Уст твоих бурный ветер

– Зачем ты меня позоришь перед моими людьми, э!
– огорчился Тасай.
– Чтобы я что-то продавал? Я не из тех жирных торговцев, что возят свои товары, нанимая для охраны других.

– А рабы?
– усмешка внезапно ушла из голоса Тилоса. Теперь в нем звучали нехорошие нотки. Ахмуз невольно осадил коня.
– Я предупреждал тебя: грабь сколько хочешь, это не мое дело, но если продашь еще хоть одного человека - пеняй на себя. Забыл? А ну стой на месте и отвечай! Ты знаешь, что не сбежишь!

– Я не продал ни одного человека, клянусь гневом Тинурила!
– быстро проговорил ахмуз.
– Я всегда помню твои слова! Честно…

– Ладно, - Тилос как-то обмяк.

– Верю. Но нас ты хотел захватить в рабство.

– Нет, ох, нет!
– замахал руками разбойник.
– Я только проверил бы ваши переметные сумы. Лишний груз мешает думать о жизни, а потому я бы забрал его, но не весь. Я даже оставил бы вам достаточно денег, чтобы покупать корм коням и воду! Клянусь тебе, Пасах…

– Исчезни с глаз моих!
– приказал Тилос.
– У меня нет на тебя времени. И еще раз говорю: сегодня я не в настроении убивать. Но в другой день - берегись!

– Да, Пасах!
– поспешно закивал ахмуз.
– Я всегда помню твои слова!

Он развернул коня, и разбойники исчезли так же внезапно, как и появились.

– Пасах?
– Элиза с удивлением посмотрела на Тилоса.
– Почему он называет тебя Пасахом? И почему он так испугался? Вы знакомы?

– Как только меня ни называют и с кем только я ни знаком… - пробурчал Тилос, трогаясь с места.
– Однажды он наскочил на караван примерно с тридцатью своими людьми. К его несчастью, там оказался я. Пришлось уложить половину, прежде чем он начал меня уважать и решил, что пора поискать счастья в другом месте. Потом он еще пару раз натыкался на меня. Однако плохо идут дела у парня…

Элиза тихонько хихикнула.

– И хорошо!
– убежденно заявила она.
– Всех ахмузов надо на кол пересажать!

– Надо-то надо, да вот только мало их стало. Значит, поживиться нечем. Плохой признак.

Тилос опять замолчал, и до вечера больше не откликался.

До границ Тапара они добрались через два дня после пожара в столице. По мере приближения к родным местам сердце девушки екало все чаще. Через три недели пути дубы и осины совсем вытеснили пальмы, стали попадаться вязы и даже кое-где березы. Деревья все еще росли небольшими группами среди пестрого разнотравья, цветущему по весеннему времени, но рощицы увеличивались в размерах, грозя со временем слиться в один сплошной лес. Вскоре путешественники наткнулись на первую землепашскую деревушку, скрывающуюся в укромной ложбине, заслоненной от дороги густым колючим кустарником. Элиза не заметила бы ее, если бы не Тилос.

Ближе к вечеру остановились на захиревшем постоялом дворе на окраине небольшого, огородов на двадцать, села. Хмурый хозяин после долгой возни на кухне сам вынес какую-то неопределенного цвета похлебку и несколько лепешек. В ответ на недоуменный взгляд Тилоса он только развел руками.

– Нет больше, - хрипло сказал он, почесываясь.
– Сами пояса подтягиваем. Неурожай, будь он неладен. Дичь вот поблизости всю выбили, частью распугали. Караванов, опять же, с зимы почти нет - разбойнички пошаливают, и свои, и чужие. Вишь, работники все разбежались, хоть закрывайся. Сами-то откуль едете? Вроде на лицо наши, а одеты по-южному…

– С юга мы, папаша, - Тилос пододвинул Элизе миску с похлебкой.
– Кушай, доча. Купец я, да только прогорел. Частью злые люди пограбили, частью проторговался, частью стража в Граше раздела. Не чаял уж с дочуркой до дома добраться, да Пророк миловал. Слава Солнышку, отцу родному, теперь, почитай, уже дома…

– А хорошие коняки-то, тарсачьи, - поскреб в затылке хозяин.

