Услышать сердце

И Отец Арсений направился к лестнице, а Саня был вынужден проследовать за ним.

– Ну так, стало быть, художник?

Саня молчал.

– Хороший, надеюсь, художник, ибо работа вам предстоит большая, закончить нужно к началу учебного года, даже чуть раньше. Очень надеюсь, что вы кое-что понимаете в церковной живописи.

– Иконологию изучал, но иконы писать не приходилось.

Священник остановился и обернулся к нему.

– И-ко-ны, – сказал он по слогам, сделал паузу и поморщился, – вас никто и не просит писать. Тем более что на стенах их не пишут. Странно, что вам это неизвестно, если вы изучали… как вы выразились… одним словом, если вы учились. Необходимо написать сюжет. Картину, если угодно. Сделать роспись стены. Что ж вы все такие непонятливые…

Они поднялись на второй этаж, прошли по гулкому коридору с закрытыми белыми дверями классных помещений, и священник открыл двустворчатые двери, ведущие в актовый зал. Зал был довольно большой, какой бывает обычно в городских пятиэтажных школах. Перед ними, в конце зала, была сцена и за ней рампа. У окон рядом со сценой стоял черный рояль, стульев в помещении не было, паркет был совершенно новый, а стены крашены в кремовый цвет. В зале было по два больших окна с каждой стороны, и между ними висели какие-то огромные продолговатые иконы. Саня огляделся вокруг. Стена была как раз напротив сцены. Площадь работы колоссальная. Теперь уже ему стало интересно, что же отец Арсений задумал там изобразить.

– Нуте-с вот. – Тот сделал величественный жест в сторону стены. – Ваш фронт работ. Видите ли, наглядность для чад и отроков является едва ли не более важным фактором, чем слово пастыря, если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Извольте изобразить мне вот что… – Тут его тон стал повелительным, а речь ускорилась, стала отрывистой. – Слева, вот примерно вот здесь, до этого предела, вы изображаете ад. То есть то, что ждет грешников и ослушников. Кипящие котлы, адские муки – словом, преисподняя. Справа – Врата небесные. Как суть входа в жизнь вечную. А посреди я мыслю ангела, ведущего к этим вратам за руку отрока. Прошу вас не мельчить. Фигуры, как и черты лиц, должны совершенно свободно смотреться с самой дальней точки наблюдения, то есть, как вы понимаете, с зоны сцены. Вот, собственно, такой заказ. – С этими словами он сложил руки на животе и уставился на Саню, ожидая вопросов.

«Мент, – сразу подумал Саня. – Или из спецслужб, к бабке не ходи. Зона сцены у него, понимаешь. Ну Крутицкий! Ну паскуда! Ах ты ж, тварь!» – ругал Саня своего знакомого, но всерьез он сейчас злиться не мог. Ситуация была настолько комичной, глупой, нелепой, а Крутицкий выставил себя в таком идиотском виде, что Саня едва сдерживал улыбку. Конечно, Крутицкий не был бы Крутицким, если бы не заставил с Саню отчасти сыграть в этой комедии. Хочешь не хочешь, а крест-то он его купить все же убедил. Равно как и одеться в «рубище». Но вот песня про трех художников, которым переборчивый поп уже якобы успел отказать! Это уж прошу покорно… Получалось, что либо Крутицкий всерьез рассчитывал, что Саня вцепится в эту работу, боясь отказа, либо…

Либо Леша, как всегда, устроил интригу на пустом месте, даже без явной выгоды для себя, просто из озорства. Впрочем, Сане сейчас предстояла самая ответственная часть переговоров – торговля. Было совершенно очевидно, что, даже если эти мифические трое художников и существовали, сбежали они отсюда сами. Причем прокляли Крутицкого на чем свет стоит, в чем Саня был совершенно уверен. Взяться писать такой сюжет в одиночку за три неполных месяца, не зная, понравится ли он заказчику, мог либо безумец, либо человек, ничего не смыслящий в живописи. А Саня в живописи понимал очень хорошо. Как и в том, насколько это трудоемкая работа. Впрочем, он уже смекнул, где можно будет схалтурить, но существенно от этого задача не менялась.

«Ну что ж, святой отец. Теперь моя очередь тебе яйца крутить», – подумал Саня, почесал подбородок и начал рассуждать, неспешно прохаживаясь параллельно стене, придирчиво осматривая поверхность и трогая ее рукой то там, то здесь. Про себя отметил, что стена крашена недавно, и крашена очень качественно, а значит, подготовка поверхности не потребуется.

– Значит так. Чтоб вы понимали. Работа огромная. Работа сложная. Стоить это будет дорого, это я вам говорю сразу. Если в цене не сойдемся, то ищите себе другого художника, мне это неинтересно. Сколько, кстати, вы рассчитываете заплатить?

– Ну, мы полагали, что тысяч сто будет достаточно, – несколько опешил от Саниного тона священник.

