Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997

Трасса начала приносить огромную прибыль после завершения линии. Канадская Тихоокеанская железная дорога безжалостно использовала предоставленные правительством двадцать пять миллионов акров. Были построены дополнительные ветки, отходящие от основной. Она породила многообразные роскошные пароходы и гостиницы, напоминающие средневековые замки и французские шато. Дорога продвигала туризм в «Канадских Альпах», убеждая покупателей посмотреть этот мир до того, как увидят следующий [1650] .

1650

J.A.Eagle, «The Canadian Pacific Railway and the Development of Western Canada» (Kingston, Ont., 1989), 150.

Однако главным результатом экономического успеха железной дороги стало заселение прерий. К 1911 г. по Канадской Тихоокеанской железной дороге прибыло 1,3 миллиона жителей, что не могло быть достигнуто при помощи скрипящих повозок с впряженными волами, при сборке которых использовались не дорогие гвозди, а куски бизоньих шкур, которыми скреплялись доски. Новые поселения разрастались рядом с дорогой, по которой бегал «железный конь».

Вначале строились поселки из бараков и времянок, которые, судя по всему, «сооружались по планам, подготовленным колониями ондатр» [1651] . Вскоре они увеличились в размерах и стали более достойными для проживания людей. Виннипег, который привлек Канадскую Тихоокеанскую железную дорогу концессиями (по сути, являвшимися взятками), процветал благодаря буму на зерно эдвардианских времен. Он напоминал «огромный гриб, появившийся ночью из прерии» [1652] .

1651

Berton, «National Dream», 295.

1652

Elveden MSS, Gwendolen Guinness Diary (1910), 70.

Реджайна стала столицей Саскачевана. Это «совершенно глупое название» [1653] , выбранное женой генерал-губернатора леди Лорной (дочерью королевы Виктории). Оно заменило грубое название Пайл-О'Боунс.

В 1885 г. Калгари был улицей из лачуг. «Город растет, когда ты за ним наблюдаешь», — писал о нем английский посетитель в 1910 г., отметив: Канадская Тихоокеанская железная дорога может предоставить готовые фермы подходящим британским поселенцам [1654] .

1653

Berton, «Last Spike», 118.

1654

Elveden MSS, «G.Guinness Diary», 81 и 77.

Ванкувер, который предоставил Канадской Тихоокеанской железной дороге 6 458 акров в центре будущего города, процветал, будучи западным конечным пунктом.

Создавая, связывая и развивая подобные центры, Канадская Тихоокеанская железная дорога реализовывала видение Макдональда — трансформацию доминиона из географического понятия в «одну великую объединенную страну с большой торговлей между провинциями и общим интересом» [1655] .

Правда, премьер-министр, как и большинство его соотечественников, рассматривал трансконтинентальную связь как «имперскую магистраль». Эта дорога была «вся в красном цвете», соединяя метрополию с островами Антиподов [1656] .

1655

D.Creighton,«JohnA.MacDonald: The Old Chieftain» (Toronto, 1955), 254.

1656

H.Dempsey (ред.), «The CPR West: The Iron Road and the Making of a Nation» (Vancouver, 1984), 151 и 273.

Однако чем дальше Канада продвигалась к цели, статусу полностью самостоятельного государства, тем более она отклонялась от линии империи. Сам Макдональд, хотя всегда почитал корону и отдавал честь «Юнион Джеку», ставил Канаду на первое место, когда дело дошло до помощи в спасении генерала Гордона и установке национального тарифного барьера. Имперская федерация была обманчивой надеждой и недостижимой целью рядом с канадской федерацией, выкованной кровью и железом.

Конечно, федерация ни в коей мере не была завершенной. Наблюдались острые региональные различия. Только в 1949 г. Ньюфаундленд, старейшая колония Великобритании, стал последней провинцией Канады. Более того, иммиграция усиливала разнообразие доминиона, делая его больше похожим на Южную Африку, чем на Австралию или Новую Зеландию, где белое население почти все было британского происхождения.

В 1870 г. четверть населения Канады говорила с ирландским акцентом. Как сказал Уильям Батлер, несмотря на репутацию «Изумрудного острова» в плане отсутствия промышленности, Ирландия производила нации. Среди последующих поселенцев были исландцы, евреи и менониты с Украины, говорящие на немецком языке. Их количество в дальнейшем увеличилось благодаря скандинавам и переселенцам Восточной Европы, многие из которых бежали от кнута казаков и ярма Габсбургов. Англо-саксонские критики характеризовали их, как «отбросы Старого Света» [1657] . Но «крепкий и решительный крестьянин в овчинном тулупе» [1658] , если использовать фразу канадского министра иностранных дел, доказал свою ценность, став первопроходцем. Дикий холод, хижина из дерна и костер из торфа не являлись для него ужасом. Он и ему подобные были привычны к тяжелому, изнурительному труду. Духоборы (русские христиане-нонконформисты), у которых не было лошадей, спокойно впрягали в плуг своих женщин.

