Утреннее шоссе

С многочисленных блеклых фотографий на Клямина смотрели давно умершие близкие люди. Он листал страницы медленно, отдаваясь воспоминаниям… Кое-кого он хорошо помнил. Но были и такие, о ком забыл. Деда вот помнил хорошо. И бабку помнил. Только никак не мог сообразить, с чьей они стороны – с отцовской или с материнской. «Чушь какая-то, – сердился на себя Клямин. – Нельзя же так… Болван ты эдакий…»

Были в альбоме фото других стариков. Чужие люди, они таращили со снимков глаза и молчали, терзая Клямина загадкой… Расстроившись, Клямин принялся быстрее переворачивать страницы альбома. Вот сестра Катерина. Она умерла четыре года назад от какой-то женской болезни. Рядом мать. Здесь ей лет пятьдесят. Мать работала вагоновожатой. Общесемейных фотографий не было… Отдельно отец, отдельно мать. Почему нет всех вместе? А когда, собственно, они могли быть вместе? Сколько раз в детстве он видел отца? Если бы не два-три снимка, Клямин вообще начисто забыл бы его облик. Мать он помнил гораздо лучше, хоть и видел ее в последний раз после увольнения из армии, когда заезжал в Харьков месяца на полтора.

Еще раз ему довелось повидать мать только на ее похоронах. Он даже в больницу не удосужился вырваться, хотя мать и пролежала там три месяца. Она часто писала ему. Отвечал ли он? Деньги, правда, посылал. Не регулярно, а так – когда вспоминал. Но если посылал, то не скупился…

Тоска охватила Клямина. Ничего уже не вернуть – никаким блатом, никакими связями, никакими деньгами. В черную бездну уплыли навечно близкие ему люди. Они его любили так, как никто никогда не любил. А он? А сестра Катерина? Она одна и была предана матери до конца. Ничем не упрекнула она Антона на похоронах. Только вот глаза у нее были недоступные и печальные. А между тем он, Клямин, в тот зимний день привез на похороны венок из ста живых роз…

Клямин рыдал на кладбище искренне, покаянно. Казнил себя. А вернулся в Южноморск – и снова закрутился в своих делах. И месяца не прошло, как все настолько расписалось по своим местам, что однажды – грех вспомнить – вдруг возникла идея послать матери денег. Но в следующее мгновение резанула мысль: умерла ведь она – некому посылать. В тот день Клямин глухо напился. Пожалуй, он и не помнил, когда еще так напивался. Дома, один, выгнав какую-то бабу, что ввалилась к нему со скуки. А когда пришел в себя, поехал на телеграф и послал сестре все свои наличные деньги. Сколько там было? Тысяча тридцать шесть рублей. Он хотел и с какой-нибудь из сберкнижек снять. Только были уже закрыты все сберкассы. Назавтра Клямин малость поостыл. Но о посланных сестре деньгах не жалел…

Сквозь толстый ковер на полу продолжали пробиваться торопливые звуки скрипки. Додик играл что-то нудное. Заканчивал, начинал снова. Словно старался внушить Клямину нечто важное. А Клямин изворачивался, сопротивлялся. «Вышибет, подлец, слезу, доиграется», – думалось Клямину. Он перелистал почти весь альбом. С каждой новой страницей движения его становились медленнее, возбуждение возрастало. Выходит, он торопился домой не из-за телефонного звонка Серафима. Точнее, не только ради этого звонка…

Или ему показалось, что должна существовать нужная ему теперь фотография? Прошло столько лет. В конце концов, она могла выпасть, затеряться… Нет, фотография нашлась. Она лежала под желтой газетной вырезкой. Блеклая, в каких-то мелких пятнышках, будто прозрачная. Клямин взял ее в руки. Удивительное сходство. Только у той, исчезнувшей в толпе вокзала, более тонкая шея и выше лоб. А в целом сходство было поразительным. И волосы, и губы. Да и всем своим обликом Наталья походила на мать Клямина в молодости. Это сходство бросилось ему в глаза при первом же появлении Натальи там, на перроне…

Раздался телефонный звонок.

Клямин знал, что это звонит Серафим.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Миксер работал отвратительно – то развивал сумасшедшие обороты, то еле вращал рамку смесителя. Иногда он и вовсе останавливался. Это Леру раздражало. Хорошо еще, что неполадки возникли днем, когда посетителей мало, весь зал на виду. А вечером завсегдатаи загораживали стойку плотной стеной. И Лере надо было работать энергичнее… Она подала администратору заявку с требованием вызвать механика из треста. Но механик не являлся. Пришлось нанимать мастера со стороны.

До недавних пор подобные неурядицы улаживал Яков Николаевич Сперанский. Но в последнее время Яков вроде не замечал Леру, приучая ее к мысли, что придется уйти, освободить место. И все, от администратора до судомойки, это почувствовали и легли на соответствующий курс. Частенько Лере приходилось самой выходить в зал, собирать посуду. Вот и сейчас. Уборщица ушла в производственный отдел и пропала. Посуда скапливалась на столах. Если появится директор, неприятностей не оберешься. Только их Лере и не хватало…

– Надо втулку менять, хозяйка. – Наладчик снял руки с корпуса миксера. – Износилась прокладка. Пробивает.

Лера пересчитывала бутылки с коньяком. Вчера она передала сменщице сто шесть штук азербайджанского, юбилейного. Оставалось всего сорок две. Лера записала на листочек количество бутылок, положила его на видное место.

– Вас позвали привести миксер в порядок.

– Я и думаю. – Наладчик принялся рыться в своем чемоданчике. – Я и думаю. Миксер должен работать. Остальное – пустяки.

– Остальное – пустяки. – Лера взяла поднос и вышла в зал. Поднятые жалюзи пропускали сильный дневной свет в просторное помещение с квадратами пустых столов. Лишь в углу виднелся чей-то одинокий силуэт…

Лера принялась убирать со столов грязные чашки, тарелки, апельсиновую кожуру. Она протирала столы тряпкой, поправляла салфетки, передвигала стулья…

Столик, размещавшийся в углу зала, был покрыт каким-то особым лаком. Если протереть его насухо, можно добиться зеркального отражения. Лера подошла к этому столику, заканчивая уборку. За ним сидела какая-то девушка. Лера сразу обратила на нее внимание… Этот профиль… Эта крупная волна волос… Девушка взяла только чашку кофе. Перед ней лежал развернутый пакет, из которого выглядывали колбаса, масло и половина булки.

При виде Леры посетительница попыталась прикрыть салфеткой купленную в магазине еду. Лера предложила девушке чистую тарелку, нож, вилку. На улыбку девушка ответила мягкой и милой улыбкой. «Да она просто красавица», – подумала Лера.

– Вы приезжая?

– Да, – с готовностью ответила девушка.

– Поздновато. Сезон уже закончился. Скоро пойдут дожди. Знаете, у нас бывают очень затяжные дожди. Особенно в октябре.

– Ну, до этого времени я, вероятно, уеду.

Лера присела к столику.

– Сейчас в баре пусто, – проговорила она. – А вечером не протолкнешься.

– Да, – согласилась девушка.

– Правда, с едой тут не очень. Бар, сами понимаете: напитки, легкая закуска. В соседнем зале имеется фирменное блюдо – бифштекс «Курортный»… Вы остановились на квартире?

– Да. У хозяйки.

Чей-то голос громко оповестил Леру о том, что ее вызывает к себе директор. Лера швырнула тряпку на поднос, сняла и положила на табурет передник. Ее глаза стали злыми. Она что-то произнесла сквозь зубы и, не взглянув на девушку, пошла прочь.