Утраченные главы

– Саммерс!
– сидящий рядом со мной пухлый молодой человек отложил ножик и протянул руку. Это было немного странно таким образом здороваться с великовозраст­ным волшебником, но что поделать -- пришлось пожать ему руку.

– Ротгерс, - негромко произнес второй из братьев, размещавшийся напротив меня, под боком у хозяина, и положил рядом с моей чашкой еще нетронутого чая намазанный ломтик.

– Благодарю... Приятно... Очень, - немного раздосадовано ответил на все это действо я.
– Страдамус, Магнезинн. Действительно волшебник.

– Скажите, - я попытался взять инициативу в свои руки, поскольку в противном случае я мог бы забыть то, о чем хотел спросить, - что это за страшные звуки на улице, их и здесь слышно. Ужели у вас принят такой необычный способ пробуждения и встречи нового дня?

– Если бы...
– буркнул Ротгерс. Его неприятие такого "метода" было очевидным.

– Да... Если бы это было всего лишь доброй традицией...
– тяжело вздохнув, произнес Оскар. - Это неугомонный нано-Борей проснулся, а вместе с ним приходится просыпаться и всем нам. Он даже абсолютно глухих будит.

– Я немного не понимаю, - отпивая глоток чая (между прочим, весьма интересного вкуса), я с глубоким любопытством пытался уловить смысл слов хозяина.
– Кто этот нано-Борей? Какой-то отчаянный хулиган, которого не могут приструнить местные власти?

– Этот дерзкий разбойник, - к беседе подключился Саммерс, успевший умять уже два бутерброда.
– Это ветер. Легкий утренний ветерок.

– Вы, наверное, шутите! Даже если это и ветер, то он никак не может быть легким. По этим чудовищным звукам с улицы я могу заключить, что это самый настоящий ураган! Нет, скажите, правда, что это? За окном я не видел никакого буйства стихии.

– Да, потому - это легкий ветерок, - совершенно спокойно прибавил Оскар, нарезая колбаску кружочками (кот, благополучно расправившийся с сосиской, в это время дежурил под столом рядом с моей правой туфлею).

– Что же тогда у вас не легкий ветерок?
– столь странные вещи и определения весьма и весьма заинтересовали меня, так что я даже задумался, а не задержаться ли мне в этом месте подольше?

– Вы, вроде как, собирались погостить в нашем городе денек, - припомнил ночной разговор Оскар.
– Так что сегодня вы вполне можете узнать, что такое сильный ветер и ураган по местным меркам. А пока можете прогуляться по городу, осмотреть то, что еще можно осматривать.

– Это само собой, я как раз хотел осмотреться, правда, я собирался не в столь ранний час.

– В другое время на улицу выходить страшно, - как-то не ободряюще прибавил Ротгерс.

– Да, сейчас самое лучшее время, - подытожил хозяин.
– Давайте рассчитаемся, и кто-нибудь из этих двоих вам покажет местные красоты, - он махом опустошил свою чашку чая.
– Так на сколько Вы планируете задержаться?

"Да, это действительно очень интересно, я еще не знаю почему, но в этом явно что-то есть", - подумал я.

– На три дня.

– Что ж...
– Оскар что-то прикинул в уме, - десять серебряных, пожалуйте.

Не сильно размышляя о том, какими магическими вычислениями при умножении чего-то на три было получено десять, я запустил руку в карман, однако нащупал там только пять монет, причем медяков.

– А Вы Философским камнем возьмете?
– спросил я.
– Образец, конечно, опытный, но грамм тридцать чего-угодно превратит в золото однозначно.

Оскар долго морщился, что-то прикидывая, высчитывая и перегоняя мысль из левого полушария в правое, так что если б у него были усы, то они бы пританцовывали, но согласился.

– А давайте!..

IV

Через десять минут, когда чай был выпит, а волшебный бурый камешек опытного образца перекочевал в карман Оскара (где, между прочим, обратил в золото четыре за­бытых пуговицы и три оттопыренных нитки, а сам растворился), я был готов приступить к осмотру местных достопримечательностей. Моим проводником любезно согласился стать Ротгерс (после того как Саммерс привел два весомых аргумента (правый и левый) того, что это именно его долг).