1657

K.McNaught, «The History of Canada» (1970), 193.

1658

D.Woodcock, «A Social History of Canada» (New York, 1988), 281.

Многие из миллионов британцев, которые перебрались в Канаду в течение десятилетия перед Первой Мировой войной, казались слабыми и жалкими в сравнении с ними. На фермах, которые располагалась в месте, рекламируемом, как «Последний лучший Запад», на воротах часто висели объявления: «Англичане не требуются». Некоторые из тех, кто не мог найти работу, перебирались в растущие канадские городские трущобы и становились «грузом для общества, получающим пособие» [1659] . На них постоянно тратились общественные деньги. Метрополия оказалась униженной.

1659

L.G.Reynolds, «The British Immigrant» (Toronto, 1935), 269.

Выдающиеся люди времен короля Эдуарда, от генерала Баден-Пауэлла до генерала Бута (основателя Армии спасения), организовывали тренировочные программы для подготовки «испытывающих лишения и отчаявшихся» людей из британских городов. Предполагалось, что эти поселенцы смогут работать, возделывая девственные прерии [1660] . Таков был практичный империализм, предназначенный для усиления Канады — участницы расширенной британской семьи. Несомненно, сей труд имел некоторый эффект. Вероятно, он помогал усилить у канадцев самоощущение энергии и жизнеспособности «новых британцев», закаленных границей и климатом [1661] .

1660

W.Booth, «In Darkest England and the Way Out» (изд. 1970), 93.

1661

Zeller, «Inventing Canada», 260.

Но идея оказалась натянутой версией фольклора островов Антиподов о спасительной силе дикой природы. Она заключалась в том, что упадок процветает на теплом юге, а длинные зимние ночи способствуют плодовитости во всем. Как сказал Джозеф Хау, «большие, полные жизненных сил, здоровые семьи появляются из пуховых постелей, в которых Мороз Красный Нос заставляет людей лежать близко друг к другу» [1662] .

Канадцы отождествлялись с «выносливыми и закаленными детьми севера» у Гиббона, со здоровыми обитателями лесной глуши вроде тевтонских кимвров, которые «ради развлечения часто съезжали со снежных гор на своих широких щитах» [1663] .

1662

C.Berger, «The Sense of Power: Studies in the Ideas of Canadian Imperialism 1867-1914» (Toronto, 1970), 132.

1663

Gibbon, «Decline and Fall», I, 233.

Однако перемещенные британцы, попрощавшиеся с феодализмом в Старом Свете, неизбежно стремились к идеальной независимости в Новом [1664] . Более того, прибытие такого количества чужестранцев, почти все из которых были протестантами и стали частью англоговорящего общества, расширяло большой национальный раскол. Франко-канадцы, которые сами считали себя потомками неотесанных северных галлов, чувствовали угрозу от этого притока. Несмотря на высокую рождаемость, эмиграция сокращала их количественно, этот народ стал составлять чуть больше четверти всего населения. В результате они стали еще более яростно бороться за политическое и культурное выживание. Существование франко-канадцев зависело от сопротивления интеграции Канады как единой страны.

1664

G.Smith, «The Political Destiny of Canada» (1878), 24 и 36.

Уилфрид Лорье, красивый юрист с вьющимися волосами, который в 1896 г. стал первым франко-канадцем, ставшим премьер-министром страны, искал единства в разнообразии. «Моя цель — консолидировать Федерацию и сделать так, чтобы наш народ, давно отдалившийся друг от друга, постепенно стал нацией, — писал он. — Это самый главный вопрос. Все остальное вторично по отношению к этой идее» [1665] .

Чтобы реализовать эту идею, Лорье должен был совершить что-то вроде подвига канатоходца, достойного Блондина, прошедшего над Ниагарой. Он оживил Либеральную партию, одновременно успокаивая католических епископов из Квебека, которые все еще хотели проклясть ее, словно вельзевулово семя.

1665

H.B.Neatby, «Laurier and Imperialism» в C.Berger (ред.), «Imperial Relations in the Age of Laurier» (Toronto, 1969), 1.