Уровень: Магия

Она заметила Ричарда сразу. Его невозможно было не заметить. Не человек — магнит для притяжения богатства, король с мягкой улыбкой и парящим вокруг ореолом невидимых купюр. Хрустело все: толстая пачка банкнот в ручной выделки бумажнике, крахмал белоснежной сорочки, крабовые ножки, откуда он точным и элегантным движением доставал ножом белое нежное мясо; хрустел вокруг даже воздух.

Конечно. Первый и главный инвестор канала Норд-ТВ. Альберт заискивал и лебезил, как цирковой песик, смеялся непривычно громко, следил за тем, правильно ли держит в руках столовые приборы.

Марика тоже следила. Потому что на тот момент едва ориентировалась, какой нож и вилку следует взять следом, а посему в приближающегося официанта ей хотелось кинуть гранатой. Ведь новый официант — новое блюдо, а, значит, новая пытка в борьбе с не дающимся этикетом.

Тот ужин она запомнила еще и потому, что Ричард — великий, недосягаемый, до неприличия богатый Ричард — не сводил с нее глаз. И она краснела. Путалась в приборах, роняла на скатерть оливки, слишком часто терла губы салфеткой и постоянно одергивала себя за ерзанье на месте.

А уже перед первым свиданием он подарил ей вечернее платье и бархатную коробочку с серьгами и колье — прислал курьером прямо на дом. Цену она не знала до сих пор и никогда о ней не спрашивала. Только постоянно волновалась: когда ехала в ресторан на такси, когда садилась на услужливо отодвинутый от столика стул, когда слушала бархатный голос, любовалась идеальными манерами и тонула в глазах сидящего напротив мужчины. И все никак не могла поверить, что все происходит именно с ней, Марикой Леви, обычной, средней (ну, ладно, пусть выше среднего) работницей телеканала.

В тот вечер она впервые провалилась в атмосферу настоящего богатства. Люксовая обстановка, благоговеющие взгляды окружающих, баснословные цены меню и неземной вкус вина двенадцатилетней выдержки. И в тот вечер она так и не смогла понять, почему Ричард не повез ее к себе домой.

Не понравилась она или ее манеры?

А после трое суток скручивалась в терзаниях: позвонит ли в следующий раз.

* * *

Они сидели на берегу речушки.

Шумела прозрачная вода, катилась по гладким камешкам дна куда-то вправо и скрывалась за поворотом. За рекой плотной стеной высился еловый лес, слишком густой, чтобы через такой идти.

Именно это место, на полянке перед журчащей водой, по какой-то причине выбрал для привала Арви, и теперь лежал у самой воды, и с наслаждением чавкал здоровым куском мяса, которое выдал для него котелок.

Марика не спорила с выбором кота. Сидела на пеньке, позади которого поставила палатку, жевала картофель с сыром (как будто запеченный) и смотрела на реку, которую почти не видела — закат догорел минут двадцать назад, лес накрыл сумрак. Слушала шум воды и поглаживала мятый бок посудины, перед которой долго извинялась: мол, не хотела на спину падать, ты уж прости. Котелок, наверное, простил, потому что работал исправно.

Приходили и уходили воспоминания о Ричарде, нет-нет да думалось про оставшихся позади путников и о том, что ждет впереди. Лишь бы только не через этот лес — все руки обдерешь.

Усталость морила тело, но не разум, и спать не хотелось. Темно, тихо и одиноко; Арви, наевшись, ушел спать под полог ближайшего дерева. Достать, что ли, зеркало?

Как только Марика поставила котелок на землю и разогнулась, пытаясь решить, чем заняться дальше, за спиной послышался шум — шорох опавших игл и треск тонких сучьев (под чьими-то подошвами?).

Она резко обернулась и замерла, пытаясь в кромешной тьме увидеть источник тревоги, метнула взгляд и на Арви: тот поднял ушастую голову и смотрел в том же направлении.

— Не пугайтесь, это всего лишь я, Майк, — послышалось из темноты. — Решил зайти на чашку кофе, если можно.

— Конечно, можно, — выдохнула Марика с облегчением, пытаясь унять нервную дрожь, что возникла в конечностях при появлении шума. Тут же вспомнились недавние мысли про диких животных и другие опасности, подстерегающие безоружного путника посреди ночного леса. — Вы меня немного напугали.

— Извините, я не хотел. Просто у вас тут темно, я подумал, что костерок вам не повредит. Как раз захватил с собой дровишек.

Приближающаяся расплывчатая тень наконец сформировалась в мужской силуэт с объемной сеткой в руках. Морэн обогнул пень, огляделся, постоял несколько секунд, прислушиваясь к звукам вокруг, после чего одобрительно изрек:

— Хорошее место для стоянки. — И принялся складывать прямо перед Марикой костерок. — Как прошел ваш день?

И она впервые от такого простого вопроса расслабилась. Как хорошо, когда кто-то шуршит вокруг, говорит, интересуется делами. Когда посреди укрытого ночью мира с висящими над головой звездами, ты вдруг оказываешься не один.

— И почему они не ценят помощи? Почему не способны просто поблагодарить, а не навязывать тебе же свои дальнейшие планы? А эта Лизи сразу про сумки! Но я же не ишак?

— Марика, подождите. Но разве вы не помните ситуаций, в которых сами вели себя подобным образом? Когда едва бросали в ответ короткое «спасибо» и тут же принимались требовать большего?

«Откуда вы знаете?» — хотелось ей спросить.

Помимо дров, он принес и две кружки, одну из которых она теперь держала в руках. Пальцы покалывало от налитого в алюминиевую емкость кипятка, пахнущего крепким кофе. На этот раз котелок не стал взбрыкивать и удивлять — сразу сварил запрошенное. Наверное, тоже устал.

Да, она помнила. Помнила, когда почти не замечала входящую в кабинет Катти — помощницу-секретаря — и ее робкие попытки поднять настроение старшей коллеги принесенным к кофе печеньем. Помнила, как постоянно требовала выполнения работы «вчера» и спрашивала, ну когда же придут по-настоящему хорошие новости? Не вот эти, подписанные шефом документы на продвижение нового проекта, не розочка от мистера Аллена и даже не ее собственная номинация на сценариста года. А ПО-НАСТОЯЩЕМУ хорошие новости! Чего она требовала тогда от Катти? Или от себя? Чего добивалась от жизни, кидаясь в бой грудью и орудуя кулаками?

— Помню, да.

Майк неторопливо потягивал свой кофе и ворошил палочкой костер. Он часто это делал, и Марика почему-то подумала, что нет на свете другой картинки, навевающей на нее большее спокойствие и умиротворение. Угли, отсветы пламени на спокойном лице, ощущение стабильности и странной правильности. Почти незнакомый человек и чужой, не ее, Учитель, но можно быть собой.

— Дело в том, что это людская природа. — Его размеренная речь успокаивала. Ей верилось. — Постоянно желать большего. Возможно, генетически прошитый фрагмент всех находящихся в физическом теле и в физическом мире людей.