Упорядоченное (Сборник)
Шрифт:
Вениамин как раз успел закончить третью из четырёх рун – при кажущейся простоте каждую линию и каждый угол следовало отрисовать чётко, без дрожи, с соблюдением всех пропорций, – когда костец, скрежеща и скрипя, вломился в самим же молодым чародеем открытую прореху.
Отбивать это было уже нечем.
Недолго думая, Вен изо всех сил швырнул в морду костецу ту самую скляницу – просто от отчаяния, потому что ничего другого под рукой уже не оказалось.
Склянка отскочила от костяной башки, казалось бы, безвредно, но – нет, раскололась!
Раскололась, развалилась,
А за его спиной поднималась призрачная фигура, полупрозрачная – фигура молодой девушки в сугубо формальном академическом одеянии, какое и посейчас надевают на выпускных церемониях.
Кажется, она кивнула ему, а может, и нет – Вениамин не запомнил. Потому что остатки костеца были совсем рядом, а следом за ними накатывались коричневые клубы, где таилась душа – или что там у него вместо неё? – разговорчивого профессора.
Руны под ногами Вениамина вспыхнули. В один миг полыхнули ярким и жгучим огнём, живым и настоящим; мага отшвырнуло, он врезался спиной в полки.
Клубы дыма обтекали призрачную фигуру девушки, и краем сознания Вениамин уловил что-то вроде:
– Рано радуешься!.. Сейчас я этого твоего… не уйдете! Никуда не дене…
И дальше всё смешалось.
Костец разламывался, распадался кучей костяных обломков. От вспыхнувшего круга рун чуть не до потолка били фонтаны пламени, аудитория мгновенно наполнилась удушливым дымом.
И его, этот дым, начало стремительно втягивать в огненную воронку.
Алеф – Зегет – Шапсут – Ювен.
Три руны Хаоса послушно «создали Хаос». Алеф его упорядочила. А старые символы – их ярость обрушилась на двух призраков разом.
«Молодец», – раздался шёпот. Молодой голос, девичий.
«Конец мучениям. Теперь я отдохну…»
Белый, словно фата невесты, призрак таял в огненных объятиях.
А клубы коричневого дыма втягивало и втягивало в стремительно растущую воронку новосотворённого пламени.
– Не-е-ет! – страшно взвыл вдруг ди Фелипо. – Не мо-ожет быть!.. Не-е-ет!..
«Беги, – раздалось едва слышное. – Я… ухожу… ты – беги!»
Словно незримая рука толкнула его к окну.
«Книги!»
Пламя быстро опадало, но зато там, где оно только что бушевало, росла и ширилась воронка чего-то тёмного, дрожащего, неопределённого, стремительно всасывая в себя последние остатки коричневого дыма.
«Беги! Беги же!»
Белый призрак расточился, распался лёгкой снежной порошей, зимним ветром – он избег всё втягивающей пасти.
Шатаясь, Вениамин ухватился за шершавое железо решётки.
Прочь отсюда! Наружу!
…И он уже сидел на внешнем подоконнике, когда воронка с жутким хлюпаньем втянула в себя то последнее, что оставалось от уважаемого профессора астромагии де Мойра ди Фелипо.
– Нет,
какой же ты болван, Вен!– Исключительный! Неописуемый!
– Мы, словно две дуры, прёмся хрен знает куда, лезем на верхотуру…
– Его спасать…
– А он…
– В это время…
– Совершенно ни о ком не думая, кроме себя…
– Эгоист! Конченый эгоист!..
– И вот чему ты улыбаешься, спрашивается?..
Вениамин и в самом деле сидел, привалившись к стене в своей собственной каморке и улыбался. Улыбался с того самого момента, когда его, застывшего на крыше корпуса-аппендикса, обнаружили невесть как вскарабкавшиеся туда Алисанда с Асти.
Ну, и ругали они его всю дорогу вниз, и до сих пор ещё продолжали. Обе. Вместе.
Но зато в мешке, плотно упакованные, ждали своего часа книги.
И идеи – пусть и высказанные безумным ди Фелипо, но идеи верные – они ждали тоже. А профессору – поделом: ибо и правильные идеи, и хорошеньких девуше, он употреблял совершенно неправильно.
Время действовать ещё придёт. Обязательно. Вениамин знал теперь путь.
И пусть Алисанда с Асти сердятся, сколько их душенькам угодно.
Конец
Неправильное лето
Всё в это лето начиналось неправильно. Закончен пятый класс, впереди шестой, самый важный – когда тебе будет двенадцать и ты сможешь сам выбирать – реальное училище с его интегралами, логарифмами, черчением и даже новомодной электромеханикой, гимназия с поэтами, гипсовыми головами, немецкими глаголами, сонетами Шекспира и прочими девчоночьими вещами; или же Морской корпус.
Дух захватывало.
Но…
Но всё пошло не так.
Во-первых, я недобрал баллов на испытаниях. Немного, но всё-таки недобрал, и сам этому ужасно удивился, потому что учился-то я всегда неплохо. Отличником не был – им у нас жилось тяжко – но и не отстающим с «камчатки». «Удовлетворительно» не имел никогда, по большей части – «хорошо» и «весьма хорошо».
И тут вдруг такое…
Нет, не то, чтобы я провалился. Но на годовых испытаниях оценки ставят не по нашей обычной шестибалке, а по двенадцати. И тут уже важно, наберешь ты на математике все одиннадцать (двенадцать не получал никто), или ограничишься девятью.
Я получил только восемь.
А это означало, что право первой очереди я теряю. Самые лучшие места достанутся другим, из верхнего потока. И я, новоявленный середнячок, буду покорно ждать крошек с чужого стола.
Отчего-то это меня жутко злило. Хотя вообще-то я не ведусь на подначки и на слабо меня не взять. Хотя, конечно, ежели по сути, не надо было читать «Практическую демонологию» последних три вечера и даже ночи перед испытанием, но удержаться было никак.
Книгу я увёл у папы из кабинета, оставленную на столике возле двери, куда он вечно сваливает старые газеты. Я даже удивился такой удаче – книги, подобные «Демонологии» папа никогда не оставляет на виду, всегда убирает в шкаф и даже запирает на ключ, хотя ни я, ни старшая сестра Таня, никогда не полезем и не станем там рыться.