Услышать тебя...

— Не советую, брат Сергей,— устало сказал Алек­сандр Арсентьевич. — Один против всех?

— И вы... против?

— И ты, Брут!— усмехнулся Козодоев. — Остро ты ставишь вопрос!

— Как вы меня учили.

— Хорошо, я не против, но что это изменит? Газету подписывает редактор, а не я.

— Я это и хотел узнать, — улыбнулся Сергей и под­нялся.

— Есть хорошая русская пословица: семь раз отмерь, один раз отрежь...

— Я знаю и другую: на пословицу, на дурака да на правду — и суда нет, — сказал Сергей.

— Не жалеешь, что расстался с фотоаппаратом? — испытующе взглянул на него Козодоев.

— Да что вы все про этот фотоаппарат... — вырва­лось у Сергея.

— И не жалей, брат Сергей. Если бы все в жизни было ровно да гладко, то, пожалуй, и жить-то было бы неинтересно, а?

— У меня еще никогда не было все ровно и глад­ко, — сказал Сергей. — Да и вряд ли будет.

— Вспомнил я еще одну поговорку, да стоит ли тебе говорить: все равно сделаешь по-своему...

— Я знаю ее... — рассмеялся Сергей. — Выше себя не прыгнешь? ..

— Ты научился мысли читать, — покачал головой Ко­зодоев.

— А я все-таки попробую,— сказал Сергей и вышел из кабинета.

Вернувшись к себе, достал из корзины гранки, раз­гладил. Быстро набросал на одной странице письмо. Больше не раздумывая, вложил гранки и листок в фир­менный редакционный конверт, заклеил и, схватив паль­то и шапку, вышел из кабинета.

На лестничной площадке повстречался с Лобановым. Заведующий отделом пропаганды поднимался из бухгал­терии с гонорарной разметкой в руке. Сергей хотел прой­ти мимо, но Лобанов остановил его.

— Я слышал, тебе фельтон завернули, — сказал он. — Обидно, конечно...

— Ничего, переживу.

— Вот всегда так у нас: напишет кто-нибудь злобо­дневный, острый фельетон, и пожалуйста — нет ему ме­ста в газете... А почему?

— Действительно, почему? — насмешливо уставился на него Сергей.

— Кому охота наживать неприятности? — продолжал Лобанов, делая вид, что не замечает иронии. — Возьмем даже Голобобова... Он ведь тоже не пойдет против об­кома. Не имеет права. Мы орган горкома и обкома партии.

«Сказал бы я, чей ты орган...» — усмехнулся про себя Сергей. А вслух сказал:

— Я не думаю, чтобы обком был против моего фелье­тона. Кто-то один в обкоме — это еще не обком партии.

— Небось жалеешь, что ушел из фотолаборато­рии? — спросил Лобанов.

— Вы что сегодня, сговорились? — усмехнулся Сер­гей.— Жалею я или нет — это мое личное дело, но вот то, что не вернусь в фотолабораторию никогда, это уж точно! Даже если бы вы мне снова предложили поехать в командировку...

— На нашей газете свет клином не сошелся, — пере­вел разговор на другое Лобанов, будто не уловив в го­лосе Сергея насмешки. — Хороший фельетон и централь­ная газета с удовольствием напечатает.

— Вы ведь ругали мой фельетон? — Сергей слышал от Володи Сергеева, что на заседании редколлегии Лоба­нов резко критиковал фельетон.

— Ты же его потом переделал, — без тени смущения ответил Лобанов, хотя отлично знал, что Сергей не пере­делывал фельетон.

— Хорошо, я воспользуюсь вашим советом, — сказал Сергей.

— Я тебе никаких советов не давал, — сразу дал задний ход Лобанов.

— Вы, наверное, без галош и зонта из дому не выхо­дите, — сказал Сергей.

— При чем тут галоши? —обиделся Лобанов, и длин­ное лицо его стало еще длиннее.

Сергей рассмеялся и, прыгая через ступеньку, спу­стился вниз.

Больше часа проторчал Сергей на междугородной, а когда наконец дали Москву, хозяйка квартиры сообщи­ла, что Лили нет дома. Как всегда, она спросила, что ей передать, но Сергей повесил трубку. Что она может пе­редать его жене? Что Сергей любит, скучает, ждет не дождется, когда они снова увидятся... Разве такое может передать чужой человек? На углу улицы Ленина встретился с Димой Лукони­ным. В оттопыренных карманах пальто бутылки с вином, в руках тоже бутылки и пакеты с закуской. Женщина, никогда не отправится в магазин без продуктовой сумки, а мужчина обычно все тащит в руках да в карманах. Дима уже был навеселе и разговорчив. С ходу сообщил, что у него собралась веселая компания, девочки при­несли отличные пластинки, и если он, Сергей, желает, то может принять участие в вечеринке...

Давно Сергей не был у Димы. С тех пор, как женился. А раньше заходил. Нельзя сказать, чтобы часто, — осо­бой дружбы у него с часовым мастером не было, — но домой к нему, случалось, заглядывал. У Луконина своя отдельная комната в небольшой коммунальной квартире. Парень он общительный, и у него частенько собиралась повеселиться молодежь.

Сергей хотел попозже еще раз позвонить Лиле. Чем тащиться домой, а потом обратно на переговорную, лучше посидеть у Димы: его дом неподалеку от междуго­родной.

Сергей взял в магазине пару бутылок портвейна, и они вместе поднялись на второй этаж. В прихожей одно на другом висели пальто, шапки, платки. В комнате гре­мела радиола. Прибывших встретили радостными воскли­цаниями. Видно, заждались выпивки. Кто-то догадался выключить радиолу, и все с шумом стали усаживаться за большой квадратный стол, накрытый газетами. Под потолком витал папиросный дым. Большую продолгова­тую комнату неярко освещала зеленоватым светом на­стольная лампа, поставленная на шифоньер.

Сергей задержался на пороге, разглядывая присут­ствующих. Три девушки и три парня. Полный комплект. Все уже были подогреты вином и танцами, что-то гово­рили, смеялись...

И вдруг он услышал:

— Здравствуй, Сережа!

На него, улыбаясь, смотрела Саша Бигуди, пышная курносая блондинка с бегающими глазами. Настоящая ее фамилия была совсем другая, так прозвал ее Сергей. Саша имела привычку, придя домой, первым делом на­крутить на голову бигуди. Работала она секретарем у за­местителя председателя облпотребсоюза, а на работе, как она говорила, всегда должна быть в форме.

Сергей поздоровался со всеми. Девушек он видел впервые, а парней и раньше встречал в Диминой ком­пании. Однако они потянулись через весь стол снова зна­комиться. Один назвался Лешей, второй — Ваней. Деву­шек звали Рита и Люда.

Дима притащил от соседей еще один стул. Саша по­двинулась, и.Сергей оказался рядом с ней.

— Как жизнь молодая, Сереженька? — спросила Са­ша. — Говорят, женился, а все один и один...

Сергей неприязненно покосился на нее. Саша никогда не отличалась ни умом, ни тактом. Сергея коробила ее привычка употреблять ласкательные слова. Например, свое учреждение она называла «союзик», начальника — «мой пузанчик», заместителя — «петушок», а пиво — не иначе, как «пивко»! Почему-то это в общем-то безобид­ное словечко больше всего раздражало Сергея. Когда Саша рассказывала, как она попивала с подружками в обеденный перерыв «пивко» и какое оно было «вкус­ненькое, свеженькое, с пеночкой, как сметана», Сергею хотелось повернуться и уйти.