Урал — земля золотая

Клинки прославили Златоуст. Город называли «русским Дамаском», хотя русские булаты были лучше своих предков. Русские сабли пользовались большим спросом во всех европейских странах. За них платили большие деньги, их приобретали крупнейшие музеи мира, поэты воспевали русские булаты в поэмах.

* * *

Облака дыма и ржавой пыли висят в долине между гор. Это Златоуст. Крутые горы прижали его к маленькой речонке Ай. Небо застилают клубы черного дыма из труб сталелитейных заводов. Мы идем в центр города. Вот дома, вот улицы — современники, искателя твердой стали.

Идем на металлургический завод имени И. В. Сталина. Не верится, что находишься на территории завода: асфальтированные дорожки, клумбы, цветы. Входим в цех, по железным лесенкам поднимаемся к мартеновским печам. Тут при огромной температуре плавят сталь. Молодой рабочий пробивает летку, и сталь жидкая, как вода, течет по жолобу в ковш. Летят ослепительные брызги.

Тут плавят сталь! Тут ей дают закалку. Потом она превращается в машины, мощные орудия человека, в грозное оружие.

Горный трамвайчик, похожий на жука, громыхая, везет нас к музею. На пирамидальных подставках выставлены непревзойденные аносовские рапиры, мечи, сабли. И тут среди клинков из твердой, упругой стали становится понятным, чего добивался неутомимый булатоискатель. Он искал металл, металл-победитель. Ибо металл, как только он был открыт, был и будет несокрушимой силой.

Владимир Гилев Рисунки Ю. Лебедева

Холодное небо…

Холодное небо, прозрачные дали. Громады застывшие скал. Этому краю недаром дали Гордое имя — Урал. Урал — это, значит, земля золотая, Урал — это рек полноводных простор, Это — леса, что как волчьи стаи Кольцом окружили подножия гор. Светом заводов искрятся дали, Гремят поезда между глыбами скал. Этому краю недаром дали Славное имя — Урал. Василий Николаев

ЮЖНЫЙ УРАЛ.

Рис. ученика 6 кл. Н. Ковальцова (г. Сатка).

Глава третья РОДНОЙ КРАЙ

Герои Урала

В СВЕРДЛОВСКОМ МУЗЕЕ

Эти гордые знамена Не склонялись в бое. Их рукою непреклонной Пронесли герои. Уж истерлись, поредели Кисти шнуровые, Уж поблекли, потускнели Буквы золотые, И, овеянные славой, Дымом опалены, Наклонились величаво Старые знамена.

КОМИССАР МАЛЫШЕВ

Паровоз и стучит, И гудит на ходу, И бежит торопливо вперед. Вот опять поворот. За простором болот Уж огнями мигает Тундуш. Полутемный вагон Лишь свечой озарен. Дремлет Малышев, сбросив шинель. Паровоз да вагон — Вот и весь эшелон. С комиссаром дружинников нет. Этим утром восстанье в тылу подавив И отряд свой оставивши там, Он помчался туда, Где сегодня прорыв, Где ударить пора по врагам. Он контужен в бою, Но отряд его цел И готов подавлять мятежи. Свет огарка дрожит на усталом лице, На руках загорелых дрожит. Это Малышев, тот, Что проделал поход, Что в казацких степях воевал. Он могуч и суров, Страшен он для врагов; Он готов умереть за Урал. И гудит паровоз, И стучит на ходу, И на верную гибель летит. Взят врагами Тундуш, И враги уже ждут Паровоз впереди на пути.

ВАЙНЕР

Пал Малышев в схватке отчаянной, На митинге плачут вокруг, И вот поднимается Вайнер, Погибшего преданный друг. Он сдержан. Он в полном порядке. Лишь блеск лихорадочен глаз Да новая грустная складка Над строгою бровью легла. «Товарищи! Плакать не время, Когда наступают враги. Мы плакать не будем над теми, Кто смертью героя погиб. Его путеводное имя В легенды и песни войдет. Мы павшее знамя подымем И выступим снова вперед». И вот через месяц, в июле, Ушел защищать он Урал. И скоро под вражеской пулей Он смертью геройскою пал. И был он под старой сосною Своими друзьями зарыт. Начертано чьей-то рукою, На ней его имя стоит.

ХОХРЯКОВ

При свете неясном и слабом, Под сенью скрещенных клинков Начальник Уральского штаба Матрос молодой, Хохряков. Мне кажется: он непреклонный, Как раньше, с винтовкой встает, И снова идут эшелоны, Как в тот восемнадцатый год. …У моста колышется тихо Под ряской зеленой вода, За лесом, на шумной Крутихе Гудят, уходя, поезда. Он смотрит на дальнее пламя, Он слышит, разрывы гранат, Он знает, что в схватке с врагами Не справится горстка — отряд. Но верит, что, если не мешкать, — Не выдержат цепи врагов. И руку подняв — «В перебежку!» — Скомандовал вдруг Хохряков. — «Готовься!» — он крикнул отряду. Но взрыв прогремел над рекой, И, ранен осколком снаряда, Без крика упал Хохряков. И, рану зажавши рукою, Увидел в последний он раз, Как цепи готовятся к бою, Его выполняя приказ. …И нынче… Колышется тихо Под ряской зеленой вода. Вдали, на спокойной Крутихе, Гудят и стучат поезда. И кажется: в воздухе знойном Звенят еще отзвуки слов, А эхо твердит беспокойно: «Держитесь! Добейте врагов!»

