Успеть до коллапса
Шрифт:
Географически Ровенер располагался на границе полярного круга и за куполами царила выжженная и совершенно мёртвая пустыня, где швартовались космические корабли. Далеко на юге, на границе вечных дня и ночи начинался огромный Мёртвый океан, покрытый ледяной шапкой на когда-то южном полюсе. Бывшее северное полушарие всегда смотрело на Араол, поэтому в городе царил вечный день.
“Яры-ярский, проклятый день”, — думал Лиам, направляясь в медпункт.
Башня Тэ-Гар напоминала длинный кристалл дымчатого кварца, возвышалась над остальными постройками и принадлежала Шиону, как и весь сектор Араол, а может и весь Роневер.
Наверху Шион устроил себе рабочий кабинет, доступ к которому,
Этаж аскордов находился сразу под пентхаусом господина. Шион почти никогда не отпускал своих рабов далеко. Лифт был в западной части, возле него располагалось рабочее место секретарши. В пентхаус вела только лестница.
Никто не мог прийти к хозяину Тэ-Гар, избежав встречи с его “цепными волками”, как он их иногда называл. По этой причине этаж Хэфо и Лиама куда больше напоминал наблюдательный пункт: на всех стенах была лента из смарт-стекла и при малейшей тревоге перед Хэфо и Лиамом возникал экран с потенциальным нарушителем.
Остальная часть этажа скрывалась от посторонних глаз зеркальной стеной, за которой располагались жилые комнаты, медпункт и всё необходимое для тренировок. Кухня находилась на нижних этажах, откуда подавали ему и Шиону, и аскордам.
Сопровождая Шиона, Хэфо и Лиам видели самые разные миры. Большая часть городов имела глубокие исторические корни. Лиам ощущал это всем собой и обожал знакомиться с неповторимой культурой каждой расы, каждого народа — всего, что оставило свой след в городе, на планете и во всей Веероме. Люди делали это не из жадности или корысти, не в поиске “личного интереса”, как часто говорил Шион. В культурном наследии нет места безликому бизнесу, потому что невозможно посчитать ту часть души, которую народ внёс в свою историю, создавая скульптуры, картины, музыку, танцы и уникальные технологии.
— Что?! Душа?! У тебя? — рассмеялся Шион, когда Лиам однажды поделился своими впечатлениями после трёх стопок тиенна. — Не смеши меня! У тебя и твоего братца отродясь её не было, потому что я вас создал. Вы — мои бездушные рабы и точка.
Шион сказал это просто и небрежно, как обычно отказывал просителям без каких-либо активов или покровителей, в которых был уверен.
Лиам промолчал, но не поверил этим словам. Да, он и Хэфо не родились на свет, как обычные люди, а были клонами врага своего господина, так он захотел. Хэфо внешне походил на их прототип как две капли воды: то же лицо, такие же черные волосы, и даже глаза бирюзовые. Если бы не уродливый шрам на пол-лица, которым господин в приступе ярости “наградил” Хэфо за такое идеальное сходство, то брат был бы полностью неотличим от прототипа. А вот Лиам “не удался”: он был альбиносом. Белые волосы, белая кожа и алые глаза доставляли ему много забот с маскировкой. Но разница в меланине и искусственное происхождение не мешало двум аскордам считать себя братьями. А значит… Значит, души у них тоже были.
Ведь что, как не душа, трепещет в груди при виде сложной архитектуры древних городов Мофотуслера и густых зелёных лесов Влураны? Что восторгается при виде шедевров джанийских шоколатье и уносит вдаль с песнями муррумийских дев? Что жгуче болит при виде ран брата?
“Громко думаешь”, — услышал он мысленное послание Хэфо. — “Если он узнает — будет ещё хуже”.
Лиам постарался заглушить мысли и, аккуратно ступая, прошёл в затемнённую комнату медотсека. Искусственный полумрак создавала тонировка на окнах, хотя ему не нужен был свет, чтобы увидеть брата. В медицинской секции слабо горели огоньки: три красных и четыре зелёных. Процесс лечения едва миновал середину.
