Услышать тебя...

Оставив мотоцикл у подъезда, Сергей взбежал по Ступенькам на второй, этаж. И хотя он знал, что Лиля на работе, все же испытал легкое разочарование, не за­став ее дома. Приятно, конечно, когда тебя на пороге встречает жена. Тем более если ты вернулся из коман­дировки.

На кухне возилась соседка: ширококостная высокая женщина с лицом убийцы. Сергей терпеть ее не мог, впрочем она его тоже. Соседка ворочала палкой кипя­щее белье на плите. Хмуро взглянула на Сергея и отвер­нулась. Вся кухня была наполнена клубами пара. Пахло мокрым бельем и вонючим мылом. Нащупав под резино­вым ковриком ключ, Сергей открыл дверь и вошел в ком­нату. Запах белья и мыла проник даже сюда. Комната была небольшая, квадратная, с серыми стенами. Два окна. Перед одним — шумят зеленой листвой ветви ста­рого клена. Двухэтажный стандартный дом, где Сергей получил комнату, находился на той же самой улице, где жили его родители. Из окна видна полувысохшая речуш­ка. Не река, а сточная канава. И было удивительно: за­чем прилетают сюда белые чистые чайки? Иногда пять-шесть штук неторопливо пролетали над зловонной речушкой, никогда не опускаясь на нее. Чайки садились куда угодно, только не в воду: на крыши домов, на шпа­лы, сваленные на берегу, на летний открытый павильон «Пиво-воды».

Почти полгода Сергей, Лиля и маленький Юра жили у родителей. Лишь минувшей зимой Сергей получил комнату в коммунальной квартире. Лиля, переступив по­рог их нового жилья, прислонилась к двери и заплакала. И первые слова, которые она тогда произнесла, были такими:

— Зачем ты пошел против всех! Ну, не хотели они печатать фельетон — и черт с ним! Чего ты добился? Славы он тебе не принес, а против себя в городе восста­новил все начальство... Рика Семеновна сказала, что, если бы не этот фельетон, мы без всяких трений полу­чили бы отдельную квартиру...

Это Сергей знал. Когда фельетон появился в газете «Лесная промышленность» и в трест приехала из Мини­стерства лесного хозяйства комиссия, Сергей очень скоро почувствовал, что у Логвина могучие защитники. Правда, с поста управляющего трестом Логвина все-таки сняли, но, подержав месяц в резерве, дали ему новую долж­ность, почти равноценную прежней: назначили заведую­щим горкомхозом. И когда в горсовете распределяли жилплощадь в новом доме, Логвин все сделал, чтобы Волкова из списка вычеркнули. И даже редактор не смог отстоять.

— Сережа, давай уедем из этого города!— сквозь слезы проговорила Лиля. — Я не смогу жить в этой ко­нуре. ..

Сергей потянул за оттопырившийся клок грязных за­саленных обоев, и на дощатый крашеный пол с грохо­том посыпалась серая штукатурка.

— Все это сдерем, сделаем полный ремонт... Погля­ди, какой клен! Сейчас он голый, а когда распустится...

Лиля на клен смотреть не стала. Промакнув тонким платочком заплаканные глаза, сказала:

— По-моему, ты что-то не так делаешь.

— Что не так?

— Ну, не так живешь, как другие...

— Другие — это твой отец?

— Как мы жить-то здесь будем, Сережа?

— Обои мы наклеим зеленые, под цвет кленовых листьев, — расхаживая по скрипучим деревянным половицам, рассуждал Сергей. — Купим широкую тахту, иа нее ковер. На пол тоже ковер. Сюда, к окну, письменный стол. Юркину кровать — в этот угол...

— Боже мой, какая нищета!

— Ты что же думала, нам сразу дадут дворец?— разозлился Сергей. — Не век же здесь будем жить! Год, самое большее два потерпим, а потом получим новую. Надеюсь, к тому времени Логвина опять куда-нибудь переведут...

— Год, два... Я не выдержу! Здесь и телефона нет…

— Отремонтируем, обставим... Комнатка будет что надо! Ты погляди, какой клен прямо перед нашими ок­нами!

— При чем тут клен? — вздохнула Ли ля.

Комната действительно стала неузнаваемой. Сергей с энтузиазмом занялся ремонтом, купил добротную ме­бель, даже приемник «Мир» купил. В комнате жить мож­но было, но вот с кухней дело обстояло хуже... Соседка Нюрка, как ее называл Сергей, кухню считала своей собственностью и захватила все общие полки. И лишь с трудом преодолев ее яростное сопротивление, Сергей поставил в углу невысокий белый шкафчик для посуды и кухонной утвари, а над шкафчиком прибил полку. Со­седка Нюрка взирала на все это с величайшим неодобре­нием. С первого мгновения она настроилась против но­вых жильцов. Дело в том, что у Нюрки был муж, милей­ший человек, и трое детей: Лорка, Сашка и Васька. И она считала, что освободившаяся комната должна была пе­рейти ее семье, а того, что это отнюдь не от нее и тем более не от Сергея зависело, она в расчет не принимала. И вообще у соседки Нюрки был скверный характер. С утра до вечера не умолкал ее трубный голос. Она рас­пекала всех подряд: и безропотного увальня мужа, и Лор­ку, и Сашку, и Ваську. Частенько поносила и новых со­седей. Как-то, вступившись за жену, Сергей попытался возразить ей, но тут же раскаялся: соседка Нюрка под­няла свой могучий голос до такой высокой ноты, что уже никого, кроме нее, не было слышно. В выражениях она не стеснялась, и Лиля с пылающим лицом влетела в свою комнату и захлопнула дверь. Долго еще рокотал в кори­доре Нюркин бас.

