить темы, сюжеты и проблемы, которые максимально важны для самого индивида. Однако речь идет именно об опытном психотерапевте; такая беседа требует, помимо клинического опыта и умений, еще и удачи, а также большого количества времени. Кроме того, оценка результатов беседы неизбежно субъективна, а это создает трудности при необходимости сопоставить, к примеру, специфику разных испытуемых либо выявить динамику изменений у одного и того же испытуемого. Возможность верифицировать интерпретацию такой беседы достаточно ограничена и также, по больше части, сводится к опытности исследователя.
Текстовые методики сочетают в себе выгоды активной позиции исследователя по отношению к испытуемому при тестировании и преимущества относительной пассивности при беседе.
Интерпретация полученных текстов, является, по сути, превращением свободно написанного текста в тест. Прибегая к метафоре, можно сказать, что исследователь вступает с текстом в диалог, задавая тому вопросы по определенной схеме и получая в ответ привычные «да-нет-затрудняюсь-ответить-не-скажу». Следует понимать, что умолчание – отказ текста ответить на вопрос – один из принципиальных моментов в этой процедуре.
В какой степени человек раскроется в тексте, зависит от сюжетных и синтаксических характеристик поставленного вопроса, так как акт порождения текста, как и речи вообще, является только в небольшой своей части осознаваемым. Большая его часть остается вне рефлексии его автора. Если выбор сюжета высказывания по преимуществу является сознательным,
то выбор того или иного слова уже в меньшей степени поддается контролю сознания, особенно если у автора не было времени на редактирование своего текста; выбор синтаксической конструкции контролируется сознанием еще меньше (степень такого контроля зависит от образования и литературной одаренности автора, но и в самом рефлективном случае остается на уровне редактирования: так лучше, так не говорят, это уже повторялось), предпочтение же слов той или иной морфологической структуры, тяготение к одним и отвергание других грамматических категорий, частей речи и пр. остается за рамками сознательных манипуляций у любого носителя языка.Структуры, мало поддающиеся сознательному контролю автора или лежащих за пределами такого контроля, расположены по уровням.
Сюжет. Событие, выбираемое для рассказа, случайно лишь на первый взгляд. На самом деле испытуемый проводит предварительный отбор: что считать, а что не считать «событием». Затем из «событий» он отбраковывает субъективно «неприятные», «неинтересные», оцениваемые как социально-неодобряемые темы для разговора и пр. Кроме того, на результат отбора влияет желание или нежелание автора текста раскрыться. Выбор сюжета или отказ от какой-либо событийности может интерпретироваться как элемент в жизненном сценарии, поступок, предпочтение одной из возможных стратегий.
Синтаксис и семантика. Глубинно-синтаксические структуры и семантические составляющие лексики, не замечаемые и не контролируемые говорящим, несут ценную информацию о нем, о его картине мира, о его образе адресата послания.
3.2. ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание».
В ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание» первое задание предлагает написать небольшой текст на тему «Одно из ярких воспоминаний моего детства». Второе задание, сообщаемое после выполнения первого, по инструкции звучит так: «Отложите ручку. Закройте глаза. Постарайтесь вообразить себе человека, абсолютно во всем вам противоположного, вашего антипода». Затем предлагается сочинить выдуманное воспоминание от лица этого воображаемого антипода. Благодаря последовательности заданий участник сначала погружается в воспоминания собственного детства, и поэтому, фантазируя на тему третьего задания, создавая образ «своего антипода», неизбежно обращается к собственному опыту и к собственным представлениям о себе. Этому способствует намеренная расплывчатость инструкции: поскольку создание «абсолютного антипода» потребовало бы перечисления, пусть со знаком «минус», абсолютно всех собственных черт (трудно даже помыслить, что же именно следовало бы перечислить), то перед каждым участником вставала проблема выбора, какие именно собственные черты счесть наиболее значимыми. О том, как решалась эта задача, будет сказано ниже, однако в любом случае образ создаваемого в методике другого оказывался проективным: участники методики непременно наделяли своего персонажа-антипода рядом собственных черт, характеристик, проблем, конфликтов и т. п.
В качестве исходной темы в ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание» было предложено обратиться к событиям, максимально тесно связанным с личной жизнью и экзистенциальным опытом участников группы. Эти события были эмоционально окрашены, они побуждали ввести в текст образы значимых фигур – матери, отца и пр. (правда, не все участники группы этим воспользовались, обнаружив этим важную личностную специфику). Кроме того, здесь существенную роль играл, так сказать, «эксгибиционистский фактор». Участники группы, зная заранее, что их работы будут подробно разбираться и обсуждаться в группе, были, с одной стороны, настроены на некоторое дозированное самообнажение, обращенное к группе, а с другой – на имплицитное подчеркивание свой психологической необычности и исключительности, обращенное к группе и к исследователю [3] .
3
Отметим психологический эффект этого самообнажения: после проведения первой ТМ несколько человек воспользовалось предоставленным им правом снабдить свой текст пометкой: не обсуждать публично. В процессе обсуждения текстов в группе все они свой запрет сняли, а при проведении последующих ТМ к возможности наложить запрет на публичное обсуждение не прибегал никто. Одна из участниц сформулировала свой отказ от запрета так: Все стали друг другу ближе и интереснее, а я как чужая.
Эксперимент проводился на труппе испытуемых в количестве 353 человек. Участниками эксперимента были студенты 2–3 курсов Института психологии им. Л. С. Выготского РГГУ (339 человек в возрасте 19–22 лет) и преподаватели нескольких московских вузов (14 человек в возрасте 49–56 лет).
В первом задании инструкции ТМ содержалась провокация: каждый испытуемый был вынужден совершить некий отбор и из множества реалий, относящихся к своему детству, выбрать некое «событие», то, что, на его взгляд, являлось «интересной» и «допустимой» темой для рассказа о себе. Здесь необходимо подробнее остановиться на том, что именно обычно было выбираемо в качестве такого «события».