Унтовое войско
Шрифт:
Ранжуров потер ладонью лоб, соображая, как ему спрашивать об Айгуньской крепости. «Может не ответить, а то еще наврет… согрешит против правды. Муравьев потом взыщет с меня же. Ну да ладно. Как-то же надо…».
И тут как раз китаец увидел капсульное ружье у Цыцикова и смотрел на ружье, не отрываясь.
— Спроси, что он знает про такое оружие?
Оро заговорил с китайцем и стал переводить.
— Про капсульные ружья они слышали, но в руках держать не довелось. У них в крепости ружья с фитилями, и тех немного. Да и выпалы делать из них мало кто умеет, хотя выбранных застрельщиков-фитильщиков обучают каждодневно всю осень… после уборки полей и огородов.
— Обучают только по осени? — спросил Ранжуров.
Заметив недоверие
— В чем же тогда видят в вашем государстве главное достоинство солдата?
— В меткой стрельбе из лука, — подумав, ответил китаец.
— И как же они стреляют, ваши солдаты?
— Отдельные солдаты и даже роты… Отлично стреляют из лука.
— Ну, а все войско? — Ранжуров широко развел руками, показывая, о чем он спрашивает.
— Манджурские восьмизнаменные войска очень плохо владеют луком… да и копьем, — неожиданно заявил китаец.
— Может ли это быть? — не поверил Ранжуров.
— Китаец: никого никогда не обманывал. Китаец всегда говорил одну правду. Грешно на меня худо думать. — Цзян Дун приложил ладони к груди и поклонился.
Старшина здешнего племени сказывал, что в Айгуне ты был приставлен к пушкам. Верно ли это? И много ли там пушек? И стреляли ли вы по мишеням?
Цзян Дун сказал, что пушки в крепости чугунные и медные, а числом не более пальцев на, руках и ногах у одного человека. И тут же добавил, что редкая пушка пригодна для стрельбы.
— Давно ли были учебные стрельбы?
— Китаец ответил, что осенью. Не все пушки кидали ядра до северного берега реки Черный дракон [27] . Две батареи вывезли поближе к реке — в поле, помучились изрядно…
Ранжуров вызнал, что обычных лафетов в крепости нет, пушки артиллеристы привязывали веревками к деревянным брусьям, уложенным плашмя на землю, а иные стволы ставили на одноколках. Чтобы не вышло сильного отката, колеса до половины зарывали. Пристрелка велась на глаз.
27
Китайское название Амура.
— Много ли солдат в карауле на городской стене? — поинтересовался Ранжуров.
— Для караульной службы, — перевел Оро, — каждая рота выделяет до десяти солдат. Но дежурят не все Не зря говорят, что когда много каменщиков, дом у них кривобокий. По ночам выходят трое, а то и двое от роты. Остальные записываются в лодыри. Восьмизнаменные солдаты жалуются, что не привыкли долго стоять на посту в темноте, да и стрелять многие не умеют.
Появился у костра старшина Панда, уходивший позаботиться о ночлеге для гостей. Ранжуров ночевать отказался.
— Орла зовет высота, мужчину — дорога, — уклонился он от прямого спроса, почему буряты спешат.
Позади старшины прятались девушки в платьях из дабы, в берестяных шапочках. Когда на углях вспыхивал сухостой, на платьях девушек высвечивались не то птички, не то цветочки.
— Мои дочери, — проговорил старшина. — Эта вот Хунгалика, а эта Гаки.
— Червяк и Ворона, — перевел Оро.
— Почему такие некрасивые имена у красивых Дочерей вождя байну?
— Племя боится злых духов. Здесь редкий ребенок выживает. Панда придумал… У Гольдов считается, что злые духи пуще всего боятся червей в гниющей рыбе. А мало ли гниет рыбы при спаде воды… Злые духи зато уважают ворону, поедающую такую рыбу. Панда уверен, что его дочери остались живы только потому, что носят имена Хунгалика и Гаки.
Ранжуров и Очирка поднялись. Пора. Уже занималась заря.
