Усобники
Шрифт:
На том и расстались. И невдомёк Стодолу, что лазутчиком великого князя Андрея наведывался Ерёма в Москву.
Суровая жизнь забирала у Даниила всё, учила его коварству, на подлость брата Андрея он отвечал подлостью. Но самое страшное — он, Даниил, уподобился Андрею и перестал считать зазорным в междоусобной войне с братом искать подмогу у ордынцев. Как обыденное воспринимал он платой за эту помощь разорение городов и деревень своего противника. «Русь отстроится, — говорил Даниил, — лесов много, а бабы нарожают детишек».
Его
С конца зимы московский князь начал готовить подарки хану и его окружению, дабы хан Тохта не принял сторону брата Андрея. Не заручится великий князь поддержкой Орды — не пойдёт на Москву, Москва же заодно с Тверью противостоят великому князю.
Дворский проверял пушнину, его цепкие глаза не пропускали ни малейшего повреждения шкурки: упаси бог, узрит хан порчу меха, взъярится и окажет князю немилость.
Меха укладывали в берестяные короба, а в ларцы из липы — украшения из золота и камня, серебра и эмали…
Ближе к весне собралась в княжеской гриднице старшая дружина, расселась за длинным дубовым столом на лавках, обитых тёмным бархатом. Даниил восседал в торце стола на высоком кресле. Повёл из-под нависших бровей очами, сказал голосом глухим, покашливая:
– Всем вам ведомо: посылаю я сына моего Юрия в Орду челом бить великому хану Тохте. Брат мой Андрей обиды нам чинит, княжество Московское, сиротское, и то мыслит урезать.
– Алчность великого князя Андрея нам ведома, — разом зашумели бояре.
Тут Селюта, улучив момент, когда бояре унялись, вставил:
– Орда дары любит, а московская скотница скудная.
Даниил нахмурился:
– Наскребём. А для хана святыню передам, чем отец мой гордился, — меч ярла Биргера. Его Александр Ярославич в бою с варягами обрёл.
– Невский мечом тем дорожил, — вставил Стодол, — то память о его первой большой победе.
– Тогда он Новгород отстоял. И хоть дорог нам меч, но не поскуплюсь, дабы княжество Московское упрочить.
Весна настала ранняя, со звонкой капелью, с шорохом падавшего с крыши снега. С грохотом срывались со стрельниц снежные пласты. Снег стаивал, пар поднимался от мостовых, а по канавам и рытвинам уже пробивались первые ручейки. Дружно оголялись лоскуты озими, всё чаще выходили в поле смерды, готовились к посеву яровых, в лесу остро запахло прелью, и с раннего утра весело пели птицы, порхали суетливо. Весна брала своё.
За утренней трапезой Даниил сказал Юрию:
– Скоро, сыне, просохнут дороги и ты тронешься в путь.
Юрий только голову склонил в знак покорного согласия.
Его одутловатое лицо с едва пробившейся русой бородкой было непроницаемо. Он принимал поручение отца как должное, был готов к нему, но внутренний холодок нет-нет да и проникал в душу. Эта его первая поездка в Орду бог знает, чем закончится: ну как подвернётся он хану, когда тот не в духе, либо кто-нибудь из ханских ближних наплетёт чего-то на Юрия…
Сидевший рядом с Юрием Иван помалкивал. В Орду ехать не ближний свет. Пока до Сарая доберёшься, не одна опасность в пути подстережёт. Каждый удельный хан мнит себя потомком если не Чингиса, то Батыя или Берке и норовит свою власть показать. А то и половецкий хан,
который давно уже потерял своё ханство и ходит в псах у хана Золотой Орды, норовит укусить. А уж сколько пакостей накатывается на того князя, кто до Сарая добирается…Посмотрел Иван на Юрия, пожалел брата, но с отцом согласен: Орды не минуешь, по-иному Москве не устоять и земель не прирезать. Эвон, на великого князя Андрея отец замахнулся, а тот в Сарай дорогу накатал, подарками всех улещивает…
Князь Даниил будто прочитал думы меньшего сына:
– Вам, Данииловичи, завещаю я и после моей смерти княжество наше крепить. Чую, настанет час, и Москве стол великий достанется. Я начало тому положу, а вы продолжите. Да зла друг на друга не держите, козни друг другу не творите, одно дело вершите, то, что имеете, приумножайте, где умом раскидывайте, где сети хитрые плетите, а коли силу почувствуете, и ею не гнушайтесь.
Иван согласно кивал, а Юрий был недвижим. Мысленно он далеко, в Сарае. Пуще всего опасается Юрий ханского гнева. Тогда кто спасёт его? Юрию так хочется ещё пожить, сесть князем после отца, власть познать.
А власть сладка, и бремя се Юрию пока неведомо. Оно тяжко и таит опасности, но Юрий о том не думает.
Он вздрогнул от отцовского голоса, обращённого к нему:
– На той неделе проводим тебя, сыне. Земля просохнет, степь оживёт, в первую траву оденется, кони веселей пойдут. Бог даст, удачи тебе, сынок. Помни, не для себя, труды твои — для княжества нашего. Не дадим неверному князю Андрею, аки волку ненасытному, терзать Москву.
Даниил помолчал. Потом заговорил снова:
– Я же, дети мои, к Михайле Ярославичу Тверскому отправлюсь. Рядиться с ним буду, дабы заодно стоять против великого князя. Покуда не ворочусь, Москву на тебя, Иван, да на боярина Стодола оставлю…
Иван провожал брата. Они ехали круп в круп.
– Осенью встречу тебя, Юрий.
– Не явился бы в Орду князь Андрей и хулы на меня не возвёл. Его и кровь родная не остановит.
Иван придержал коня:
– Попрощаемся, брат.
Они обнялись. Иван въехал на взгорочек, смотрел, как удаляется старший брат, а за ним десяток гридней. Следом тянулось несколько гружёных телег.
Долго глядел вслед малому поезду княжич Иван, и, лишь когда отъезжающие скрылись за лесным поворотом, он покинул взгорок и не торопясь направился к Москве.
Позабавил боярин Ерёма великого князя, рассказав, что Даниил шлёт в Орду княжича Юрия. Андрей Александрович смеялся, бороду поглаживал:
Тьма братцу моему очи застила, коль не видит, что племянник-то мой, Юрий, ещё в разум не вошёл, а ему велено посольство править. Да и Тохта, поди, не допустит его к себе. И что Даниил пошлёт в Сарай, коли у Москвы в скотнице одни тараканы?
Ерёма соглашался, подхихикивал:
– А что, великий князь Андрей Александрович, нонешним летом мы без ордынцев обойдёмся?
– Поглядим, боярин, чего ещё братец Даниил вытворит…
В тот день князь Андрей поведал княгине Анастасии о том, о чём рассказал боярин Ерёма. Та обрадовалась: может, услышал Бог её молитву и не покинет Любомир город Владимир. А вслух великая княгиня поддержала:
– Молод Юрий, чтоб тебе, Андрей Александрович, в Орде противостоять. Ты, чай, у хана Тохты в чести.