Услышать тебя...

— Неужто так ничего и не расскажешь матери?

— О чем рассказывать-то?

— Что там у вас случилось?

— Ничего не случилось.

— Нынче ночью стонал во сне и зубами скрипел... Ведь мучаешься, неужели я не вижу?

— Вроде бы дождь перестал, — заметил Сергей, гля­нув в окно. — Пойду мотоцикл заправлю.

— Мать я тебе или не мать?!

— Мать, мать,— оказал Сергей и, накинув жа плечи плащ, вышел из дома.

Что он мог сказать ей? Он и сам ничего не знал. Лиля должна была выйти на работу первого сентября вместе с ним. «Где твоя жена? Что с ней? Не заболела ли?» Эти вопросы каждый день сыпались на него в редакции. А что он мог ответить?.. Редактору сказал, что уехал раньше, а жена, наверное, задержалась из-за болезни. Андижан далеко, письмо еще не пришло. То же самое сказал и ма­тери. Но если редактор поверил или сделал вид, что по­верил,— что ему еще оставалось? — то мать не прове­дешь. Каждое утро Сергей заглядывал в почтовый ящик, ко письма не было. Ну, ладно, не пишет ему, могла бы дать телеграмму в редакцию. Зачем же ставить его в ду­рацкое положение?

Если раньше, мучаясь бессонницей, он только и думал о Лиле, то теперь мысли его раздваивались: думая о же­не, он нередко ставил рядом с ней Лену, сравнивал их, будто разглядывал в бинокль, который приставлял к глазам то одной стороной, то другой. На Лилю хотелось смотрть так, чтобы она виделась в уменьшенном виде. Прошлое, по сравнению с настоящим, было куда приятнее. Пусть они почти два года не жили вместе, когда она училась, и все равно было что вспомнить: мучительные недели разлуки, телефонные разговоры, потом бурные долгожданные встречи...

С Леной, после рыбалки на Заснежиом, Сергей не встречался. Правда, он несколько раз ей звонил. Когда решился поговорить, ее не оказалось на месте, а потом, когда она взяла трубку, он почему-то растерялся и пове­сил свою. Что он, женатый мужчина, может сказать этой красивой девушке, которая от своих поклонников убе­гает к черту на кулички?..

Желание увидеться с Леной становилось все сильнее. Лена, Лиля... Даже имена почти одинаковые, а какие они разные!..

Выезжая из калитки на шоссе, Сергей решил, что се­годня он обязательно позвонит Лене и спросит, не соби­рается ли она в субботу на озеро, конечно, если погода будет хорошая. Последние дни все дождь да дождь...

Сергей сидел за письменным столом и начисто пере­писывал за внештатного автора корреспонденцию. Хотя он и был спецкором при секретариате, в его обязанности входило подготовить несколько крупных материалов вне­штатных авторов.

Письменный стол Сергея по-прежнему находился в отделе информации. Если раньше журналисты собира­лись позубоскалить в отдел культуры и быта, то теперь перекочевали сюда. Сегодня с утра пораньше первым пришел высокий седогривый литсотрудник промотдела Павел Ефимович Рыбаков. Как всегда, прислонился к черной круглой печке и, заложив руки за спину, взгля­нул на Сергея тусклыми глазами.

— Все строчишь? — спросил он. — Ну-ну, строчи.— И, помолчав, огорошил: — Дядя Костя от нас уходит, ре­дактором районной газеты утвердили.

— В какой район? — спросил Володя Сергеев.

— В пригородный, так что останется в городе.

— Кто же вместо него будет ответственным секрета­рем? — поинтересовался Сергей.

— Султанов ответственным, а я — литературным се­кретарем, — с достоинством заявил Павел Ефимович.

— Что же ты нам сразу-то не сказал! — воскликнул Володя. — Мы бы тебя в кресло посадили, Сергей за бу­тылкой бы сбегал...

— Это никогда не поздно, — засмеялся Рыбаков.