ЕКАТЕРИНБУРГ

В садах, пока еще зеленых, Уж много веток золотых, Хоть пожелтевших, но живых… Шаги замолкнули в Обкоме, И ветер треплет за углом Газетный лист, прощальный номер, Да лозунг: «Мы еще придем!»

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Город взят был на рассвете. Взят почти без боя. Номер вышедшей газеты Посвящен героям. Их почтили тишиною, Маршем похоронным, И склонились в честь героев Гордые знамена. Уж истерлись, поредели Кисти шнуровые, Уж поблекли, потускнели Буквы золотые. Эти гордые знамена Не склонялись в бое. Их рукою непреклонной Пронесли герои. Эмма Попова

Павел Морозов

Много деревень в Верхне-Тавдинском районе. Но деревня Герасимовка, расположенная в 55 километрах от районного центра, известна всему Советскому Союзу. Здесь 3 сентября 1932 года обозленные кулаки убили пионера Павлика Морозова.

Долог путь от Тавды до Герасимовки. Но длиннее был он восемь лет назад. Сейчас здесь проложено широкое шоссе. А тогда пни да коряги загромождали дорогу.

В западной стороне деревни, почти на краю, стоит дом, где жил Павлик Морозов. Дом этот большой и высокий. Если вытянуть вверх руку, то до окон не достанешь. Дом поделен на комнату и кухню. В комнате вокруг стен лавки, в углу — полка и печь. Между печью и стеной — проход. Отсюда Павлик увидел в первый раз, как его отец продавал документы кулакам. В кухне стоит стол, сколоченный из плохо обструганных досок. На стене — полка для посуды.

Дом обнесен высоким бревенчатым забором. В ограде — крепкий амбар. В нем сохранилась соха, которой пахал Паша, и уздечка лошади Морозовых — Серка. Рядом приткнулась баня. Еще дальше — хлев для скота. На улице перед домом — длинный скрипучий журавель.

Рядом с домом Морозовых остались следы дома деда Морозова. Еще и сейчас, около развалин дома растет куст черемухи. По другую сторону — большой, с резными украшениями дом Кулокановых.

Все в этой деревне напоминает о трагедии, случившейся несколько лет назад.

Едва ли кто хуже жил в деревне, как Морозовы. Ребята бегали полураздетые, в одежде с чужого плеча. Не сладко жилось и жене Трофима Морозова — Татьяне Семеновне. Родня Морозовых попрекала ее, что она пришла в богатую семью из бедной хаты. Трофим Морозов плохо справлял хозяйство, в доме достатка не было. В комнате стояла кровать, прикрытая холщевым тряпьем. В кухне лежала куча соломы, на которой спали ребята.

Герасимовские кулаки сговорились избрать председателем сельского совета Трофима Морозова. Они часто приглашали его в гости, поили вином, подкупали. Отец Павлика был избран председателем сельсовета. На следующий день Павлик прибежал в школу к учительнице и радостно сказал:

— Зоя Александровна! Запишите меня в пионеры. Теперь отец противиться не будет.

Павлик ходил в школу в рваном полушубке, из-под которого виднелась холщевая рубашка, завязанная у ворота тесемками. Пуговиц никогда не знала его одежда.

Вечером в доме Морозовых разыгралась первая сцена. Мать увидела на сыне красный пионерский галстук и с тревогой сказала:

— Ох, Пашка, не показывайся отцу. Убьет он тебя.

— Не убьет, — ответил Павлик. — Он теперь председатель.

Пришел Трофим Морозов, взглянул на сына, спросил:

— Кто тебе велел записаться в пионеры? Ишь, какой коммунист нашелся… Неси, мать, вечерять.

Семья села за стол. Татьяна несла ужин. Трофим Морозов сурово сказал сыну:

— Пошел из-за стола, щенок! Я коммунистов не кормлю.

Павлик замешкался. Тогда отец ударил его по лицу и толкнул на мать, которая держала в руках сковородку с горячим салом.

Павлик слег в постель. Ребята в школе ходили подавленные. Среди них не было веселого товарища, ласкового ко всем, верховода забав и игр. Он лежал, завернутый в тряпье, и никому не говорил о том, что его избил отец. Навещали друзья из пионерского отряда, рассказывали об отряде, о работе, о школе, а он со слезами на глазах отвертывался к стене. Ребята приходили не часто: Трофим выгонял пионеров.

Все чаще и чаще Трофим Морозов являлся домой пьяный, забросил сельсоветские дела. Почти каждый день к нему приходили Кулокановы, дед Мороз и другие кулаки. Вся тяжесть забот по дому легла на Павлика. На приглашения ребят поиграть Павлик отвечал:

— Некогда мне, ребята. За сеном нужно, дров напилить. Отцу ведь некогда.

Отец окончательно спился и продался кулакам. Он приходил домой, выгонял ребят и жестоко избивал жену. Есть в доме было нечего. Избитая мать ходила по деревне, по знакомым и просила то пару картошин, то брюквы, чтобы накормить ребятишек.