Условный разум

— Лично я занимаюсь «пустышками».

— Вам удалось выяснить, из какого вещество они изготовлены?

— Нет. Не уверен, что это металл или полимер. Кстати, это доказывает, что объект создан искусственно, волей чужого разума.

— Почему вы так решили?

— Очень тщательная обработка.

— Галька на морском берегу тоже гладкая. Но для объяснения ее формы мы не ссылаемся на чужой разум, — возразил я.

— Галька? Да, я понимаю, о чем вы говорите. Галька — камень, отшлифованный волнами за сотни лет. Алгоритм ее появления понятен. Но в нашем случае, «пустышка» — это не камень. И нам не известно, как что-то однажды стало «пустышкой».

— Есть только один способ доказать искусственность «пустышки». Разъединить диски.

— Можно я напишу об этом статью? — с трогательной застенчивостью спросил Уильямс.

— Конечно.

— Я сошлюсь на вас.

— Хорошо.

Профессор Уильямс ушел воодушевленным. Я помог ему решить, какими экспериментами с «пустышками» следует заняться в первую очередь. Был доволен и я — в первый же день помог местному профессору, не зря приехал. Хотя с трудом верилось, что наши земные ученые способны разъединить диски «пустышки». Но попытаться стоило. Это занятие было не хуже других. Прекрасная имитация полезной деятельности.

О десертных вилках

Мне выдали из спецфонда настоящую «пустышку». Наконец-то удалось разглядеть этот известный артефакт внимательно. В Чучемле я видел «пустышку» только один раз, издали, когда Мазин показывал свои экспонаты из мешка Пильману. Конечно, мне хотелось потрогать ее, но не успел. Зона в Чучемле самоликвидировалась.

Признаться, «пустышка» действительно удивительный предмет. Любой человек, впервые столкнувшийся с «пустышкой» испытывает при этом чувство абсолютной растерянности, потому что таких предметов на Земле быть не должно. И я не был исключением. Современная физика не допускает существования ничего подобного. Диски были приятны на ощупь, и сама их фантастическая связка впечатляла потрясающей простотой.

Я был уверен, что объяснить феномен «пустышки» с помощью известных нам законов природы невозможно. Но, чтобы установить другие, последующие(?), надо будет поработать. И я буду рад, если у профессора Уильямса и в самом деле, что-нибудь получится.

Вечером я вернулся в гостиницу. В вестибюле сидел Молниев и с явным интересом читал местную газету, наверняка, какой-нибудь желтый листок, в котором на простом английском языке рассказывали о рептилоидах, вампирах, зомби, заколдованных принцессах и коварных инопланетянах. Фантаст в поисках новых впечатлений. Забавно. Увидев меня, Молниев решительно отбросил газету.

— Давно жду. Где тебя носит?

— Я приехал в Хармонт работать.

— И чем ты занимался сегодня, если не секрет? Если мне захочется поработать, обязательно вставлю твой рассказ в свою книгу.

— Рассматривал «пустышку».

— И что ты о ней думаешь?

— Она красивая. Хотел сказать функциональная, но не могу, поскольку не знаю, для чего она создана.

— «Пустышка» была для чего-то создана?

— Не могу подтвердить или опровергнуть. Не знаю. Это надо доказать. Самый простой способ — использовать ее по назначению. Вот когда профессор Уильямс выяснит, для чего ее сделали, тогда и поговорим.

— Но должны же быть какие-то явные признаки того, что «пустышки» были созданы искусственно? Например, тщательность изготовления. Или своеобразная красота дизайна.

Пришлось пересказать Молниеву часть нашей беседы с профессором Уильямсом, в которой мы с ним обсуждали искусно отполированную волнами прибрежную гальку. Для чего чужой разум не потребовался.

Молниев с сомнением покачал головой.

— Это плохо. Для того, чтобы доказать естественное происхождение «пустышек» необходимо будет придумать новую физику.

— Скорее всего.

— А может быть, новое представление о пространстве-времени.

Я разозлился. Мне пришлось так долго, с такими душевными мучениями привыкать к тому, что на время командировки в Хармонт мне придется забыть о своей главной работе, попытке создать приемлемую теорию пространства и времени. И когда это практически удалось, появляется фантаст, который сообщает мне, что «хармонтский феномен» можно будет объяснить, если удастся разобраться с понятиями пространства и времени. Здрасте, приехали.

Поистине — я оказался пресловутым сапожником без сапог. Молниев не заметил, что обидел меня. У фантастов, видимо, не принято обращать внимания на чувства других людей.

— Я, конечно, понимаю что вам, ученым, не следует до поры до времени привлекать к объяснению «пустышек» фантазии о параллельных мирах и новых измерениях, — сказал Молниев почти застенчиво. — Всегда нужно помнить о скальпеле Оккамы, и лишние сущности без надобности не привлекать. Но я — фантаст, мне можно почти все.

Внезапно мне в голову пришло красивое и простое объяснение существованию соединенных невидимой силой дисков. Может быть, со временем я расскажу Молниеву о том, как, обменявшись с ним несколькими фразами, я разгадал тайну «пустышек». В истинности своей теории я не сомневался. Но пока о его роли я решил умолчать, чтобы фантаст не зазнался.

— Иногда без новых сущностей нельзя обойтись. Кстати, Оккама не был ученым. Если мы допускаем, что пространство многомерно и не ограничивается тремя измерениями, объяснить странные свойства «пустышек» очень легко. Для простоты рассмотрим двумерное пространство, существующее в привычном и понятном для нас трехмерном мире. Двумерные существа ничего не знают о третьем измерении. И не могут покинуть свой плоский мир. Мы находимся в таком же положении относительно четырехмерного мира. Сейчас нам важно понять, что двумерные существа с энтузиазмом ползают по своему плоскому миру и вполне довольны своим существованием. Для трехмерного существа их мир всего лишь листок бумаги. Давай возьмем листок и проткнем его десертной серебряной вилкой с двумя зубьями. Для плоских ученых два кружка серебра будут таинственным образом связаны друг с другом. Перемещая один из них, плоские ученые будут перемещать другой, при этом они не смогут установить никакой физической связи между ними. Как и мы не можем это сделать с изучаемыми нами дисками «пустышек».

— Красиво, — признал Молниев.

— Это самое простое объяснение, которое можно придумать. Даже Оккам не подкопается.

— Надо будет записать, — сказал Молниев. — Иначе не запомню.

— Мне рассказывали, что фантасты любят сочинять всякие истории с пространствами с числом измерений большим трех.

— Это очень плодотворная идея. Позволяет оторваться от изображения привычного мира. Фантастов привлекают идеи, нарушающие школьную физику, и позволяющие упрощать построение сюжета. Например, мгновенное перемещение обеспечивает нуль-транспортировка. А она возможна, если удается «выйти» в подпространство или в пространство с большей размерностью.