– Таких золотых за три каждого продать можно. Ну ладно, комнаты ваши наверху, любую выбирайте. Спускайтесь тут к вечеру в залу-то, народ подтянется, поболтаете. Новостей нынче не так много, да и те одна другой хуже. Вот за пиво не обессудьте, пиво из всякой гадости варим, зерна лишнего давно уж нет.

– Спасибо, добрый человек, - отказался Тилос.
– Думаю, спать мы сейчас завалимся. Завтра чуть свет дальше двинемся, жена, небось, заждалась уже. Да, и ты уж поставь кого за животиной-то приглядеть, не то сведут. А я не обижу.

– Поставить… - пожевал губами хозяин.
– Ладно, сделаем. Есть у меня постреленок на примете. Только давай-ка тогда сразу расплатимся, чтобы с утра в потемках не шариться. Думаю, серебряная куна - в самый раз.

На лице Тилоса отобразилось изумление.

– Да ты с печи упал, любезный!
– холодно сказал он.
– Всемеро против обычного дерешь.

– Так времена такие!
– развел руками хозяин.
– Мой двор, почитай, единственный в округе, остальные позакрывались уже. И я закроюсь, если хоть что-то не заработаю. В сытый год за постой красная цена в медяк-полтора, а нынче совсем другая песня. Не обессудь, купец, да только меньше никак нельзя.

Несколько секунд Тилос молча смотрел на него, потом махнул рукой.

– Пророк тебе судья!
– зло сказал он.
– Был бы я один - плюнул бы да ушел, хоть в лесу заночевал бы. Твое счастье, что дочка со мной. Держи!

Он неторопливо отсчитал куну медными грошами, поглаживая каждый пальцами, словно не торопясь выпускать их рук. Хозяин сгреб мелочь в горсть и отошел.

– И про коней не забудь!
– вдогонку напомнил ему Тилос.
– А ты чего не ешь?

Элиза вздрогнула и посмотрела на него.

– Так ведь… тебе, - пояснила она недоуменно.
– Я свою долю съела.

Похлебка на вкус оказалась весьма мерзкой, но на улицах Граша ей приходилось есть и не такое. Главное - жидкость оказалась горячей, и желудок блаженствовал, согреваясь уже забытым теплом.

– Да ладно тебе!
– улыбнулся Тилос.
– Мне-то по большому счету все равно, у меня брюхо хоть молотую древесину переварит. Доедай давай. Вот жук хозяин, а! Времена, значит, такие! Такому хоть какое время, а не заработает лишний грош - удавится от расстройства.

В следующие дни Тилос вдруг стал угрюмым и неразговорчивым. Во время езды его лицо дергалось, как у помешанного. Элиза напоминала себе, что таким образом он разговаривает на расстоянии, но ей все равно становилось не по себе. В такие моменты она старалась придерживать лошадь и держаться чуть поодаль. Впрочем, иногда ее наставник спохватывался и начинал рассказывать что-нибудь интересное. Элиза жадно вслушивалась в приключения Отряда, победившего самого колдуна Майно. Особенно она заинтересовалась говорящим летуном по имени Злобный Ых.

– И где он сейчас?
– Ей страшно захотелось хотя бы посмотреть на диковинку. А вдруг они подружатся?

– Умер, - поджал губы Тилос.
– После Пробуждения Звезд он прожил еще три года, и однажды утром не проснулся. То ли его вид не слишком долго живет, то ли он не перенес ослабевания эфирного поля. Он ведь был чисто волшебным созданием в прямом смысле слова.

– Но, может, есть еще и другие?
– Элиза почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
– Не может же он быть один такой в мире?