Наверное, чтобы досадить соседям, Нюрка завтракала, обедала и ужинала со всей семьей на кухне. Понятно, что в это время другим там делать было нечего. Нюрка и ее муж Григорий Иванович занимали полкухни, осталь­ное пространство приходилось на Лорку, Сашку и Вась­ку. Все кухонные запахи, постепенно распространяясь по коридору, приползали к Сергею в комнату, но, как гово­рится, одним запахом сыт не будешь. И Волковы уходили обедать в столовую или ресторан, смотря по возможно­стям.

Если соседка Нюрка начинала донимать соседей при муже, тот страдальчески морщился и несмело просил: «Нюра, отцепись ты от людей! Ей-богу, зря ты это».

Впрочем, на мужа соседка Нюрка и внимания не обра­щала. Но бывали дни, когда она от него пряталась у других соседей.. Раз в месяц многотерпеливый Григорий Иванович восставал против Нюркиной тирании. Это слу­чалось обычно в конце месяца, в день выдачи зарплаты. Еще более высокий и грузный, чем жена, Григорий Ива­нович приходил домой нетвердой походкой с суровым по­багровевшим лицом и немигающими глазами. Лорка, Сашка и Васька мгновенно испарялись и возвращались домой лишь когда отец засыпал. В такие дни даже голос соседки Нюрки становился совсем другим: ласковым, предупредительным. Она хлопотала вокруг мрачного, тя­жело ворочающего глазами мужа, стараясь угодить ему. Однако угодить Григорию Ивановичу в этот знамена­тельный день было почти невозможно. Скоро раздавался грохот, треск разбитой об пол табуретки или стула и низ­кий, хриплый визг соседки Нюрки. Если Сергей в это вре­мя был дома, у него не было никакого желания выходить в коридор и урезонивать разбушевавшегося Григория Ивановича. Больше того, он даже испытывал некоторое удовлетворение, слыша отчаянные Нюркины вопли.

Утром все становилось на свои места: Нюрка верховодила в доме, а Григорий Иванович ходил тише воды, ниже травы. И о его бунтарской вспышке напоминал разве что сочный синяк под Нюркиным глазом. Синяк долго менял свои оттенки от густо-синего до бледно-желтого. И носила его соседка Нюрка с гордостью, будто это вовсе и не синяк, а какой-то особенный знак отличия.

Лиля, однако, нашла общий язык с соседкой Нюр­кой. Не сразу, конечно. Примерно на третьем месяце совместной жизни. На Сергея соседка по-прежнему коси­лась, а с Лилей стала разговаривать человеческим голо­сом и даже несколько раз соглашалась присмотреть за маленьким Юрой, когда они уходили в кино.

Сергей было приписал это Лилиному обаянию и по­кладистому характеру, но дело было в другом: Лиля при­зналась, что иногда дает Нюрке деньги в долг без отда­чи. Уж лучше пять-десять рублей потерять, чем выслу­шивать ее придирки.

Как бы там ни было, в квартире установилась относи­тельная тишина и взаимопонимание. И Сергей и Лиля стали более смело выходить в коридор и на кухню. А раньше приходилось сначала кому-нибудь сходить на разведку: как там на кухне? — и лишь после этого быстро поджарить яичницу с колбасой — обычное блюдо на ужин. Чай кипятили в комнате на электроплитке. К кон­цу третьего месяца плитка была убрана в чулан и чета Волковых перестала наконец чувствовать себя в этом доме гостями.

1

.. .Сергей достал из видавшей виды сумки, которую он привязывал к багажнику, полированную чайницу, сде­ланную из карельской березы. Став семьянином, он от­крыл в себе неведомую доселе черту: хозяйственность. Приехав в другой город, стал заходить в магазины и по­купать что-нибудь для дома. Особенно ему нравились хозяйственные магазины. Первое время он покупал по­дарки для Лили, но она относилась к ним скептически. Снисходительно улыбаясь, вертела в руках какую-нибудь вещичку и небрежно совала подальше. Она даже иногда говорила «спасибо», но Сергей-то чувствовал, что Лиля равнодушна к его подаркам. Однажды из Пустошки он привез ей белую капроновую кофточку. Женщины с вос­торгом хватали эти кофточки, и Сергей решил, что Лиля тоже будет рада. Однако жена, примерив кофточку перед зеркалом, убрала ее в шкаф и ни разу больше не на­дела, а потом сказала Сергею: