Утонувший в кладезе
Шрифт:
— Откройте, чародей! — снова взмолилась она. — Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.
Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.
К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой — отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.
Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..
Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.
Княжна Снежана
— Это я, чародей — сказала она и переступила босыми ногами.
— Да, я заметил, — сказал Свет.
Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.
— А больше вы ничего не заметили? — спросила она.
— Заметил, — сказал Свет. — Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…
— Я вам не забава! — Княжна сверкнула очами. — Я девица серьезная!
— Это я тоже заметил, — сказал Свет. — И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.
Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…
И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…
— Да какая там ненависть! — сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. — Я же вас люблю, чародей! Без вас — хоть в петлю…
И тут в дверь снова постучали — осторожно, несмело, тайно.
Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.
С прошлого лета это сугубо женское движение стало Свету хорошо знакомым. И чтобы воспрепятствовать оному движению, Свет схватил ее за талию.
С таким же успехом он мог попытаться остановить смерч. Рубашки на талии уже и в помине не было, пальцы коснулись обжигающе-холодной упругой плоти. А коричневые пуговки на персях уже нацелились в него пистолетными дулами. Вот-вот раздадутся выстрелы из обоих стволов…
В дверь опять постучали, уже громче, уверенней и настойчивей. По-хозяйски постучали, прекрасно зная, что именно ждет их в защищенной отвращающим заклятьем гостевой.
— О боги, — сказал Свет шепотом.
И проснулся.
Поднял голову от подушки. Конечно же, никаких пистолетных стволов рядом с ним и в помине не было. Как духу не было и предстоящего опосля таких дел скандала.
— О боги! — повторил он облегченно. Уже в голос.
Однако стук вместе со сном не исчез, он жил в реальности. Как жесткая постель под боком. Или привычное охранное заклятье на двери. Впрочем, стучали, оказывается, вовсе не в заклятую дверь, стучали в окно.
Угрозы не ощущалось.
— Велес вас подери! — сказал Свет. Встал, достал из шкафа свечу, зажег ее от ночника.
Стук повторился.
Свет подошел к окну, отдернул тяжеленную штору.
Из-за стекла на него смотрела жуткая образина. Мертвое черное, как
у африканца, лицо, безо рта и носа, обрамленное пшеничными волосами. Из двух глубоких ям светят блестящие глаза, живые, человеческие. Карие… Больше ничего не видно, потому что луна уже убралась за угол дома.И только тут Свет осознал, что окно находится на втором этаже, в семи аршинах от земли.
Видимо, напуганное его осознанием лицо исчезло.
Свет тут же бросился открывать створку. К счастью, задвижка оказалась справно смазанной. Поэтому он успел заметить, как оседлавшая помело, наряженная в черный балахон светловолосая фигура растворяется в лунном сиянии, бьющем из-за угла башенки.
В воздухе прозвенел тонкий смех.
Увы, в гостевой было только одно окно. Поэтому Свет не смог проследить, куда исчез таинственный ночной гость. Дом, во всяком случае, по-прежнему пребывал в тишине. Нигде не скрипнула дверь, никто не прокрался на цыпочках по пустым коридорам, ни залаяла во дворе ни одна собака.
Окно в комнате было единственным. Но и сквозь него в окружающей ментальной атмосфере явственно ощущалось присутствие заклятья на левитацию.
Свет разочарованно вздохнул: постановка такого заклятья потребовала бы от него не менее четырех минут напряженной работы. А след таинственного гостя простыл бы и за две. Бегать же в ночи по чужому дому стало бы занятием и вовсе глупым.
Угрозы по-прежнему не ощущалось. Поэтому Свет вздохнул, закрыл окно, погасил свечу и снова лег в постель.
Однако заснуть ему удалось нескоро.
14. Взгляд в былое. Порей Ерга
Когда подошло должное время, мама начала привлекать сына к семейному делу. То есть к семейному — буде брать в расчет занятия деда Недели и его дочери. Однако торговля не вызвала у Порея ни малейшего интереса. В душе его — как-то незаметно для матери — в семейное дело превратилась профессия отца.
Злата немного посопротивлялась, но очень скоро убедилась, что сын ее, оказывается, достаточно упрям, чтобы настоять на своем.
— Весь в папочку! — сокрушенно сказала она деду Неделе и отступилась от Порея.
А потом выяснилось кое-что поважнее. Оказывается, Любим занимался с сыном не токмо рыбной ловлей да сбором черноголовиков. Злата с удивлением узнала, что сын ее владеет кое-какими ратными науками. А когда Порей в одном из крупных разговоров (раздраженная мать уже начала метать в сына молнии) заявил, что защищать Родину — не самое последнее занятие в подлунной, Злата вынуждена была сдаться.
Вскоре подошло еще одно должное время, и Порей убедился, что сын за отца не в ответе! Во всяком случае, на нем прошлые «подвиги» Любима не сказались, и, пройдя соответствующую подготовку в одной из учебных дружин министерства безопасности, Ерга-младший был направлен в Ключград.
Молодой рубежник оказался очень сметливым и внимательным работником, быстро проявил себя в службе, и вскоре никто уже не удивлялся, что карьера недавнего новичка так быстро пошла в гору. Не минуло и года, а он, быстро проскочив пару и секрет, уже командовал двадцаткой рубежников.
Непосредственное начальство всячески отмечало молодого человека, и вскоре Порея вызвал к себе командир линейного отряда. Напоил свежезаваренным чаем и поинтересовался, не желает ли устьюжанин связать с охраной рубежей свою дальнейшую судьбу.