Ураган «Homo Sapiens»

— Двумя руками «за», — сказал Караев.

— С формулировкой: «Государство доверяет осваивать…» — сказал Человек Дела Дима Зимин.

— А что? Прекрасная формулировка. Такой принцип поможет сохранить природу ближе к первозданному виду. Хоть относительно.

— Конечно, предложение Комарова о волевом сильном срезании лимитов на горючее — не окончательный рецепт, но повод к размышлению. Так я понимаю?

— Естественно.

— А как завопят во всех инстанциях начальнички, те, что любят рыбалку и охоту за счет государства! Содом будет и Гоморра!

— Да. Но я хотел подчеркнуть, что именно здесь надо ставить один из основных заслонов массовому браконьерству по всему Крайнему Северу. Ведь воспитательная работа — дело длительное, а время уже не терпит. Если бы Госплан знал, сколько горючего уходит на увеселительные поездки, напрямую связанные с грабежом природы, — там бы у всех волосы дыбом встали. Практически на любом предприятии горючего избыток даже сейчас, после некоторых робких сокращений лимитов. И избыток этот руководителями зачастую закладывается в план умышленно как заначка на личные нужды…

Сигаретный дым плотно висел над столом. Михаил взял фужер, отошел к окну и открыл форточку. Серый воздух заструился на пол. Сквозь запотевшее стекло золотыми пятнами светили уличные фонари. Дело, конечно, не в любви к Северу. Дело в том, чтобы каждый честно вершил свою работу. Есть на базах нормировщики, но кто и когда видел и их и экономистов на трассах? Тысячи рабочих часов списываются на пурги, а в это время машины стоят десятками по Чаунской губе, а водители ловят корюшку. Прав Гуров, с такой техникой ссылаться на заносы — преступление.

— …вон из Валькарайского совхоза уже десять лет, за четыреста километров, практически по бездорожью, ходят в Пээк два стареньких ЗИЛ-157,— в унисон с мыслями Михаила сказал у стола Папа Влад. — Что, в них особенные люди? Обычные, только с нормальным чувством ответственности.

Подошел Дима, уставился лбом в мокрое стекло и сказал:

— Ты, Комаров, приезжай к нам, покажу настоящих браконьеров. Сейчас он качественно новый пошел, руководящий. Всех знаю.

— Если всех, помоги найти одного.

— Будет сделано, — сказал Человек Дела. — Фамилия?

— Так я и сам могу, — засмеялся Михаил.

— Да-а, — Дима помотал головой. — Сморозил… Каков собой?

— Длинный, худой… Лоб высокий, челка до бровей, прямая… нос, как сказал один товарищ, — утиный. Глаза серые. Светлые глаза. Оловянные. Ружье… но по ружью искали, видно — не его. Балок рыбацкий, над дверью крылья ворона и совы. По рукам — тракторист.

— В лесу кудрявая береза, — сказал Дима. — У нас девяносто процентов — трактористы. За соломинку хватаешься. Ладно, поищем соломинку с оловянными глазами. А у нас, точно?

— Процентов на семьдесят.

— Инспектор, ты молодец! Иди туда, не знаю куда, принеси то — не знаю что. Давно не читывал сказок. Попробую… А теперь пойдем, выпьем мушкетерского!

Живая рыба — с икрой!

Вот бывает: идут дела тихо, спокойно, ясной чередой. В основном кабинетные: бумажки, звонки, комиссии, лекции. И вдруг налетает полоса на первый взгляд стихийных, незапланированных событий, думал позже Михаил. Но если вникнуть, то ничего незапланированного, а тем более стихийного, в них нет. Просто количество проделанной, почти невидной, однообразной работы дало результат и цепочкой ярких взрывов перешло в новое качество.

Накануне новогоднего праздника позвонил Афалов, директор прииска «Светлый», поинтересовался здоровьем и настроением, поздравил с наступающим, а потом сообщил, что ночью через поселок в сторону реки Теплой прошли вездеход и трактор с балком. На рыбалку, больше некуда. Ичуньцы. Конец года, отгулы у многих, да два дня праздничных. Что будем делать?

Решу, позвоню через час, обещал Михаил. Генка на «Ичуньском» в командировке, завтра должен вернуться. Как же он выпустил рыбаков на Теплую?

Пока Михаил обдумывал сообщение Афалова, в дверь постучали, и на пороге возник парень в модном пальто, узеньких брюках и нерпичьей финской шапке. На ногах лаковые ботинки. Михаил пригляделся и узнал с трудом:

— Рультын! Неужели ты?

— Я.

Хотя и давно был знаком Михаил с бригадиром, но всегда видел в тундре, в меховой одежде. Разительная перемена, да-а…

— Тебя хоть сейчас в столицу, на улицу Горького.

— А я оттуда, — Рультын засмеялся.

— Неужели? В отпуске был?

— Нет. По делу: орден получал, — Рультын расстегнул пальто, на груди блеснул новенький орден Трудового Красного Знамени.

— Вот это да! Поздравляю! — Михаил пожал узкую крепкую руку. — Как столица? Первый раз был?

— Первый. Краси-иво! А сейчас сижу в порту, рейс к нам через два дня. Думаю: может, инспектор полетит? Вот пришел звать.

— С удовольствием бы. Давно надо в совхоз, да сейчас не могу, дело приспело. На вашей, кстати, территории.

— У нас тоже дело, — сказал Рультын. — Горняки на речке Номкэн в зимних ямах ловят.

— Номкэн — Теплая? Вот так совпадение! Чьи горняки?

— Не говорят. Два раза приезжали, на тракторах и вездеходе номера сняты. Фонари под лед опустят и дергают. Один раз мы прогнали, а все время как уследишь? Работать надо. У нас теперь в стаде четыре тысячи голов.

Еду, сразу решил Михаил. Сейчас. За праздники там натворят.

— Бригада твоя далеко от ям?

— На оленях два часа.

— Километров семнадцать… Поедем? Отвезу прямо к жене.

— Какомэй! — обрадовался Рультын. — Спасибо! На центральной усадьбе делать сейчас все равно нечего, надо сразу в бригаду.

— А мне только сообщили: эти рыбачки опять к вам подались, на ямы. Иди, собирайся, подъеду к гостинице.

Рультын убежал. Михаил позвонил Афалову, обещал к ночи быть. Потом попросил телефонистку дать «Ичуньский».

— Сижу в гостинице, — сказал Генка. — Обстоятельства такие.

— Какие?

— Не телефонный разговор.

— Так. Что за рыбаки ночью ушли с прииска?

— Не з-на-аю.

— А для чего ты там неделю? Я говорил, свяжись с председателем поссовета Редько, свой мужик, во всем поможет.