Усколзающий ангел

– Если ты предпочитаешь именно это, - презрительно протянул тот, - должен предупредить: в то же самое время, как тебе дадут понять, что ты полностью и всецело находишься в моей власти, я обвиню нашего благороднейшего маркиза Равенторпа в похищении и совращении несовершеннолетней девушки - наказанием за что ему, в лучшем случае, будет высылка из страны.

Он произнес эти слова со злобной усмешкой, прекрасно понимая, что теперь Уле останется лишь безропотно поехать с ним.

Затем, желая еще больше унизить девушку, граф резко бросил:

– Итак - каково твое решение?

– Я... еду... с вами... дядя Лайонел.

– Тогда поторопись, - приказал граф.

Больно схватив Улу за руку, он потащил ее из библиотеки по коридору в холл.

Столпившиеся там слуги изумленно взирали на них.

У самой двери Ула, собрав все свое мужество, остановилась и воскликнула:

– Дядя Лайонел... пожалуйста... позвольте попрощаться с ее светлостью... и взять шляпку и шаль.

– Придется обойтись без трогательных прощаний, - ответил граф, - а шаль вот, лежит на стуле.

Он указал на нее, и один из молча пялившихся слуг поспешно схватил шаль и протянул ее Уле.

Девушка накинула шаль себе на плечи, и для этого графу пришлось на мгновение отпустить ее руку.

Ула тотчас же сделала попытку вырваться от него и броситься к лестнице.

Граф, однако, был готов к этому и с силой вцепился в плечо девушки, заставив ее пошатнуться и вскрикнуть от боли. Но ей все же удалось сохранить равновесие и не упасть.

Дядя Лайонел снова схватил Улу, выволок ее в дверь и стащил вниз по лестнице, буквально втолкнул в дожидающийся экипаж.

Задержавшись на мгновение, чтобы расплатиться с судебным исполнителем, граф последовал за девушкой и захлопнул дверцу.

Экипаж сразу же тронулся.

Ула успела мельком увидеть в окно экипажа высыпавших на крыльцо слуг.

Забившись в угол сиденья, стараясь казаться как можно незаметнее, она думала о том, что покидает счастливый рай и возвращается, как она уже говорила маркизу, в сущий ад.

Решив попробовать тронуть каменное сердце дяди мольбами, Ула обратилась к графу:

– Пожалуйста... дядя Лайонел... выслушайте меня... Я не могу...

– Заткнись!
– рявкнул тот.
– Я не намерен разговаривать с тобой до тех пор, пока мы не возвратимся в Чессингтон-холл. Ты будешь наказана за свое отвратительное поведение, после чего я сообщу, какое будущее тебя ждет. А до тех пор молчи!

Выкрикнув эти слова, граф вытянул ноги на сиденье напротив, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Ула смотрела на него, недоумевая, как такой жестокий и безжалостный человек может быть братом ее матери.

Она прекрасно понимала, что теперь ей остается лишь молиться о том, чтобы ее спасло какое-нибудь чудо. Спасло не только от побоев, которые, несомненно, намеревается устроить ей дядя, но и от того невыносимого образа жизни, от которого она бежала.

– Помоги мне... мама... помоги мне!

Но вместо лица своей матери, которое обычно являлось девушке в молитвах, она увидела лицо маркиза Равенторпа. Один раз он уже спас ее. Сможет ли он снова спасти ее?

Но тут она вспомнила, что его не будет дома целый день: сначала скачки, затем ужин у знакомых.

Девушка не сомневалась, на вечере будет присутствовать какая-нибудь красавица, которая будет развлекать маркиза. Он и не вспомнит об Уле, не побеспокоится, что происходит дома в его отсутствие.

Она вспомнила слова маркиза о том, что он будет ужинать у Кавендишей, и только тут сообразила, что красавица с рубинами в волосах, с которой маркиз разговаривал на балу, называя ее Джорджиной, - это супруга лорда Кавендиша.

И Ула, охваченная отчаянием от того, что пройдет очень много времени, прежде чем маркиз узнает о случившемся с нею, вдруг подумала, что маркиз занимает слишком большое место в ее сердце и мыслях. Что это значит? Неужели она любит его?

Это явилось для девушки неожиданным потрясением, но она вспомнила, что с того самого момента, как маркиз словно благородный рыцарь явился к ней на спасение, он целиком заполнил ее думы и сны.

"Ну конечно же, я люблю его!
– думала Ула.
– Да и можно ли не любить его, такого красивого... такого прекрасного во всех отношениях... и такого не похожего... на всех остальных мужчин?"

Боготворя маркиза, своего спасителя, Ула и в мыслях не могла отнести его к категории тех мужчин, которые рассыпали перед ней цветистые комплименты и, невероятно, по собирались предложить ей руку и сердце.

Теперь она поняла, почему ей просто не приходила в голову мысль, что она полюбит их - или кого бы то ни было еще. Все ее существо тянулось к маркизу, который, подобно солнцу, затмевал все вокруг.

"Я люблю его! Люблю!" - думала Ула, а лошади, выехавшие на загородную дорогу, все убыстряли свой бег.

"Я люблю его... хотя он никогда не узнает об этом, и никакой другой мужчина никогда не займет его место в моем сердце, сколько бы я ни жила!"

Внезапно Уле пришло в голову, что если ей и суждено когда-либо избавиться от невыносимой жизни, ожидающей ее в Чессингтон-холле, - а она, несомненно, станет еще хуже, чем прежде, - это произойдет лишь в том случае, если она умрет.

– Тогда я соединюсь с мамой и папой!
– сказала она себе.

Но расставание с этим миром будет очень тяжелым, потому что в нем останется маркиз Равенторп.

Дорога до Чессингтон-холла заняла около двух часов, и все это время Ула заставляла себя думать только о маркизе. Эти мысли придали ей мужества выйти из экипажа следом за дядей с высоко поднятой головой.

Девушка увидела столпившихся у крыльца слуг, с любопытством разглядывающих ее, такую непохожую на ту скромную, плохо одетую бедную родственницу, какой они ее знали раньше.

– Добрый день, милорд!
– почтительно приветствовал графа Ньюмен, дворецкий.

Граф, не ответив ни слова, вошел в зал, отдав шляпу лакею. Ньюмен с улыбкой повернулся к Уле.

– Рад снова видеть вас, мисс! Та бросила на него грустный взгляд, но, прежде чем она успела что-либо сказать, граф рявкнул:

– Ула, следуй за мной!

С этими словами он направился в свой кабинет, и у Улы защемило сердце при мысли о том, что дядя Лайонел собирается избить ее длинным тонким хлыстом, словно ножом вспарывающим ее нежную кожу.