– Я понимаю, – терпеливо начал Саня тоном профессионала, говорящего с ребенком. – Я все прекрасно понимаю. Бюджет ограничен, сроки сжатые… Но давайте будем реалистами. За такие деньги вы можете нанять маляра, более-менее умеющего рисовать, и заказать эту работу ему. Прибавьте сверху ящик водки, он будет счастлив. Но результат вас не устроит, поверьте мне. Значит, смотрите. Триста тысяч. И сотню я возьму сразу, в качестве предоплаты.

– Ну, знаете! – всплеснул руками заказчик так, что рукава рясы подлетели. – Вы тоже умерьте аппетиты. Таких денег у нас нет!

– Значит, у вас нет и росписи, – спокойно ответил Саня. – Вы погодите, не перебивайте. Вы ж еще не дослушали. Так, о чем я? А, так вот. Прежде чем приступить к работе, мне потребуются большие ватмановские листы, на которых я графически вам изображу эскизы будущей работы. Без обид, святой отец, я люблю обсуждать предметно. Вы должны увидеть, за что платите. Могу хоть сейчас набросать. Понравится – сработаемся. Не устроит – я поехал.

После этих слов отец Арсений шумно втянул ноздрями воздух, поджал губы, но тут же выдохнул, склонил голову и сказал каким-то совершенно обыкновенным светским тоном:

– Ну давайте, покажите, что умеете.

– Да, конечно, без проблем. Если есть формат А-ноль, было бы идеально. Ну, это такие, самые большие листы. Если нет, любой крупный лист подойдет.

Они прошли в кабинет рисования, отец Арсений отыскал карандаш, достал крупный лист, один из тех, на которых, скорее всего, делали стенгазеты, и Саня вмиг нарисовал эскиз будущей росписи. Понимая, что в изобразительном искусстве у заказчика познания нулевые и что еще не известно, какой именно он себе представляет эту роспись, Саня сделал эскиз предельно неподробным, не раз подчеркнув, что это лишь общий вид и деталей здесь быть не может в принципе. Заказчик слушал невнимательно, видимо соображая, откуда бы выкроить денег. Но было видно, что, с одной стороны, Саня произвел на него впечатление своей скоростью рисования, а с другой – было ясно, что найти художника подешевле будет сложно. Вернее, найти-то можно, но уж больно отцу Арсению понравилась Санина техника. А Саня знал, чем зацепить заказчика. Он намеренно не стал детализировать лица мальчика и ангела, изобразил их максимально схематично. У заказчиков часто в голове имеется своя собственная картина с лицами, поворотами головы, с тем, что должно читаться во взглядах. Проблема только в том, что художник не телепат и никак не может увидеть этот образ в голове заказчика. В результате художник создает один эскиз за другим, заказчик начинает терять терпение, потом сердится на непонятливость художника, а главное – на попытки выдать эскизы, которые бы удовлетворили заказчика, уходит уйма времени с совершенно не гарантированным результатом. Вот поэтому Саня и не стал изображать лица в деталях. «В крайнем случае, – подумал он, – если заартачится жирный боров, брошу роспись и уйду. Деньги все равно кое-какие получу, да и хрен с ним, пусть сам дописывает». Вместо лиц Саня уделил большое внимание одежде ангела и мальчика, решетке райских ворот, облакам. Его худая загорелая рука с карандашом летала над ватманом, как по волшебству создавая красивый ниспадающий хитон ангела, рубашечку мальчика, детские ручки… Пальцы растушевывали тени, лист терял скучную белизну, и фигуры проявлялись на нем будто сами собой. Как настоящие смотрелись облака, камни под ногами идущих были будто срисованы с натуры. Отец Арсений не смог скрыть восхищения.

– Ах ты ж… Умеете, – весомо сказал он, когда работа была окончена. – Что ж… Убедили.

Он взял ватман, еще раз внимательно его осмотрел, будто боялся, что рисунок сейчас исчезнет, аккуратно свернул лист и поставил между окном и учительским столом. Наступал самый главный момент – момент оплаты. Саня не торопил заказчика, понимая, как неохота тому расставаться с деньгами, стоял, опустив голову, послушно ожидая, когда Отец Арсений заговорит сам.

– Что ж, – сказал тот. – Пройдемте тогда в кабинет, заключим договор. – И указал пухлой ладонью на дверь.

Они спустились на первый этаж, где в конце вестибюля, справа от входа, находилась дверь с надписью «Канцелярия», а когда вошли в нее, отец Арсений попросил Саню обождать минуточку, а сам отпер солидную дверь, обитую черной кожей, и скрылся за ней надолго. В канцелярии кроме Сани сидела за столом с компьютером женщина совершенно неопределимого возраста в платке и в очках. Она поздоровалась с вошедшими тихим, бесцветным голосом и наклоном головы, тут же уткнулась обратно в монитор и застучала по клавиатуре. Саня сидел на удобном стуле у стола, как будто пришел к этой женщине на прием. От нечего делать стал рассматривать стены помещения. Помимо ожидаемой иконки с лампадкой в углу, на стене обнаружилось генеалогическое древо Иисуса Христа, которое Саня начал бессмысленно читать.