— Наш народ говорит: «Имеешь друзей — широк, как степь, не имеешь — узок, как ладонь». — Ранжуров развел руками над огнем. — Отныне племя байну наши друзья! — Он соединил пальцы рук, затем развел руки до отказа, до хруста в плечах.
Раздались
громкие голоса:— Батига-фу!
— Батьго! [28]
Полулежа на корме под одеялом из сохачьей шкуры, пятидесятник Джигмит Ранжуров окончательно уверовал в то, что надо слать лазутчика и Айгунь. «Цзян Дун наговорил много такого, что усладисто прозвучит для ушей генерал-губернатора. А ну, как приврал китайский перебежчик? Да и перебежчик ли он? Не посыльщик ли айгуньского воеводы? Цинский двор мог прознать о замыслах Муравьева. А он пятидесятник Цонголова полка, рот разинул до ушей, поверил безвестному беглецу. Да и гольду не всякому надо верить. Манджурцам ничего не стоит подкупить старшину, а то и просто припугнуть… Они, гольды, тебе маслом по губам помажут, а после надуют, введут в обман перед генералом.
28
Приветствия гольдов.
Послать разве Очирку в Айгунь? Кого еще пошлешь… Казак он бывалый, из какой хошь беды выкрутится, по Монголии не единожды шатался и пешим, и конным. Вот в языках чужих… жаль… не силен. Одного его в Айгунь пускать никак не можно. Слать его надо с проводником Оро.
Вернется Очирка из разведки — смело можно глядеть в светлые очи его превосходительства. Жди тогда благ и почестей, какие только есть…».
…До Айгуня оставался один ночной переход, когда гонкая лодка казаков, с тихим всплеском рассекая волну, ткнулась в тени о скалистую боковину сопки.
— Попомни, Цыциков, — напутствовал его Ранжуров. — Глупец, побывав в чужой стороне, рассказывает: о том, что он ел там, а мудрец рассказывает о том, что он там видел.
Условились, что если Очирка и Оро не возвратятся через двое суток, лодка уйдет без них.
Глава девятая
Айгуньский гусайда [29] Юй Чен был из тех офицеров, кто твердо верил в победоносность восьмизнаменных войск Поднебесной империи. Юй Чен всю жизнь провел в походах, командуя то полком, то бригадой. Приходилось нести и караульную службу.
29
Полковник.
Небольшого роста, коренастый, грубого мускулистого сложения, с короткой шеей и суровым загорелым лицом, он походил на старого воина, хотя ему не было и сорока пяти.
Гусайда требовал от офицеров и солдат полного соблюдения устава цинских войск. На учебных смотрах любил поговорить о быстрых и смелых маньчжурских воинах, которые появляются подобно вихрю и исчезают подобно молнии.
Солдатам он внушал, что сплетенная ива служит для них домом, а войлочная циновка — крышей, и тогда при восхождении на склоны гор и спуске с них, при входе в горные реки и выходе из них цинским знаменным не будет равных.
Но вот что обидно и горчайше думать… Если трудно нарисовать кости дракона, то еще труднее узнать, что на сердце у человека. Сами знаменные — и офицеры, и солдаты — совсем не торопились следовать зову гусайды. Дисциплина падала… Вся армия — как дерево, источенное червем. Мундиры и халаты у многих поизносились, на коленях да локтях нитки повысеклись, проглядывает голое тело.
Про Айгунь что и говорить… Он на краю земли. Но когда в Пекине нет дисциплины и порядка, тогда что же делать? Прошлой осенью император надумал устроить смотр войскам, и иные воины вырядились на смотр с саблями, в спешке вырезанными из листового железа, которым торговали русские купцы в Калгане. Позор, какого еще не видело непобедимое восьмизнаменное войско! Вычеркнуть бы из памяти сей грязный и вонючий день. Иные солдаты, оплешивели по болезни, не имеют на голове кос, обовшивели, опаршивели, от их давно не мытых тел дурно пахнет.