Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
Шрифт:
К несчастью, мои объяснения ничем не помогли Читре. Ее страхи оказались пророческими. После краткой ремиссии рак вернулся, и Читра умерла. Однако это вовсе не опровергает предположения, что именно разум властен добиваться перемен в теле. В случае Читры связь разума и тела сработала ей во вред — обратила страх в болезнь. Поскольку я вовсе не отказывался — и не отказываюсь — от канонов западной медицины, которой меня учили, то обратился к онкологам и спросил, как принято объяснять спонтанные ремиссии в их среде. Мне казалось, что даже если хотя бы один человек исцелился от рака, скажем, от меланомы, нужно тут же всесторонне исследовать этот случай. Меланома — хороший пример, поскольку этот вид рака очень агрессивен, однако при этом и спонтанных ремиссий при нем наблюдается больше среднего. Однако все равно речь идет о единицах больных. Все онкологи на мой вопрос лишь пожимали плечами. В нашем ремесле работает закон больших чисел, говорили они. Спонтанные ремиссии бывают редко, это исключительные случаи, медицинские диковины. Сколько их ни изучай,
Теперь-то те годы, когда я занимался «Махариши-аюрведой», видятся мне как переход по канату — я все время пошатывался, но ни разу не упал. В клинической практике я разработал комплементарный подход. Если у пациента было какое-то серьезное заболевание, я лечил его аюрведой, однако настоятельно рекомендовал обратился за официальной медицинской помощью. Иначе было бы неэтично. Я морщился, когда сам Махариши или кто-нибудь из его преданных сторонников с медицинской степенью рассуждал о западной медицине в том ключе, что она якобы исключительно вредит больным и рано или поздно приведет к тому, что в обществе будут изобиловать неизлечимые недуги. Отрицать это по существу было трудно. Мне было прекрасно известно, сколько накопилось претензий к современной официальной медицине. Ошеломляющему количеству больных назначали лечение, которое катастрофически подрывало их иммунную систему. Многие умирали от госпитальных инфекций или в результате врачебных ошибок — это называется «ятрогенные заболевания». Одержимость чистотой и гигиеной привела к распространению «супербактерий», не реагирующих на антибиотики. У всех лекарств были побочные эффекты, многие препараты со временем теряли эффективность. К тому же, рисуя эту мрачную картину, нельзя пренебрегать и тем неучтенным множеством смертей, которые произошли, поскольку больные верили в волшебную таблетку и пренебрегали профилактикой: неумение и нежелание заботиться о себе — это настоящий серийный убийца.
Все это было, конечно, правдой. И я все дальше и дальше углублялся в сферу альтернативной терапии. Не то чтобы я при этом поверил в аюрведу как в единственный выход из положения — а ведь именно этого, к сожалению, и хотел от меня Махариши. На фоне просчетов западной медицины аюрведа выглядела очень многообещающе. Надо сделать еще очень многое, объяснял я Махариши, чтобы набрать достаточно доказательств, что аюрведа в самом деле лечит болезни, которые не способна исцелить западная медицина.
Когда я занял эту позицию, между нами пробежала первая трещина. Встречи продолжались по-прежнему — Махариши планировал глобальную кампанию «Аюрведу — в каждый дом» и вместо данных исследований прибегал к пышной риторике. Эта тактика в свое время блестяще сработала с медитацией. Трансцендентальная медитация претендовала на многое, и потребовались десятилетия, чтобы подтвердить ее заявления солидными научными данными. Медицина же требует немедленных доказательств. Подобная реальность выводила Махариши из терпения. Он требовал, чтобы в ту минуту, когда очередной аюрведический продукт был готов к выпуску на рынок, на него назначали непомерную цену (в Индии аюрведические средства обычно очень дешевы, кроме тех, в состав которых входят экзотические ингредиенты вроде золота или жемчуга), и стоило гуру пошевелить пальцем, как все преданные сторонники медитации толпой неслись покупать препарат и кричать на всех углах, какую пользу он принес их здоровью. Во время этих собраний я сначала нервничал, а потом все сильнее раздражался и злился. Какая глупость — меня раздирают две противодействующие силы, которые вполне можно направить в одну сторону!
Между тем чаша весов качнулась в сторону альтернативной медицины. К началу девяностых в передовице «Новоанглийского медицинского журнала» с горечью говорилось об одном обстоятельстве, глубоко тревожившем медицинский истеблишмент: к специалистам по альтернативной медицине американцы обращались чаще, чем к дипломированным врачам. Уже никак нельзя было говорить, что все эти люди суеверны или стали жертвой мошенников. Однако позиция официальной медицины была именно такова — и официальная медицина пошла на крайние меры и стала сеять панические настроения. Когда произошло несколько случаев отравления лекарственными травами, подняли большой шум, что травы тоже должны подпадать под юрисдикцию Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами — и почему-то позабыли о том, что смертельно опасные реакции на хирургическую анестезию и антибиотики бывают гораздо чаще.
