Услышать тебя...

Как же вести себя с мужчинами, чтобы они ничего не вбивали себе в голову? Наташа никакого повода не подала Блохину, хотя и знала, что давно нравится ему, Повода не подала, но и не запрещала ему встречаться с ней, иногда провожать с работы. И даже было при­ятно, что нравится ему... И вот результат! Значит, мало девушке не подавать повода мужчине, который ей не нужен, необходимо еще его и отрезвить. Женщина, кото­рая молча принимает ухаживания мужчин, волей или не волей поощряет их к этому. Очевидно, и она, Наташа, поощряла Блохина... А если так, то и она тоже виновата в случившемся... Наташа содрогнулась, снова предста­вив себе эту ужасную сцену. Каким глупцом должен быть мужчина, чтобы вот так навсегда оттолкнуть от себя девушку, которую, как он утверждает, любит! Но ведь Сева не дурак. Почему же тогда он пошел на такое? .,

Вспомнив, как его пальцы прикасались к ее телу,; Наташа, передернувшись от отвращения, быстро сбро­сила с себя одежду и, раздвигая руками скрипучий тро­стник и камыши, вошла в неподвижную воду с разбрызганными по всей ее зеркальной поверхности звездами.

Она еще никогда не плавала одна ночью в озере. Прямо перед ней выстлал на сверкающей глади свою туманную дорожку Млечный Путь. Во взбаламученной ее руками и ногами воде закачались, мерцая, звезды. Они падали на дно, а потом снова поднимались. Вода каза­лась молочно-теплой, она легко обволакивала тело, стру­илась между ног, под мышками, целовала в губы. И кру­гом одна вода. Берег остался где-то позади и казался далеким, как конец света. А впереди округло вырисовы­вался высокий зеленый остров с густо-черной тенью у бе­рега. Листья на деревьях нежно серебрились. Остров притягивал к себе, манил. Наташа знала, что до него далеко и нужно поворачивать обратно. Знала и плыла вперед. Было жутковато и вместе с тем приятно. Иногда она переворачивалась на спину и отдыхала, едва шевеля руками и ногами. И тогда звездное небо притягивало, за­чаровывало. Хотелось смотреть и смотреть на него до бесконечности, Она даже не заметила, как стала погру­жаться, и, лишь глотнув воды, перевернулась и поплыла дальше. К острову.

Силы покидали ее, когда она наконец добралась до острова. Уцепившись за тростник, долго не могла отды­шаться. Не было сил даже выбраться на берег. Послед­нюю сотню метров она плыла в каком-то полузабытьи, Теряла из виду остров, кружилась на одном месте. Звез­ды плясали на небе, Млечный Путь струился меж них, все убыстряя свой бег. Такая ласковая и теплая вода вдруг стала тяжелой и неприветливой. Она настойчиво тянула вниз, в глубину. . .

Пришли мысли о смерти. И совсем не отвлеченные… Закрыть глаза, перестать двигать руками и,ногами и медленно погрузиться в эту непроницаемую пучину. Она представила себя на черном илистом дне. Огромные ры­бины, шевеля плавниками, будут проплывать над ней, тусклый зеленоватый свет, наверное, в яркий солнечный день доберется до нее... А потом по озеру будут плавать лодки и люди баграми станут шарить по дну...

Она перевернулась на спину и увидела опрокинув­шееся над ней звездное небо. Небо было глубоким и тоже притягивало к себе. Странно было ощущать огромное пульсирующее небо под собой и над собой. Может быть, опускаясь на дно, она одновременно поднимается к звез­дам? ..

Выбравшись на берег, Наташа прислонилась спиной к шелковистому березовому стволу и закрыла глаза. В ушах гудело, кровь ходила по телу толчками, руки и ноги налились свинцом. Ничто бы сейчас не сдвинуло ее с места. И только теперь она почувствовала холод. Сначала вскочили пупырышки, затем между лопатками обожгло ознобом, а через несколько минут ее трясло, как в лихорадке.

На рассвете Сергей нашел ее, искусанную комарами и окоченевшую от утреннего холода, под березой. Она сидела все в той же позе с широко открытыми глазами. Прямо из лодки шагнул он в глубокую воду и пошел к ней. В глазах его боль и мука, а лицо такое, будто он состарился на десять лет. Он сорвал с себя куртку, ста­щил рубашку, майку и все это натянул на нее. Поколебавшись, снял брюки и, как маленькой, просунул ее длин­ные холодные ноги в брючины. Сама она не смогла бы надеть. Ей было покойно и уютно в его руках, глаза сли­пались, посиневшие губы дрожали.

