Успеть к полуночи

К тому моменту пузырек с таблетками уже снова находился в кармане его пиджака.

Харви улыбнулся.

– Чудесное промывание мозгов, профессор. Но знаете, что самое поганое? То, что перестаешь ощущать вкус спиртного. Вот и все. Просто не чувствуешь вкуса.
– Он снова отхлебнул виски, затем поднял стакан к свету и стал пристально его разглядывать.
– Помню, как-то раз отправился я в одно местечко в Париже, где умеют готовить настоящий мартини. Туда лучше закатиться где-нибудь около полудня, пока еще не нахлынут посетители, чтоб им хватило времени как следует его приготовить. Им .это по душе - приятно, когда приходит парень, знающий толк в напитках, вот они и стараются для него. Смешивают тщательно, неторопливо, а потом ты таким же манером его выпиваешь. И это им тоже нравится. Их даже не заботит, собираешься ли ты заказать еще один. Им просто приятно хотя бы иногда приветить клиента, который подрядит их на настоящую работу и потом оценит их труд по достоинству. До чего же грустные люди, эти бармены.

Харви залпом допил виски и вновь уставился в потолок. Говорил он медленно и тихо, да и обращался не ко мне и скорее всего не к самому себе, а к двери, которая захлопнулась перед .ним давным-давно.

– И коктейль должен быть достаточно холодным, чтобы бокал запотел, тихо продолжал он.
– Не ледяной, нет; чему угодно можно придать приятный вкус, если как следует заморозить. Вот вам секрет управления Америкой, если интересуетесь, Кейн. И никаких там дурацких маслин, никакого лука - просто легкий аромат лета.
– Он шевельнул головой на подушке.
– Тысячу лет не пил мартини. Просто не чувствуешь вкуса. Теперь... теперь единственное, о чем думаешь, - это о следующей порции. Черт, до чего же я устал.

Он протянул руку, чтобы поставить стакан на тумбочку возле кровати, но промахнулся, стакан глухо стукнулся о ковер, и из него брызнуло несколько капель.

Я поднялся. Харви лежал с закрытыми глазами. Поставив на тумбочку свой стакан и стараясь ступать как можно тише, я двинулся к двери и уже взялся за ручку, когда он сказал:

– Прошу прощения, Кеин. Я-то думал, что смогу продержаться.

– Вы и держались. Просто наша работа затянулась. Несколько мгновений спустя он отозвался:

– Может быть... и, может, если бы меня не ранили... Хотя, возможно, и нет.
– Тут он повернул голову и посмотрел на меня.
– Вы тут говорили, что я, по существу, не отличаюсь от других. Я убиваю людей, профессор.

– Вы могли бы завязать с этим. Он улыбнулся, вяло и утомленно.

– Но не раньше завтрашнего дня - ведь так? Немного погодя я вышел. Чувствовал я себя столь же благородным и полезным, как мутные капли пролитого виски .на ковре.

* * *

Маганхард и Жинетт стояли на верхней площадке лестницы с таким видом, будто усиленно пытались сказать друг другу что-нибудь любезное, но не находили слов. Едва я появился, как Маганхархд круто развернулся и напрочь забыл о вежливости.

– Вы не сказали мне, что мистер Ловелл - алкоголик.

– Я и сам узнал об этом уже после того, как мы выехали.
– Я прислонился к перилам и потянулся за сигаретой.

– В таком случае придется серьезно поговорить с Мерленом. Меня могли убить только потому, что...

– Да заткнитесь вы, Маганхард, - устало отозвался я.
– Мы пережили и вчерашний день, и сегодняшний, и если вы не считаете это достижением, значит, просто не поняли, что происходит. Ни с кем другим нам бы это не удалось. А теперь отправляйтесь спать.

– Я еще не поужинал, - надменно возразил он. Да, в нем определенно текла австрийская кровь.

– Морис очень скоро вас обслужит, герр Маганхард, - примирительно заметила Жинетт.
– А сейчас, если желаете, он принесет вам что-нибудь выпить. Маганхард одарил меня взглядом, который явно приберегал в глубине морозильной камеры, затем, гордо приосанившись, прошествовал вниз.

Я же остался стоять, прислонившись к перилам; отыскав спички, закурил.

– А я и забыл об ужине. Мне показалось, что сегодняшний день и так чересчур долго тянется.

– Таким манером агентство Кейна обычно обращается со своими клиентами?

– Частенько. Я же говорил тебе, что вовсе не обязан ях любить.

– Думаю, тебе лучше заняться работой здесь - и побыстрей.

Я посмотрел на нее, но она, не поднимая головы, оперлась на перила рядом со мной и только тут, казалось, заметила, что по-прежнему держит в руке "маузер". Она внимательно его оглядела.

– -Помнишь, Луи, что когда-то значили для нас эти вещи? Освобождение... свобода... и тому подобные слова?
– Помню.

– Возможно, с тех пор все изменилось.
– Она небрежно прицелилась вниз, машинально скользнув большим пальцем по предохранителю и переключателю с одиночного огня на автоматический. В "маузерах" она знала толк.

– Пистолеты не изменились.

– А ты считаешь, суть Сопротивления состояла лишь в пистолетах, а не в словах?

– Суть никогда не состоит только лишь в пистолетах; люди не гибнут по вине оружия как такового. За пушками всегда стоят слова, направляющие их, убеждающие в том, что их дело - правое.

Она метнула на меня быстрый взгляд. Может, слова мои прозвучали несколько кисло; может, я и впрямь слегка скис, размышляя о том, что в полночь предстоит гнать на север, а также о том, в каком состоянии к тому времени будет пребывать Харви. И, вполне возможно, сожалея, что все это ради того, чтобы спасти такого типа, как Маганхард, от смерти и помочь ему сэкономить на налогах.

А может, я просто почувствовал себя старым и усталым.

– Во время войны, - задумчиво произнесла Жинетт, - мы никогда не задавались вопросом, правы мы или нет. Ответ был слишком прост. Но... возможно, порой мы ошибались. Мы помогали людям вроде Маганхарда и Алена. Она опустила "маузер".
– Ты считаешь, что раз твой Маганхард прав, значит, прав и ты? Я осторожно заметил:

– Что-то в этом роде.

Она кивнула, погруженная в свои мысли, и немного погодя сказала:

– Но, может статься, твои следующий Маганхард окажется неправ - а ты уже не сможешь отойти в сторону.

Мысль была не нова - это тот самый давний и привычный призрак, обитающий в глубине моего подсознания, о котором я вспоминаю, лишь когда чувствую себя усталым и подавленным. В те ночи, когда вижу во сне лица знакомых людей, которые ныне мертвы.

Насчет Маганхарда я был прав. Я доверял Мерлену, самому Маганхарду, да и своему собственному умению разбираться в людях - и не ошибся. Но однажды я могу ошибиться. В один прекрасный день мне может достаться клиент с душой, кривой, как горная дорога, а люди, выпрыгнувшие из засады, окажутся переодетыми в штатское полицейскими...

Любой адвокат может заявить, что клиент обманул его. Но я-то буду стоять там с дымящимся "маузером" в руке.

Я устало покачал головой.

– Может, и так, Жинетт. Но только не в этот раз. А следующий раз - это уже следующий раз.

– Значит, следующий раз все-таки будет?
– Она в упор смотрела на меня печальными глазами, а ее каштановые волосы переливались в свете лампы, словно старое отполированное дерево.

– Жинетт... прошло пятнадцать лет. Ты ведь уже не любишь меня.