Легкий на помине, пришел Михаил Султанов. На лац­кане нового пиджака — университетский «поплавок». Обычно Султанов его не носил.

— Миша, как теперь прикажешь называть тебя: по имени-отчеству и на «вы»? — смиренно глядя на него, спросил Володя.

— Фамильярности не потерплю, — в тон ему ответил улыбающийся Султанов.

— Миша, срежь мне норму авторской отработки,— попросил Сергей. — Надоело мне вкалывать за других.

— Я подумаю, —царственно кивнул Султанов.

— Ребята, налетай, пока ответственный секретарь добрый! — воскликнул Володя. — Дай ты мне хотя бы одного толкового сотрудника!

— Литсотрудника? Пожалуйста, хоть сейчас,— улыб­нулся Султанов.

— Шутки шутками, а без литсотрудника я поги­баю,— сказал Володя. — Информации требуют на все полосы,а я один.

— Какие тут шутки? — Султанов подошел к двери, распахнул ее и позвал: — Сева, зайди-ка сюда!

В комнату вошел незнакомый коренастый парень в желтой нейлоновой куртке на молнии, узких мятых брю­ках и толстых спортивных башмаках. Лицо широкое, с твердым подбородком, приплюснутый нос, длинные свет­лые волосы зачесаны назад. Он почтительно остановился у двери и вежливо поздоровался, чуть нагнув загорелую бычью шею.

— Всеволод Блохин, — представил Султанов. — Наш новый литературный сотрудник. Вот этот представитель­ный товарищ в очках, — кивок в сторону Володи, — от­ныне твой самый главный начальник.

Ошарашенный Володя молча смотрел на них. Впро­чем, замешательство продолжалось недолго. По привыч­ке протерев очки — а Володя всегда снимал их с толсто­го носа в затруднительных случаях, — он восхищенно за­метил:

— Тебе бы, Миша, в цирке выступать... Вместе с Кио. '

— Кстати, могу дать информацию о приезде в наш го­род цирка-шапито, с участием Кио,— деловым тоном не возмутимо произнес новый литсотрудник.

Когда умолк смех, Володя торжественно пожал руку Севе Блохину и показал ему ка запыленный письменный стол у окна.

— Вот твое законное место, — сказал он и, кивнув на Сергея, прибавил: — И не бери пример с этого типа, ко­торый дезертировал отсюда. Был фоторепортером, потом литсотрудником отдела информации, а теперь спецкор! Если такими темпами пойдет и дальше, то через три года он станет редактором.

Всеволод с любопытством взглянул на Сергея светло-голубыми глазами.

— Из меня начальника не получится, — улыбнулся Сергей, обратив внимание на то, что нос у Блохина когда-то был перебит и посередине остался маленький белый шрам.

Вот так просто и естественно дождливым сентябрь­ским утром вошел в коллектив редакции областной га­зеты Всеволод Блохин, с которым у Сергея Волкова не раз еще пересекутся житейские пути-дороги.

Пообедал Сергей вместе с Козодоевым в небольшой столовой на берегу Дятлинки. Из окна видно было, как но течению плывут желтые и красные листья. Свинцовое небо и такая же вода. По берегу расхаживали грачи. Что они тут искали, было непонятно.

Александр Арсентьевич был задумчив и молчалив. Без всякого аппетита ковырял вилкой в тарелке с мака­ронами. Или от серого света, падавшего из окна, или от чего другого, только оспины на его лице сегодня каза­лись особенно заметными и глубокими.

— Забастовала твоя жена? — спросил он, отодвигая тарелку. — Там тепло и солнечно, не то что тут у нас.

— Приедет, — сказал Сергей. Однако в голосе его не было уверенности, и Козодоев это почувствовал.

— Неужели так серьезно? — сочувственно посмотрел он на Сергея.

— Что серьезно? — сделал Сергей вид, что не пони­мает, о чем речь. Не хотелось ему говорить про свою се­мейную жизнь.

— Надо полагать, заболела... Раз не выходит на ра­боту.