Усобники
Шрифт:
Утром вернулся князь Андрей Александрович с пожарища, скинул у крыльца рубаху, долго смывал сажу с лица и рук, а когда вступил в гридницу, первой попалась Анастасия. И была она так удивительно красива и величественна, что великий князь даже поразился. Такой он её никогда не видел. Остановился, посмотрел на неё с восхищением, и невдомёк ему было, что произошло с княгиней.
Великий князь с ближними боярами гонял лис, вытоптали зеленя. Явился к князю смерд, справедливости искал: поле его
– Знай, холоп, своё место!
Великий князь пребывал не в настроении. В это лето не собирался в Орду, а приходилось. Узнал Андрей Александрович, что брат Даниил в Твери побывал и против него, великого князя, уговор с Михаилом держал.
Ох, неспроста князья Московский и Тверской встречались. Ко всему ещё одно известие: Юрий в Сарае был принят ханом. Прыток Даниил. Переяславль ему покоя не даёт. Но он, великий князь, татар наведёт и Переяславль на себя возьмёт, а Даниил пусть и не мыслит — хан его сторону не примет: Орда ненасытна, на дары падка, а Москва бедна.
Князь Андрей Александрович всё думал, не стоит ли, направляясь в Сарай, завернуть к Ногаю, выведать, не приезжал ли к нему княжич Юрий и не просил ли подмоги. Но засомневался: не озлится ли хан Тохта, узнав, что князь Андрей навестил Ногая?
В канун отъезда княгиня порадовала. Сколько ждал великий князь этого часа! Уединившись в горнице с Анастасией, наказывал, чтоб береглась, о том и дворецкого упредил, спрос с него за княгиню.
– Слушай, боярин Ерёма, — сказал ему князь Андрей Александрович, — ежели что случится, ты в ответе за всё, а за Анастасию вдвойне.
Уже в пути вспомнился разговор с Ерёмой. Старый боярин оставался во Владимире, и великий князь молвил ему:
– Ты, боярин Ерёма, всюду, коли пожелаешь, проникнешь.
Ерёма кивал согласно, а великий князь продолжал:
– Нет уж ноне в тебе той отваги, видать, годы своё взяли. Однако зрю в тебе советника, а посему вызнавай, кто и где мои недруги, дабы душить их в зачатии. Соглядатаями обзаведись, не скупись. Сорную траву с корнем вырвем, никому пощады не дадим.
– Я ль, княже, не слуга тебе, или сомнение ко мне держишь?
– Нет, Ерёма, не было у меня боярина надёжней, и не ко всем у меня такая вера, как к тебе, потому и речь эту завёл…
Боярин Ерёма давно учуял: не всё чисто у княгини и гридина Любомира. Конные дальние поездки и то, какими глазами поглядывал Любомир на Анастасию, наводили боярина на догадки. Попробовал намекнуть о том великому князю, но тот не уразумел, о чём дворецкий речь ведёт…
А ныне, когда княгиня ждёт ребёнка, боярин рукой махнул. Разве что заставил великого князя взять с собой в Орду Любомира: он-де и молод, и силой не обижен…
При том разговоре Анастасия оказалась. И сколько же неудовольствия уловил боярин на её лице! А всё из-за гридина. Значит, верны его, Ерёмы, догадки.
Однажды, когда великий князь в Орду отправлялся, княгиня высказала Ерёме:
– Отчего, боярин, зла мне желаешь?
Отпрянул Ерёма. Взгляд у Анастасии неприязненный, губы поджаты.
– Я ль, княгиня-матушка? Откуда мысль у тебя такая?
– Вижу. Норовишь,
как меня больнее лягнуть… И достал.Высказавшись, удалилась, оставив Ерёму одного. Тот потёр затылок, раздумывая, как могла Анастасия догадаться, что у него, боярина, на уме?
Сам себе молвил: «С княгиней держи ухо востро, боярин Ерёма». И, решив больше не испытывать судьбу, покинул гридницу.
В Москву Юрий вернулся с добрыми вестями, несказанно обрадовав отца. Князь Даниил немедля отправил в Тверь боярина Стодола. Вскоре стало известно: великий князь Андрей в Орду отъехал.
Неделю за неделей выжидали князья Даниил и Михаил, гадали, с чем возвратится Андрей Александрович. Коли с ордынцами, то жди беды.
Если же Москва и Тверь попытаются сопротивляться, то хан в гневе пошлёт на Русь свои полчища, и они разорят Московское и Тверское княжества, а на самих князей падёт ханская кара. Разве забыто, как городецкий князь Андрей, начав борьбу с братом Дмитрием за великий стол, навёл татар? Горела и стонала земля Русская, бежал Дмитрий, а князь Андрей с ханским ярлыком сел на великое княжение…
И снова съехались тверской и московский князья, теперь уже в Переяславле, у постели больного князя Ивана Дмитриевича, и сказал Михаил Ярославич:
– Ежели явится князь Андрей с Ордой, то беда неминуема, разор и поругание отечеству нашему. Перед силой ханской нам не устоять. По, мнится мне, хану разорение Руси ныне ни к чему. Что станут собирать баскаки с нищих княжеств?
Тяжко больной переяславский князь Иван, поминутно задыхаясь, кивал, а Даниил Александрович брови супил, соглашался:
– Твоя правда, Михайло Ярославич, но, коль без Орды пойдёт Андрей на наши княжества, не дадим себя в обиду, укажем ему место.
Иван приподнялся на подушках, заговорил хрипло:
– Князь Михайло Ярославич, — он взял тверского князя за руку, в тебе я всегда видел старшего брата, ныне, чую, последние дни жизни отведены мне. Когда возьмёт меня смерть, княжество моё отойдёт к Москве. Ты, князь Михайло Ярославич, прими это как должное, а боярам моим слово моё ведомо. Не дайте волку серому, великому князю Андрею, растерзать вас…
Заметив тень неудовольствия, проскользнувшую по лицу тверича, князь Иван сжал его руку:
– Помню, князь Михайло, было время, Тверь в Переяславское княжество входила, но теперь твоё княжество разрослось, с Владимиром соперничает, а Московское княжество слабое, и у князя Даниила сыновья. Настанет время им уделы выделять. Не держи зла на меня, Михайло Ярославич.
Тверич усмехнулся:
– Я ль перечу, князь Иван? Нам с князем Даниилом не враждовать, нам бы выстоять перед алканием князя Андрея.
Стояли жаркие дни. С безоблачного неба знойно палило солнце, степь выгорела, а всё живое затаилось, не подавая признаков жизни. Даже не верилось, что скоро и листопаду время. Так бывает разве что в июле-страднике либо в августе-густаре.
Старались передвигаться больше ночами, вдоль древних рек Итиля — Волги, Танаиса — Дона, их больших и малых притоков.