— Как ты меня напугала, Наташка, — чужим, изме­нившимся голосом сказал он. — Разве так можно?..

— Я знала, что ты придешь,— прошептала она и, не удержавшись, всхлипнула.

Бережно он поднял ее и понес к лодке. Плечо у него залито йодом и заклеено пластырем. Посадил на корму, раздел, безжалостно, докрасна растер майкой ее грудь, спину, затем снова одел во все свое, а курткой укутал ноги. Дружок облизал ей руки, лицо.

— Я знала, что ты придешь, — повторила она, с тру­дом разлепляя сомкнутые ресницы. — Я все время звала тебя.

— Я слышал, — ответил он.

Из-за колючей щетины леса вымахал ослепитель­ный луч и располосовал затянутое редким туманом озеро пополам.

— А Блохин там? — стуча зубами, говорила она.— Я не хочу его видеть.

— Ну и подонок!.. — с угрозой в голосе проговорил Сергей. — Так это, значит, он?!

— За что он так ненавидит тебя?

— Не знаю, — помолчав, ответил Сергей. — Кажется, не за что.. .

— Ты удрал из больницы? Да? — спрашивала она.

— Ты ведь позвала меня, — впервые в это утро улыб­нулся он.

— Это хорошо, что ты приехал, —сказала она.— Мне было очень холодно и плохо.

— Смотри не заболей. ..

— Ты будешь меня лечить, ладно? . . — засыпая, го­ворила она.

Голова ее с прижмуренными глазами склонилась ему на грудь. Он гладил ее холодные слипшиеся волосы, го­ворил, как ребенку, какие-то ласковые слова, но она уже ничего не слышала: глаза ее закрылись, дыхание стало ровным, спокойным. Наташа согрелась и заснула. Ино­гда она вздрагивала, руки ее начинали что-то искать, и, глубоко, со всхлипом вздохнув, как обиженный ребе­нок, снова затихала.

Сергей осторожно положил ее на скамью, завел мо­тор, и лодка, обогнув тихий остров и оставив после себя пенистый след, понеслась к берегу. Он сел рядом и по­ложил ее растрепанную голову к себе на колени. Стис­нув зубы, смотрел прямо перед собой. Светлые глаза его сузились. Мелкие холодные брызги секли хмурое небри­тое лицо.

На пустынном берегу неподвижно стояли две фигуры. Это Миша Султанов и Женя Мальчишкин. Они молча смотрели на приближающуюся моторку.

Над озером Большой Иван занималось ясное солнеч­ное утро.

5

Сергей вышел из конторы Главрыбвода в хорошем настроении: Вологжанин сообщил, что за са­моотверженность в борьбе с опасными браконьерами объ­явил ему, Сергею Волкову, в приказе по управлению бла­годарность, а кроме того, договорился с председателем облпотребсоюза насчет полного комплекта новой резины для «Москвича». Это последнее известие больше всего обрадовало Сергея.

Город утопал в зелени. Тополя и липы благоухали. Прохожие заполнили тротуары. Мужчины в безрукавках, девушки в коротких юбках. Увидев на другой стороне улицы высокую стройную девушку, Сергей прибавил шагу, но, когда она, переходя дорогу, оглянулась, снова замедлил шаги.

Не Наташа. Почему он все время думает о ней? Ищет ее глазами в толпе прохожих... Что бы ни делал, куда бы ни шел — в голове она. И это предчувствие непопра­вимой беды, охватившее его в тот день, когда попал в больницу... Вечером он вдруг почувствовал необъяс­нимую тоску и тревогу. Он не мог оставаться в палате, его неудержимо тянуло туда, на Большой Иван, где ребята, Наташа, Дружок. . . Тоска все усиливалась, изма­тывала душу, и тогда Сергей занял у соседа по койке спортивные трикотажные, брюки, потихоньку выбрался из больницы, перелез через забор — ворота были закры­ты, — не заходя домой, вывел из сарая свой старый вер­ный мотоцикл и умчался в ночь по Невельскому шоссе.