Унтовое войско

— А не поблазнилось тебе? — спросил Лапаногов. — Дядя твои, можа, с ног сбился, голос сорвал, тебя клича, а ты стрекотки по лесу даешь.

Дашутка покачала головой.

— Ну-к, что ж, поглядим. Давай подсажу тебя, девка, на коня. Ружья, патроны, робята, сготовьте. Посматривай в оба.

Кони достигли изволока дороги. Блеснуло озеро. Над ним в туманной дымке взмахивали два крыла. Утка? Крылья распластались в парении. Ястреб! На крутоярье отсвечивали янтарные стволы сосен. Стая ворон взметнулась к вершинам. Ястреба увидели… А там, где воронье, там ищи и Луку Феоктистовича…

У самого уреза воды спешились.

— Показывай, где, — сказал Лапаногов Дашутке.

Ее опять бил озноб.

— Ехать к тем вон соснам…

Кудеяров свертывал цигарку, пальцы не слушались, рассыпал табак. Почему-то посмотрел, куда просыпал… Руки занять нечем. Сорвал с плеча ружье, проговорил хрипло:

— Побережемся, братья-казаки, а все ж… Поехали потихоньку. С богом!

— Вот тут… совсем близко, — прошептала Дашутка.

— Тебе тамотко быть негоже, — предупредил Герасим. — Слезовай.

— Я боюсь, дяденьки. Вы ускачете, а я что?

— Вот беда с тобой! Куда мы ускачем?

Кудеяров перекрестился.

— Обождите… я сам.

Ему никто не ответил. Сосны здесь не отсвечивали янтарем, стволы их снизу и до ветвей были черные, пугающие, и куст шиповника, и примятые бархатистые колоски луговой тимофеевки — все тут было помечено чем-то: не то смертью, не то неизвестностью.

Вскоре затрещали кусты, раздираемые лошадью, показалось раскрасневшееся потное лицо Ивана. Он подзывал остальных.

…Кутьков лежал, ткнувшись лицом в золу, неловко подогнув руку. Пальцы в предсмертной агонии зажали бороду. Он был в пиджачной паре, сюртуке с подкладными плечами и грудью и в жилете. Из кармана жилета свешивалась цепочка от часов. По лаковым голенищам сапог ползали зеленые мухи.

— Что же ты оплошал, Лука Феоктистыч? — тихо спросил Герасим. — Осиротил семью… Как же я домашним-то про тебя скажу?

Лапаногов осторожно оттащил труп от затоптанного и залитого водой костра и повернул на спину. По опухшему и обгоревшему лицу нельзя было распознать Кутькова, но одежда и обувь были его. Заряд угодил купцу прямо в переносье.

— От лиха никто не уходил, — проворчал Герасим.

В кармане убитого нашлось немного денег, медальон, брелоки, надушенный платок. Ни мешка, ни саквояжа…

Надзирателя и казака у костра не оказалось. Их нашли под корневищем. Трупы забросаны сосновым лапником, сухостоем. Оружия при них не было.

Экипаж с лошадью отыскали по травяной колее. Увидев людей, лошадь купца тихо и призывно заржала. Тарантас застрял между стволов, и его едва извлекли. В экипаже на мягком сидении валялись дашуткины узелки.

— Что делать будем? — спросил Лапаногов.

— Надоть, робята, саквояж искать, — высказал свое заветное Аким.

— Знамо дело, — поддержал его Митяй. — Плакали денежки… «Саквояж, саквояж…» — передразнил Кудеяров Акима. — Ты злодеев излови, а о купецком сундуке пусть твоя голова не болит.

— Правда твоя, Кудеяров, — поддержал его Лапаногов. — Наша служба такая… имать беглых каторжников и передавать их властям. Это они порешили Луку Феоктистыча и его спопутников. Более туг некому душегубствовать.

— На то полиция поставлена, — сказал Жарков. — Чего мы тута будем мотаться по лесу? Еще заряд в лоб влепят… за чужие-то денежки.

Казаки заспорили. Братья Алгапаевы стояли на том, что самое время ловить по горячему следу убивцев. Полиция же пока соберется, поздно будет, варнаков на сыскать. Кудеяров и Жарков ссылались на сенокос, па то, что дома их ждут не дождутся, и нет никакого резона тратить попусту время, что если они свяжутся с полицией и судом, то после замучают их допросами-вопросами и на одних только поездках в Верхнеудинск на суд выйдет разор всему хозяйству.

— Послухайте-ка меня, — вступил в спор Лапаногов. — Не горячитесь. Чего нам с трупами делать? Тело Луки Феоктистыча надоть сопроводить, передать родственникам для отпевания и похорон. Не закапывать же его здесь, как бродягу безродного.

Моя планида такова… Ежели Ванюшка с Петькой до дому торопятся, так тому и быть. А мы возьмем экипаж рессорный, туда на мягки подушечки хозяина… царство ему небесное. Родия Луки не щербату денежку отвалит Алгапаевым. Ну, как? Согласны?

— Ну, это-то можно, — протянул Аким.

— Вот и ладно. Уговор совершили, так полдела порешили.

— А вы куда направитесь? — спросил Жарков.

— Мы-то? Э-э, братец ты мой! — вздохнул Герасим. — У нас с Алганаевыми забот полон рот. Убиенных куда-то подевать надоть. Их сразу не захоронишь, надзиратель и казак записаны в шнуровой книге. На службе у государя. Отвезем мы их всех до деревни Выселки, сдадим тамотко старосте, пускай снарядит подводу до Нерчинска… хотя бы до Читы. Дашутку с собой берем. Она видела одного из тех. Пошукаем в деревне — кто да что, с мужичками поговорим. Крестьяне, оне народ строгий, оне должны что-то да слыхивать. На ихней земле убивают, а оне… оне тоже в ответе… за недогляд.

Сдадим мы убиенных и, ежели на след варнаков не выйдем, бог даст, догоним вас. Как, братья Алганаевы, согласны, нет ли?

Аким и Митяй, не раздумывая, дали согласие.

Лапаногов рассмеялся:

— Не на то дивятся, как братья делятся, а на то дивятся, как складываются.

Глава одиннадцатая

Солнце стояло уже высоко, когда казаки, сопровождаемые лаем собак, въехали в деревню Выселки. Впереди смиренно-мудрый Лапаногов, за ним Аким. Лошадь Акима тащила наспех поделанную волокушу на слегах. В волокуше, покрытые шинелями, лежали мертвые тела. Позади ехал Митяй.

Выселки пусты вдоль всей улицы. С помощью ребятишек отыскали дом старосты. В избе их встретила простоволосая заспанная баба. Руки и губы ее тряслись, слова не могла вымолвить.

— Ты, хозяюшка, в дрожанку перестань играть, — проговорил Лапаногов. — Пойди-ка, сыщи мужа. Да попроворней оборачивайся.

Ту как ветром выдуло из избы.

Задами дворов подошла Дашутка. Ей велено было на деревне не выказывать себя. Убийцы могли знать ее в лицо.

Лапаногов ходил с перевальцем и воем встречным старикам и старухам пояснял, что на выселковских землях найдены убиенные, и деревня обязана снарядить подводу в Читу для доставки мертвяков по служебному назначению.