Остановить подъем альтернативной медицины было уже невозможно, и Махариши уловил эту тенденцию одним из первых. Больше не было нужды возводить аюрведу в абсолют, ставить больного перед однозначным выбором: или медицина, которая лечит, или медицина, которая убивает. Однако лично я никогда не был склонен к однозначному выбору, поэтому меня гораздо больше тревожила тенденция превращать аюрведу в своего рода назойливую торговлю лекарствами, которой должен был заниматься врач в своем кабинете с утра до вечера. Правда, на сей раз речь шла не о таблетках, произведенных той или иной крупной компанией, а о травах, и это вселяло надежду. Однако при этом мы уходили в сторону от глубинных основ аюрведы. Подлинная революция в медицине могла произойти только через сознание. Надо
было донести до человечества, что материя — лишь маска сознания. Человеческое существо — не машина, которая учится думать, мы есть мысль, которая учится строить машину.С этими афоризмами я объехал весь мир. Это, конечно, упрощенчество, однако я вкладывал в них весь свой идеализм. Похоже, это завораживало слушателей, и из этого я делал вывод, что им очень нужен новый способ исцелять, исцеляться и сохранять здоровье. Они понимали, что погрязли в зависимости от медицинской профессии, а ведь здоровье — это естественное состояние, которого способен достичь каждый.
Наверное, в Америке было слишком много циников, и идеализм оказался не в моде. Однако в других странах, от Южной Америки и Австралии до Ирландии и Великобритании, меня принимали с большей охотой. Я выступал по национальному телевидению, говорил о безграничном потенциале сознания и старался подбирать слова, которые заставляли ведущего подаваться вперед с искренним интересом.
– Чтобы представить себе розу, вы обращаетесь к тому же источнику, к которому припадает вселенная, чтобы создать звезду.
– Макрокосм — то же самое, что микрокосм. Ваш организм — это целая вселенная. Буквально.
– Каждая клеточка вашего тела участвует в космическом танце.
Все это привлекало слушателей — а меня отвлекало от проблем, которые плодились, как грибы, вокруг Махариши. Точнее, в его ближнем кругу. Ашрамы печально знамениты своими гнусными интригами. Конечно, ближний круг сторонников трансцендентальной медитации — это не ашрам, однако приближенные Махариши соперничали за внимание гуру еще за много лет до того, как на сцене появился я. Зарубежные турне становились все продолжительнее. Практику я продал, а через два года отказался и от должности главврача. Для журналистов мое имя стало синонимом аюрведы. Слово «Махариши» они добавляли, только если я их специально просил. Эта крошечная оговорка свидетельствовала о трещине, которую было уже не заделать. Однако сам я не видел, что все идет к расколу. У меня было достаточно других причин для досады и беспокойства.
Когда просветленный учитель велит тебе отказаться от каких-то убеждений и подавить сомнения, он лучше тебя знает, что полезно твоей душе. Чувство абсолютной собственной правоты порождает Крестовые походы — правда, стоит ему иссякнуть, и они прекращаются.
Мне стало окончательно ясно, какой дорогой идти.
20. Рука на пульсе
Санджив
Дипак добился успеха, и мы были за него очень рады. Он отважился на огромный риск, когда отказался от процветающей практики, чтобы следовать своему призванию. Пожалуй, именно так определял отвагу сэр Уинстон Черчилль в запомнившемся мне афоризме: «Отвагу по заслугам считают главным человеческим качеством… поскольку это качество гарантирует все остальные». Поначалу, когда Дипак с такой страстью окунулся в новую жизнь, я относился к этому несколько скептически. Дипак от природы был исследователь-интеллектуал: найдет что-нибудь интересное и тут же начинает копать, пока не узнает об этом все. Однако увлеченности подчас хватало всего на несколько месяцев, а потом Дипак находил себе новую страсть.
Например, когда я увлекся гольфом, мы с Дипаком однажды в Калифорнии пошли поиграть. Он занимался гольфом всего полгода, однако был явно очень заинтересован. Во время игры он спросил меня, почему гольф мне так нравится.
– Дипак, — ответил я, — это же игра на свежем воздухе, в кругу друзей и коллег, которая требует собранности, внимания, честности и преданности делу!
И тут я прямо увидел, как у него в голове закрутились колесики.
Проходит еще полгода, сижу я у себя в кабинете, и тут мне на стол кладут новую книжку Дипака «Гольф ради просветления. Семь уроков игры в жизнь» («Golf for Enlightenment: The Seven Lessons for the Game оf Life») с предисловием профессионального гольфиста Джаспера Парневика. Дипак полностью погрузился в игру в гольф и попытался понять ее не только на физическом, но и на интеллектуальном уровне. Книга была скорее об интеллектуальном подходе к игре, чем о всяческих практических приемах. И вышла просто отличная. Однако я, возможно, не беспристрастен — в посвящении Дипак написал: «Моему отцу Кришану, который вдохновил меня играть в жизнь, и моему брату Сандживу, который научил меня, что игра в гольф есть отражение игры в жизнь».
Один репортер из журнала по гольфу решил написать статью про то, как Дипак увлекся гольфом и издал книгу, и предложил ему сыграть партию. Когда Дипак узнал, что этот репортер отлично играет, то разнервничался. Готовясь к матчу, Дипак тренировался каждый день и брал уроки у хорошего инструктора. И стал играть лучше. Они с репортером сыграли раунд, и Дипак показал себя молодцом. На этом страсть к гольфу иссякла — как и многие другие его страсти.
Однако трансцендентальная медитация и аюрведа — это, конечно, совсем другое дело, с гольфом и сравнивать нечего. Трансцендентальная медитация быстро заняла важное место в жизни всей нашей семьи. Мы с Амитой съездили в Айову, в город Фэрфилд, чтобы изучить приемы медитации для опытных практиков — в числе прочего нам обещали чуть ли не левитацию — а некоторое время спустя встречались и с Махариши. Когда мы познакомились, меня представили ему как врача, который написал книгу под названием «Заболевания печени».