Упрямый хутор

– Я не про сегодня спрашиваю. После войны приедем - угостишь?

– Об чем вопрос? Пир горой закатим!

Водители сцепили машины кусками стального плетеного троса.

– Кто там - пройдет вдвое?
– спросил Дорохин Головенко.

– Пройдет... Давайте конец, - отозвался замерзающий в реке тракторист.

– Держи!

– Пробуем, что ли, товарищ лейтенант?
– спросил, усаживаясь в кабину, водитель головной машины.
– Нам тут долго нельзя маячить. Приказано курсировать туда-сюда.

– Пробуйте. Бородач, завязал?

Головенко пускал пузыри, нырял.

– Ух, глубоко! Киньте мне болт с гайкой. Тут петля, на болт возьму...

– Я вылез, товарищ лейтенант, - сказал Харитон Акимыч.
– Невтерпеж! Ему все же не так холодно - у него одна нога деревянная.

– Эй, браток, довольно тебе нырять! Трогаем? А?

– Все... Готово!

Харитон Акимыч перекрестился:

– Господи благослови!

– А ты, дед, оказывается, религиозный, - сказал Дорохин.

– Какое религиозный! Десять лет не говел. Так, прибегаю в крайнем случае...

Моторы взревели. Уже нельзя было разговаривать обыкновенным голосом, нужно было кричать.

– Кузьма!
– закричал Харитон Акимыч.
– Греби прочь! Трактор вытащили - тракториста задавим!

Видно, все же крепко засосало речным илом за полтора года "утопленника" - три гусеничных шестидесятисильных тягача буксовали на месте, трос натянулся, как струна, а груз в воде не подавался.

– Стой!
– закричал Дорохин.
– Так не пойдет. Недружно берете. Давайте по сигналу, на фонарик, разом! Смотрите все сюда. Зеленый цвет: "Приготовились!", красный: "Взяли!"

Сто восемьдесят лошадиных сил рванули разом. Что-то тронулось, забурлило в воде.

– Идет! Давай, давай!..

Моторы ревели на полном газу. Тягачи буксовали... Лопнул трос... В хуторе, в садах, разорвался первый снаряд, пущенный немцами в эту сторону.

– Перелет... Ныряй, Кузьма!
– сказал Дорохин.
– Вчетверо пройдет?

– Пройдет, - содрогаясь всем телом, полез в воду Головенко.
– Надо было сразу вчетверо...

Второй, третий снаряды легли на лугу, но в стороне, метрах в двухстах.

– Вслепую бьет, наугад, - сказал старшина.
– Не видит нас.

Бух!.. Снаряд упал в реку, разорвался, взметнулся большой столб воды и грязи. Головенко нырнул, долго не показывался на поверхности.

– Эй, дядя!
– закричал ему один водитель.
– Ты не ныряй, когда в воду снаряд упадет. Оглушат тебя, как сома!

– Не обращай внимания!
– крикнул Дорохин.
– Это они воду подогревают, чтоб тебе теплее было. Крепи получше! Все? По местам! Приготовились! Переключил глазок фонарика на красный цвет.
– Взяли!..

Из взбаламученной, черной, чуть поблескивавшей рябью при вспышках ракет воды показались сначала труба воздухоочистителя, потом радиатор и топливный бак, облепленные водорослями.

– Идет, идет...

Трактор выполз на берег, весь в тине, водорослях - чудо морское.

– Вытащили голубчика!
– закричал Харитон Акимыч.

– Вытащили!
– прыгал на деревяшке вокруг трактора Головенко.
– Я боялся - порвем ось или кронштейн.

Дорохин шел рядом с влекомым на буксире трактором, не обращая внимания на комья грязи, срывавшиеся с колес, щупал его мокрые, облепленные тиной бока, обрывал с них водоросли. Хотел что-то крикнуть подбежавшему Харитону Акимычу - сорвался голос. Молча потрепал старика за плечо...

Немецкие наблюдатели скорректировали огонь по шуму моторов. Снаряды и мины стали ложиться ближе. Одна мина с резким, противным свистом шлепнулась в грязь метрах в пяти. Дорохин упал на землю, увлекая за собой старика... Мина не разорвалась.

– Все же есть у них на заводах сознательные рабочие, - сказал, поднимаясь, тряся головой, Харитон Акимыч.
– Третья мина не рвется, подсчитываю.

– Тут на лугу грунт мягкий.

Тягачи остановились. Водитель головной машины подбежал к Дорохину.

– Товарищ лейтенант! Отцепляю два тягача!

– Отцепляй. Один отбуксует трактор к ним в колхоз, а вы уходите с этого места. Довольно! Раздразнили теперь их на всю ночь!

– Спасибо вам, товарищи бойцы!
– кланялся, сняв шапку, Харитон Акимыч.
– Спасибо, родные!

– Магарыч за тобою, дед, не забудь!

На всем пространстве между рекой и окопами рвались снаряды. Слева, по лугу, к ним двигалась сплошная стена разрывов.

– Вот тут-то они нас накроют!

Водитель оставшегося тягача спрыгнул с сиденья, распластался на земле.

Трах! Трах! Трах! Трах!

Харитон Акимыч, завалившись на бок в какую-то ямку, мелко, часто крестился.

– Ох, тыж, твою так... близко положил!..
– Одновременно перекрестился.
– Ох, ты ж!.. Еще ближе!
– Перекрестился.

Трах! Трах!..

Как ни скучно было лежать в эту минуту на открытом месте, Дорохин не выдержал, расхохотался.

– Прибегаешь, дед? В крайнем случае?..

И вдруг - сразу утихло. Вероятно, немцы разгадали уже точное направление танковой атаки. Здесь утихло, зато справа, за селом Теплым, загремело сильнее. Била и наша артиллерия, куда-то вглубь, по немецким тылам. Застучали пулеметы, автоматы.

– Товарищи, не могу идти!
– закричал сзади Головенко.

– Тракториста ранило!
– поднялся дед.
– Кузьма, где ты?

Старшина подвел под руку прыгающего на одной ноге Головенко.

– Деревяшку отбило...

– Посадите его на тягач, - сказал Дорохин.
– По живому не зацепило? Лезь, указывай дорогу водителю.

...В хуторе Дорохин распрощался с Харитоном Акимычем.

– Ну, не будешь больше приставать к нам! Паши, сей, не поминай лихом!

– Какое - лихом! Товарищ лейтенант! Что б я тут, председатель, делал без тягла? А теперь - пойдем жить!.. Мы вам тут, на этой площади, памятник поставим!

– Вы еще разберитесь, что за трактор, как он там перезимовал в речке. Может, все поржавело.

– Сверху поржавело - очистим. А внутри - его же маслом смазывали... А Дуня, товарищ лейтенант, девка хорошая... Приезжай к нам... В председатели тебя выберем. Передам тебе дела из полы в полу, - знаешь, как в старое время лошадей продавали?

– До свиданья, Акимыч! Трактор получил? Получил. Ну, вали домой! И не мешай нам воевать...

Вскоре их дивизию сменили, отвели в тыл, километров за восемьдесят от передовой, в резерв. Там они стояли два месяца, ремонтировались, принимали и обучали пополнение и на Миус уже не вернулись - дивизия влилась в состав другой армии.