Подойдя к двери, он остановился, взял со стоящего у порога низкого столика пару восковых ушных затычек и протянул мне.

– Зачем это?
– удивился я.
– Вы же, наверное, расскажете о местных красотах, а как я вас буду слушать?

– Я ничего не буду рассказывать, - совершенно спокойно парировал Ротгерс.
– Вы ничего не расслышите, даже если захотите, а так хоть не оглохните.

Он затолкал затычки в уши. Прислушавшись к жутким звукам, доносившимся с улицы, я все-таки решил последовать его примеру, и не зря. Как только он раскрыл дверь и мы вышли из таверны, я сразу прочувствовал весь масштаб проблемы. Все загудело, за­свистело, забарабанило у меня в ушах, конечно, не громко, но и не тихо, думаю, если бы не было у меня затычек, то после этой прогулки, я мог бы без опаски стоять у самой сце­ны даже на самом шумном концерте, какой когда-либо видел Фенрот.

Ветер действительно был, да не сильный, как справедливо было замечено, легкий, но такой дикий шум! Я долго не мог поверить, что такие звуки может производить совершенно обыкновенное явление природы. Но факт -- капризная вещь, с которой приходиться мириться.

Ротгерс махнул рукой, приглашая следовать за ним, и мы двинулись вдоль пустой улочки. Нас провожали невысокие тесно прижимающиеся друг к другу домики. В одиноких окошках очень редко можно было увидеть горящий свет, несмотря на еще не развеявшийся утренний сумрак. Казалось, что город брошен, и лишь ветер хозяйствует тут. Мы вышли на небольшую круглую площадь, тут я увидел разломанные и разбросанные по всюду остатки торговых рядов, телег, некогда груженых товарами из самый удаленных уголков Фенрота, лишь голые погнутые пруты, поломанные балки, на которых когда-то крепились расписные навесы, и больше ничего... Мы прошли мимо опустевшего торгового павильона, мимо брошенной лавки ростовщика, заваленной камнями и палками лавки сапожника... "Что же произошло тут?" - спросил я, но Ротгерс не ответил, он не слышал, да и я сам почти не слышал себя. Проклятый ветер гудел, завывал, как тысячи волков. Мы подошли к большой красной, с облупившейся краской, двери низенького покосившегося дома. Ротгерс с силой постучал (я не услышал). Через минуту дверь распахнулась, и с порога на нас уставилась чья-то потревоженная красная морда. Мой спутник выудил из-за пазухи какой-то коробочек. Хозяин дома недоверчиво посмотрел на него, однако запустил потную красную руку в засаленный карман и выудил золотую монетку. Произошел бесхитростный обмен, и дверь с беззвучным хлопком закрылась. Дальше наш путь пролегал еще через две или три узенькие улочки такого же разоренного вида. Из жителей нам встретилось не более десяти человек, да и они либо не обращали на нас внимания, куда-то непременно спеша, либо, исходя из здравого смысла и трезвых рассуждений о том, что у нас, как и у них, уши заткнуты и словесный контакт не дал бы никакого толка, бросали недоверчивые взгляды и быстро проходили мимо.

Через минут десять или пятнадцать мы вышли на большущую площадь. Она, как и ожидалось, также была пуста. Здесь, правда, не ощущалась такая повальная заброшенность, но все-таки было не уютно. В самом центре возвышался исполинских размеров дуб. Не знаю, может быть, он был целую милю в обхвате, а может, и две. В тени его оголенных, ободранных бесчинствующими ветрами ветвей покоился старый фамильный замок семьи правителей этого злополучного городка. Его миниатюрные, в сравнении с этим гигантом, башенки лежали, оторванные стихией, на брусчатке, перегораживая площадь.

Я долго рассматривал это когда-то величественное сооружение, сейчас разрушенное какой-то нелепой напастью, я даже хотел забраться внутрь замка, однако Ротгерс схватил меня за рукав и, показав часы, на которых уже было начало первого часа дня, потащил меня назад. За полчаса в спешке мы добрались до гостиницы. Зашли внутрь, освободили, наконец, уши от восковых затычек и уселись за уже накрытым столом... А через семь минут завывание затихло, но что-то с треском ударило по стенам...

<