Горечь внутри мешала
Лиаму думать рационально. Одно он знал наверняка: Хэфо пострадал из-за него. Ему следовало убедиться в том, что объект находится в лаборатории, но он этого не сделал.— Ты сегодня очень шумный, — пробурчал Хэфо. — Опять нарываешься?
Лиам остановился в трёх метрах от медицинской капсулы, не решаясь подойти ближе.
Хэфо лежал в автодоке и ждал, когда крохотные дроны долечат его спину. Свет в медотсеке он погасил, чтобы Лиам не мог видеть ни его лица, ни страшных ран вдоль хребта.
Но и без того Лиам знал, какую боль испытывает брат. Он ощутил каждый удар плети, когда Шион в приступе ярости хлестал Хэфо, рассекая кожу и мясо до костей. Никакого показательного суда за халатность с джанийским заданием: просто лютый гнев хозяина на негодного пса.
Не в силах терпеть мучений брата, Лиам подошёл к автодоку и сделал то, зачем пришёл: ввёл обезболивающее лекарство. Хэфо вздрогнул, ощутив прохладное онемение там, где только что полыхал пожар. Он вскинул голову, но Лиам мягко положил ладонь ему на плечо.
В ответ на встревоженный взгляд Хэфо, он слегка качнул головой, давая понять, что не нужно отговаривать. Он знал, что рискует, давая брату это лекарство, так же как рисковал, когда втайне от Шиона покупал шоколад для себя и Хэфо. Но он был готов на этот риск.
Хэфо только качнул головой, но позволил ему доделать начатое. Они могли легко общаться мысленно, но годы службы у господина-телепата научили их скрывать даже это. Братья-аскорды умели понимать друг друга без слов и даже без мысленных разговоров.
Хэфо понял, что Лиам купил лекарство на Джане, предполагая, что задание может пойти не по плану из-за прототипа, который прибыл на планету намного раньше их. Прототип Кайлас — умён и силён, и когда-то одолел их господина в честном бою. Шион жаждал взять реванш, а пока срывал свой неутолённый гнев на клонах самого сильного аскорда в Веероме, называя их слабаками и “жалкой подделкой”.
Иногда вспышки гнева были обоснованы, как сегодня, когда Шион узнал, что пирокинетик, которого они должны были уничтожить, оказался на борту “Хамелеона”. Но порой он истязал своих рабов-аскордов только из прихоти или чтобы дать волю гневу. Метод наказания от этого не менялся: Хэфо он избивал, а Лиама пытал с помощью маски аскорда.
Хэфо лежал, отвернув лицо к стене и всем видом давая понять, что не желает “говорить” на эту тему. Он не хотел вспоминать недавнее наказание.
Лиам же коснулся своей головы за правым ухом. Там, скрытая длинными белыми прядями, искусственная и мягкая на ощупь, “пиявка” намертво присосалась не к коже, а к самому мозгу. Её тонкие “щупальца” проникали под череп через три отверстия и разветвлялись внутри головы, оплетая мозг полностью. Управлять этой маской мог только Шион. И он мог в любой момент создать Лиаму невыносимую мигрень, как сделал это сегодня. Господин мастерски доводил аскорда до болевого порога и шёл дальше, открывая Лиаму новые виды боли. Это Шион умел и любил. Также маска позволяла отслеживать церебральную активность и пресекать телепатическое общение, или же влезть и подслушать их разговор.
У Хэфо тоже была маска, но Шион никогда не использовал её. Он знал, что братья ощущают боль друг друга, поэтому одного наказывал, пуская кровь и истязая тело внешне, а второго — пытая маской изнутри.
Лиам знал истинную причину таких срывов. Конечно, Шион срывался на них из-за Кайласа, который победил его и которому хозяин даровал свободу, но это была лишь верхушка айсберга. Используя маску, Шион мог легко убить своих рабов, так похожих на его врага, но это не дало бы ему нужного удовлетворения.