Утра Авроры
Шрифт:
Но теперь его, как ему казалось, вполне укрепившиеся принципы, стали пошатываться на своём непрочном фундаменте. Женщина, сидевшая перед ним, была не просто красива. Она была настоящей и искренней. Пусть она сказала, что только ему открыла свои мысли, так что же? Ему определённо нравилось, какой она была с ним.
Орландо снова поднял взгляд на Марию. Она улыбнулась ему, не отрываясь от завтрака. Пожалуй, она выглядела даже несколько младше своих лет, и всё же в ней чувствовалась женщина, знающая, чего она хочет.
Тёмная прядь выбилась из её причёски и замерла,
Она заметила сама. Отложив вилку, Мария потянулась, чтобы поправить волосы, и ворот её блузки слегка разошёлся, сполна воздав Орландо за его невольные мысли. Он не увидел ничего, чего не должен был увидеть, но полоски незагоревшей кожи между маленькими грудями оказалось достаточно, чтобы распалить его годами дремавшее воображение. Кусок кекса застрял в горле, и Орландо пришлось поспешно хлебнуть кофе, чтобы его проглотить.
– Всё в порядке? - Мария опустила руку, что вернуло её одежде первоначальный вид, и посмотрела на Орландо. - Вам душно?
– Нет… Немного, - поправился он, переводя дыхание и мысленно ругая себя за потерю контроля.
– Может, нам выйти на воздух?
– Нет, не нужно, всё хорошо. Мы ведь ещё не закончили с завтраком.
– Вам нравится?
– Очень.
Мгновенно расслабившись, Мария снова откинулась на спинку стула, глядя в окно. Орландо почему-то пришло в голову, что выражение её лица подвижно, как у ребёнка. Женственность и детскость так причудливо сочетались в ней, что он сам не понимал, что чувствует к Марии. Ещё минуту назад всё в нём вспыхнуло желанием; сейчас же Мария казалась ему маленькой девочкой, с непосредственной искренностью разглядывающей большой и удивительный мир.
– Вы любите осень, Орландо?
Он помолчал, глядя на переплетение солнечных лучей в голубом утреннем воздухе.
– И да, и нет. Осенью хочется улететь. Птицы знают мир лучше людей - они улетают. А ты остаёшься. И так год за годом.
– Можно ведь тоже улететь. Вслед за птицами.
– Можно. Но у людей крылья слабее.
Он снова замолчал, не желая развивать тему. Потом посмотрел на неё.
– А вы?
– Что я?
– Любите осень?
Мария задумчиво провела пальцем по оконному стеклу.
– Люблю. Осень даёт нам право быть собой. Она ничего не требует, не ждёт от тебя подвигов и мгновенных решений. Осенью живёшь одним днём. Это чудесно.
Орландо пропускал её слова сквозь себя, словно пробуя на ощупь. Каждое казалось ему прекрасным, будто сжатая до нескольких звуков поэма.
– Вы всегда так красиво говорите.
Она вздохнула - тихо, так можно вздохнуть во сне.
– Многое из того, что я вам говорю, я собирала в слова много лет. И копила, чтобы сказать сегодня.
– Разве вам совсем не с кем поделиться? У вас есть семья?
– Родители и сестра. Мы очень близки, но есть вещи, которые говорят только одному человеку.
– Да… Очевидно, что так. А чем вы занимаетесь? Я имею в виду, вообще.
– Изучаю в колледже
литературу и живопись. Вернее, изучала. Этим летом я получила диплом.– И… что дальше?
– Дальше? Полагаю, дальше я собираюсь жить. Вы считаете, это глупо?
– Я считаю, это лучшее, что стоит делать.
Глаза Марии весело блеснули.
– Значит, вы всё-таки считаете, что жить стоит?
Неожиданно для себя Орландо рассмеялся.
– Ведь жизнь - это акт любви.
Она довольно кивнула.
– Рада, что вы это сказали.
***
Солнце припекало совсем по-летнему. Ощущая на лице его тёплые поцелуи, Орландо с трудом верил, что ещё несколько часов назад мечтал больше никогда не существовать.
– Мне пора, - Мария протянула ему руку. - Спасибо за чудесное утро.
– Спасибо вам, - Орландо обеими руками сжал её ладонь.
– Тебе, - поправила она. - Если ты не против.
– Не против. Мы ещё увидимся, Мария?
– Ты же знаешь, что да.
– Знаю… И всё же хочу оставить залог.
Орландо снял с мизинца кольцо и осторожно надел на её палец.
– Я не думала, что мужчины любят украшения.
– Это не украшение. Оно осталось мне от родителей. Я их почти не помню, только вот, кольцо… Но теперь оно твоё. Считай это подарком имениннице.
– Не нужно, Орландо. Не шути с такими вещами.
– Я не шучу. А если захочу его вернуть, я верну, так и знай. Но теперь уже вместе с хозяйкой.
Мария зарделась, но глаза её засияли.
– Не зарекайся, Орландо. Я ждала этого слишком долго, чтобы перенести разочарование.
Он серьёзно кивнул.
– Я знаю.
III
– Феррера, ты дома? Открой! Феррера, ты слышишь?
Орландо перекатился на кровати, сразу вставая на ноги. Кто ещё, как не толстяк Джон, мог заявиться ни свет ни заря? Подумав, что следует по привычке чертыхнуться, Орландо с удивлением понял, что не злится на Джона.
Распахнув дверь, он действительно увидел перед собой побледневшего трактирщика.
– Там мой сын, Орландо! - не дав ему сказать и слова, выпалил Джон. - Они повалили его на землю и избивали, пока он не потерял сознание! У Андреа даже не было оружия! Орландо…
Губы трактирщика скривились и задрожали, и Орландо почувствовал укол совести. Он ненавидел эти забастовки и следующие за ними беспорядки всей душой, поэтому никогда не принимал в них участия. Но эти юнцы - сколько сыну Джона, семнадцать, восемнадцать? - верили, что чего-то добьются… Вот и добивались проблем на свои и родительские головы.
– Тихо! - прикрикнул он, боясь, что трактирщик действительно ударится в слёзы. - Я иду. Буду у вас через десять минут.
***
Жизни Андреа ничего не угрожало, но перелом руки и многочисленные синяки явно причиняли ему боль. Осмотрев юного бунтовщика, Орландо попросил принести всё необходимое и занялся сломанной рукой.
– Мог ты хотя бы не лезть на рожон? Я думал, твой отец передо мной в обморок свалится.
– Я не хотел, чтобы так вышло, - почти шёпотом ответил юноша.